Полковнику нигде…
Шрифт:
— О-о! А-а! Да быстрее же, дура, сильнее! — вторили свисту трехвостки страстные вопли мужчины. — Она мне еще попадется, чертова девка! Это она, она во всем виновата!
Размазывая по лицу слезы, и утирая свободной рукой текущие из носа сопли, невысокая пухленькая девушка, судорожно сжимавшая рукоять, обтянутую красной кожей, зажмурившись, вслепую наносила плеткой удары, с ужасом прислушиваясь к отвратительным звукам.
Девчонку можно было бы даже назвать хорошенькой, если бы не слишком характерная внешность, типичная для жительницы Юго-Запада, лишний вес и испуганное выражение лица. Черные волосы были заплетены в пять торчащих косичек, изящный вздернутый носик покраснел от слез, а яркие алые губы шептали проклятия в адрес
Владыка Васиртана не только выдал пятнадцатилетнюю Майоль замуж за восьмидесятитрехлетнего соседа, но и позволил себе сдохнуть, исчезнуть, оставив дочь во власти старого извращенца.
— Как ты мог! Будь ты проклят! — бормотала девушка, не замечая, что удары плети становятся все сильнее, а бичуемый Совиньоль уже перестал стонать.
Потом, обратив внимание на внезапно наступившую тишину, нарушаемую только звуками шлепков, девушка распахнула глаза и, выронив плеть, коротко взвизгнула, увидев, как туловище мужчины, судорожно дернувшись в последний раз, застыло в опасной неподвижности. Майоль зажала рот ладонью и, метнувшись к старику, подергала его за руку, потом перевернула на спину. Все было кончено — Совиньоль уже не дышал.
Мстительная радость, заставившая алые губы расплыться в счастливой улыбке, сменилась паникой. Девушка прислушалась к звукам, доносившимся снаружи. Обычно, укрывшись с женой от посторонних глаз, Совиньоль запрещал охране приближаться к шатру, скрывая свои экзотические пристрастия. Однако, после недавнего загадочного исчезновения Васира, телохранители владыки постоянно были настороже.
У Майоль оставалось немного времени, чтобы принять решение. Все в шатре свидетельствовало против невольной убийцы: связанные руки жертвы, окровавленная спина, плетка. Оправданий преступницы никто не стал бы слушать. Девушку ожидала скорая мучительная казнь. Несчастная в растерянности заметалась по шатру. Потом, наткнувшись на бездыханное тело мужа, раздраженно пнула его ногой и замерла, терзаясь противоречивыми мыслями.
Ее отца, сиртана Васира, не очень любили солдаты и подданные, но после смерти о нем пожалели многие. Старый и мудрый владыка сглупил только один раз — женившись на прекрасной змее. До тех пор Васир всегда точно знал, что делать и безошибочно выбирал сторону победителя, обеспечивая жителям сиртаната пусть и не слишком богатое, но сытое и бестревожное существование. С искренней ненавистью о нем сейчас вспоминал только один человек — младшая дочь.
Безропотная пешка, пожертвованная в угоду политическим интригам в борьбе за власть, Майоль невыносимо страдала в неравном браке. По вечерам Совиньоль терзал супругу бесплодными сексуальными домогательствами: писал ей записки, потому что разговаривать с ним так поздно она отказывалась. По утрам, из мести, заставлял избивать его усеянной шипами тяжелой длинной плеткой — старикашка имел склонность к мазохизму.
Юная сиртанна пнула труп еще раз и содрогнулась от отвращения: муж был на девять лет старше ее покойного — наконец-то! — папаши.
От плетки у Майоль ужасно болело левое плечо: она была левшой. Прежде отец оставался единственной защитой — днем, когда сиртанна наконец-то могла спокойно отдохнуть. И вот теперь, так не вовремя, Васира не стало. Он позволил себя сожрать какой-то гадюке, оставив дочь одну, беспомощной игрушкой в руках жестокого негодяя, который теперь тоже сдох — от оргазма, — предоставив несчастной вдове нелегкий выбор между мучительной смертью или паническим бегством.
