Полковнику нигде…
Шрифт:
Однако, ни напрасные визиты коллег и старшеклассников, ни вызванная на следующий день, по приказу директрисы, полиция никакой определенности в ситуацию не внесли. Квартира оказалась пустой. Никаких чужих следов, ни записки с объяснениями не обнаружилось.
Удалось только установить, что накануне исчезновения Капитолина Николаевна, как обычно, засиделась в школе допоздна. Контрольные четвертные проверила, тетрадки оставила на столе, ведомости подписала. Затем вышла из школы — и пропала. По словам соседей, учительница домой не возвращалась. Тела так
Родственникам в Москву решили пока не сообщать — мало ли? Вдруг еще найдется?
Несколько дней спустя администрации удалось уговорить вернуться на постоянную замену одну из вышедших на скудную пенсию опытных русисток, взявшую на себя седьмые и десятые классы. Школа была спасена.
Проверку гороно лицей прошел, как всегда, блестяще. Комиссия поставила лицею высший балл. Особенно проверяющие хвалили урок учительницы румынского языка Киприаны Дмитриевны Бром, на котором использовалось много наглядности, а также стихи и песни. Члены комиссии не могли удержаться от восторженных отзывов:
— Замечательно! Превосходно! И дисциплина железная!
— Самоотверженные у нас учителя. Школа для них прежде всего! — соглашалась завуч, знавшая, что Киприана Бром тоже переживала большую трагедию. У «румынки» были нелады с сыном, да еще недавно куда-то исчез бывший муж, на помощь которого она так рассчитывала.
— Может, они сбежали вместе? — немного помявшись, смущенно предложил Андреевой оригинальную следственную гипотезу молодой полицейский, пришедший в школу для проведения дознания.
Смуглый, хлипкий и сутуловатый, рядом с монументальной фигурой Людмилы Александровны следователь производил впечатление недокормленного деревенского подростка. Слегка подпрыгнув, ему, возможно, удалось бы достать завучу до плеча. Острый красноватый нос, бегающие глазки и болтающаяся, как на пугале, слишком большая форма не внушали особого доверия к способности молодого человека распутать повешенные на него коллегами два безнадежных дела о бесследных исчезновениях.
В школе появление полиции никого не обрадовало, но по указанию Лидии Порфирьевны следователю оказывалось все возможное содействие. Основную нагрузку взяла на себя завуч, которой пришлось тщательно скрывать свое нерасположение к представителю властей.
Сказать, что внешность Людмилы Александровны оставила следователя равнодушным, тоже было бы совершенно неверно. Эта замечательная женщина наполнила сердце представителя молдавской Фемиды глубоким ужасом, напомнив кошмары далекого детства, в которых фигурировали образы огромных страшных людоедок из молдавских народных сказок. Полицейский готов был предположить, что, возможно, исчезнувшая учительница сбежала просто от страха. Однако, сумев преодолеть себя, он остановился на самом банальном и напрашивающемся варианте — побеге с чужим мужем.
Смелая гипотеза следователя, бесцеремонно высказанная вслух в школьном коридоре, глубоко ранила неокрепшее детское сознание болтавшегося рядом безо всяких видимых причин десятиклассника Ромки Жукова, беззастенчиво подслушивавшего
Выгнанный с урока, Жуков прятался от взгляда завуча в фойе за раскидистой пальмой. Всем своим видом Ромка позорил родную школу: волосы не уложены феном, серый костюм не отутюжен, галстук — не в тон костюму — зеленый.
Мысли нерадивого ученика сейчас тоже не соответствовали лицейскому стандарту. Жуков был сражен на месте неосторожной гипотезой следователя. Сразу, без всяких сомнений, Ромка поверил в справедливость слов полицейского. Только сейчас он понял простую, очевидную истину: за всю свою сознательную жизнь, за все пятнадцать лет бытия, он по-настоящему любил только одну женщину, Капитолину Николаевну Машкову! Любил страстно, преданно и беззаветно! И, как внезапно выяснилось, безответно.
И вот теперь она была для него потеряна навсегда. Капитолина Николаевна бежала с другим, недостойным! Неведомо куда!
Жуков был покинут, брошен, оставлен на произвол судьбы. На подкашивающихся ногах, едва сдерживая рыдания, Ромка вышел из школы и побрел прочь. Никто не обратил на это ни малейшего внимания. Только Людмила Александровна, заметившая зеленый галстук, сделала пометку в блокноте о том, что необходимо снова вызвать в школу бабушку и провести с ней серьезную беседу о внешнем виде мальчика.
Любовная трагедия определила всю дальнейшую творческую судьбу самобытного таланта. Став впоследствии — через пару месяцев — знаменитым фантастом интернетовского самиздата, Жуков всегда с ненавистью писал в своих произведениях об учительницах русского языка, прикрываясь, разумеется, непритязательным псевдонимом. В знаменитом исповедальном фантастическом романе «Весенние триффиты» Ромка в аллегорической форме обнажил раненую душу, живописуя школьные истоки Мирового Зла и личной трагедии непонятого гения. Впрочем, он быстро понял, что напрасно надрывался. Все равно в лицее Пушкина его опусов никто не читал.
— Сбежали? Вместе? С кем? Кто, Бром с Машковой? — Людмила Александровна, в отличие от Ромки, оказалась не столь доверчива. Да и внешность следователя, которого, будь он учеником, в лицей Пушкина не пустили бы и на порог, по-прежнему не производила благоприятного впечатления. На суровом лице завуча выразилось глубокое сомнение. Она нахмурилась и отрицательно покачала головой.
— Вы ее не знаете. Это святая! Вся жизнь отдана школе, — и тяжелая, натруженная указкой рука смахнула с глаз набежавшую слезу. — Жаль!
Ее искреннее сочувствие пропало напрасно. Именно в этот момент Капитолина Машкова меньше всего нуждалась в жалости школьной администрации.
И смелая гипотеза была отметена напрочь! А зря. Ведь в ней имелось и немалое рациональное зерно.
Глава двадцать восьмая
Неожиданные постэффекты
«От несоблюдения техники безопасности можно не только умереть, но и родиться»