Полковник Крокодил
Шрифт:
Вечером поздно сидим в КИДе, готовимся. Учебниками обложились, сидим, зубрим. Слышу, дверь открывается, оборачиваюсь — ба! Знакомые все лица! Тот курсант, которого я табуреткой отоварил, с забинтованной башкой, а с ним еще трое, здоровенные, со штык-ножами, наряд, стало быть, во главе с сержантом-громилой.
— Который? — спрашивает сержант у забинтованного.
— Этот, — говорит болезный и на меня показывает. Абитуриенты почуяли, что паленым пахнет и потихоньку свалили.
— Ты чего, совсем ох*ел что ли? Ты, душара, не на того наехал, —
А я отвечаю:
— Мужики, шли бы вы отсюда, мне учиться надо.
— Ты нам еще поуказывай, что делать! Встать, когда со старшими разговариваешь!
— Я не только указывать умею, но еще и показывать, куда идти, — сказал я и встал, — А если я все-таки встал, то ты, сука, сейчас ляжешь!
— Ты чо, разобраться хочешь? — и на меня так идет. Лосяра такой.
Ну откуда же ему знать про мое прошлое-то? И про то, что я без ножа никогда и никуда…
— Да! Хочу! Ну что, поговорим? — достаю нож. Ну знаешь, складной такой, огромный, с клинком как у финки, в две ладони. Раскрываю я, значит, этот кынжал и на этого воина пру как товарняк.
Тут-то он и сдрейфил. Нож увидел. Увидел, что держать я его умею, и что шутить не буду. Забинтованный так вообще побледнел, чуть не кондратий его хватил:
— Эй, парни! Не надо! Он же псих! Пошли отсюда, потом разберемся. Найдем удобное время.
И они ушли.
До самого поступления, пока я экзамены не сдал, меня никто не трогал.
После зачисления мне звонят «на тумбочку» и говорят:
— Иди на КПП, к тебе кореша пришли.
А я после КМБ и присяги, весь стриженый, в новенькой форме, худенький. Не солдат, а посмешище. Вообще стать потерял, ну да ты сам такой был, первокурсником. Иду, значит, через плац, вижу, что за мной из казармы выходят те самые трое, которые со мной разобраться хотели. Заметили, куда я пошел и за мной потопали. Ну-ну, думаю, пусть топают.
Захожу на КПП, а там все мои ПТУшные кореша! Федя Кривой, Леха Ломаный, Витек Мотыга, с которым я в первый день схлестнулся и так жестоко его избил, что он под кровать от меня прятался. Еще много народу было, человек двадцать. Узнали, что я поступил и пришли поздравить. Где они сейчас… сидят небось… и то в лучшем случае.
— А-а-а-а! Блин! Глядите, пацаны, он все-таки поступил!
И стоят амбалы такие, рожи в шрамах, волосня нечесаная, синяки на полморды, кулаки сбитые, огромные. Лыбятся и по спине меня хлопают:
— Ты чего такой худой? Не кормят в армаде что ли? Бросай ее нахер! Давай обратно в путягу! Совсем дохлый! Блокада!
Так меня и прозвали потом, кстати, Блокадой.
Поворачиваюсь я назад и вижу, как те три орла, курсанта, смотрят на эту свору зверей и глаза у них круглые-круглые!
А я говорю своим:
— Так, пацаны, у меня бабло есть и сегодня первое после присяги увольнение! Пошли в кабак, я угощаю.
Ох и погудели мы! Ох и погудели! Но вернулся я все-таки вовремя. Захожу на КПП и вижу, что все эти трое второкурсников вместе с отоваренным мною по кумполу табуреткой в наряд по КПП заступили.
Захожу. Они стоят и смотрят на меня с опаской и больше нету никого. То есть вот они все четверо и все мои. Подхожу к сержанту:
— Вопросы есть?
Молчит.
— Вопросы, спрашиваю, еще какие-нибудь есть?
— Н-н-нет, — видать знал он, что с такими как я и мои кореша не шутят.
— Вот и славно.
Кличка Блокада тогда ко мне приклеилась. А с тем болезным мы потом подружились. Да ты видел его, помнишь, высокий такой подполковник?
P.S. Училище Крокодил закончил с золотой медалью.
Операция «Медвед»
(извините, но по-другому не назвать!)
Если вы хотите победить русских в войне, предупредите их о том, что собираетесь напасть минимум за месяц. Тогда они сами себя проверками за*бут.
В то время когда мой отец еще не получил в Африке кличку Коронэл Жакарэ (полковник Крокодил), а служил на Дальнем Востоке в должности начальника штаба дивизиона и случилась эта поучительная история.
Однажды вечером, когда он уже совсем собрался было уходить со службы домой, ему позвонил дежурный по части и сказал:
— Слушай, тут дело такое, твой караульный не хочет на пост заступать.
— Это кто у меня там такой умный выискался? — поинтересовался отец.
— Ефрейтор Кекуа.
— Да не может такого быть! — не поверил отец. Он очень хорошо знал Кекуа, азербайджанца, очень толкового солдата из хорошей семьи. Исполнительный, всегда подтянутый и чисто выбритый, уважающий начальство, он просто не мог выкинуть такой фортель.
— Может, может! — заверил дежурный, — В общем, сходи в караулку, разберись.
Будто чувствуя неприятности, отец взял с собой табельный пистолет…
В караулке стоял шум, гам и вообще творились всяческие безобразия, центром которых оказался пресловутый Кекуа. Несмотря на свой малый рост, он выглядел внушительно, ибо был зол. Он кричал:
— На пост нипайду! Там цирка! Пониль миня, сиржант? Нипайду на пост!
Сержант пытался как-то успокоить явно больного на всю голову подчиненного и доверительно, как обычно говорят с капризными детьми, увещевал:
— Ну конечно, цирка! Я тебе верю. Только успокойся, — а потом добавлял себе под нос: «Ну и что с тобой таким еб*нутым теперь делать?».
— И что здесь происходит?? — отец сердито насупился, — Кекуа! В чем дело? Почему службу нести не хочешь??
Кекуа моментально вытянулся во фрунт:
— Никак нет, товарища капитан! Хачю! Но баюс!
— Кого боишься?
— Тама на посту цирка ходит! «У-у-у» гаварит, «р-р-ы-ы-ы» гаварит! Страшно.
«Вообще клиника», подумал отец.
— А мне ты эту цирку покажешь?
Ефрейтор помялся с ноги на ногу и неуверенно посмотрел на командира:
— Вам покажу, товарища капитана, — наконец решился он.