Бегство. Девушка — ее смело можно было назвать этим словом — хорошо понимала, что надо бежать. Но как и куда? Майоль машинально подняла плетку. Треххвостками часто пользовались погонщики красных коней — единственного средства передвижения по хиджистанским болотам. Управлять послушным ящером мог даже слабоумный младенец: опасность «упасть с коня» даже теоретически была невелика. И как раз сейчас, привязанный
У Майоль не было близкой подруги: у дочерей великих сиртанов их обычно не бывает. Бларимель, нынешнюю супругу наследника Фаристарда, она ненавидела почти так же сильно, как отца. В детстве бедняжке пришлось перенести немало побоев и унижений по вине старшей сестрицы. А значит, бегство в Фаристард полностью исключалось.
Возлюбленный? У выданной замуж в пятнадцатилетнем возрасте невзрачной застенчивой толстушки, не избалованной вниманием поклонников, не было шанса завести преданного воздыхателя и друга. Во всяком случае, Майоль не смогла припомнить ни одного, кто предоставил бы ей хоть какую-то защиту.
Вспомнив последние слова мужа, Майоль, в отчаянии, схватилась за подсказку судьбы. Азарис! Она должна найти Азарис! Именно ее проклинал каждый день — утром и вечером во время сеансов эротической порки — покойный Совиньоль.
— Чертова негодяйка! Втравила меня в эту войну! — забывая, что на нем тоже лежала некоторая ответственность, постоянно твердил владыка Макуфа.
Хиджистанская сиртанна давно стала для Майоль кумиром. Разглядывая портреты прекрасной девушки, хрупкой, светловолосой и сероглазой, так сильно отличавшейся от других женщин Юго-Запада, юная васиртанка мечтала стать хоть немного похожей на свой идеал. Романтические сплетни о попытках Азарис скрыться с низкородным поклонником, а затем о таинственном похищении его из тюрьмы и бегстве от жестокосердного отца, активно распространялись придворными магами. Слухи, о которых много судачили на последнем, злосчастном для Майоль весеннем балу, только добавляли образу беглянки сияющий ореол.
Азарис была символом женской свободы! Борьбы! Надежды! Совершенно непонятно почему, Майоль решила, что Азарис поможет и ей.
Непродуманное опрометчивое решение — бежать в Хиджистан по болотам на поиски Азарис — как ни странно, оказалось необыкновенно удачным. Спасение Майоль можно было объяснить только тем, что иногда насмешница-судьба благоволит отчаявшимся.
Абсолютно непрактичная, девушка не взяла с собой ни запасной теплой одежды, ни еды, ни питья: о ней всегда раньше заботились многочисленные слуги, — а паника, после невольного убийства мужа, помешала ей задуматься о проблемах выживания. Она сунула в мешок только несколько любимых, вышитых шелком тонких тупик и пару полупрозрачных шаровар, ставших последним писком моды в Васиртане в прошлом сезоне. После трехдневных скитаний по бесконечным болотам, потеряв всякое представление о месте своего нахождения, замерзшая, голодная, Майоль с трудом сползла с ящера по суровому зову природы и, выбравшись из кустов, вдруг увидела среди ветвей прекрасного юношу. Взгляд его был смутен. На губах мелькала слабая нежная улыбка. В руке незнакомец держал надкусанный кусок черствого хлеба, который он немедленно и с радостью протянул изголодавшейся беглянке. Это было спасение. Более того, это была судьба. И любовь.
Вот так беглая вдова сиртана Совиньоля Макуфа Второго познакомилась с Лагниром Труассахом, который, крепко схватив добычу за нежную белую ручку, гордо повел ее в лагерь спасителей галактики, ожидавших результатов очередных магических тренировок Ай-Вана. Майоль повезло наткнуться на лагерь пришельцев, устроивших привал перед последним броском в Хиджистан.
Лагнир жаждал как можно скорее продемонстрировать драгоценную находку учительнице, но первым им встретился полковник.
— Где ты это взял? Верни обратно! — увидев еще одну оборванную девчонку, в ужасе воскликнул Бром, у которого возникло большое искушение утопить новую обузу в ближайшем болоте. Полковнику с трудом удалось подавить в себе недостойный порыв.