Полководцы Древней Руси
Шрифт:
Никто не знал его имени, и называли просто — Каган, был ли он молод или убелен сединами.
Мало кто видел его лицо.
Каган жил в постоянном затворничестве в своем кирпичном дворце, равного которому по величине не было здания в Итиле. Только управитель дворца — кендер-каган и лривратник-чаушиар удостаивались чести ежедневно лицезреть божественного Кагана. Даже хазарский царь, предводитель войска и полновластный правитель страны, допускался во дворец Кагана лишь изредка. Остальным людям запрещалось приближаться к высоким дворцовым стенам.
Только три раза в год Каган нарушал свое загадочное
Встречные падали ниц в дорожную пыль, закрывали глаза, будто ослепленные солнцем, и пе поднимали головы раньше, чем Каган проедет мимо.
Ужасной была участь тех, кто осмеливался нарушить обычай и кинуть на Кагана хотя бы короткий взгляд. Арсии пронзали дерзких копьями и оставляли лежать у дороги, и никто не смел унести и похоронить их. Выбеленные солнцем кости так и оставались на обочине, и люди осторожно обходили их, ужасаясь дерзости поступка. Как можно осмелиться взглянуть в лицо божественного Кагана?!
Даже после смерти Каган оставался загадочным и неприступным.
Никто не знал, где именно он будет похоронен.
Для мертвого Кагана строили большой дворец за городом. В каждой из двадцати комнат дворца, одинаково обтянутых золотой парчой, рыли по могиле. Самые близкие слуги Кагана вносили тело во дворец и плотно закрывали за собой двери. Спустя некоторое время следом за ними входили молчаливые арсии с широкими секирами в руках и выкидывали за порог, к ногам толпы, отрубленные головы слуг Кагана. Потом люди шли чередой по дворцовым покоям, но могилы были уже зарыты, и никто не знал, в которой из комнат погребен Каган, — все участники погребения были мертвы.
Но сколько бы лет ни прошло, каждый прохожий склонялся в поклоне перед погребальным дворцом Кагана, а всадники слезали с коней и шли пешком, пока дворец не скрывался из глаз…
Люди верили, что Каган и после смерти продолжает беседовать с богами, а живой Каган проводит дни и ночи в благочестивых размышлениях. Только божественная сила Кагана приносит Хазарии благополучие и победы на войне…
Вера в Кагана была требовательной и беспощадной.
Если дела шли хорошо, люди прославляли своего Кагана. Но если на Хазарию обрушивалась засуха или поражение на войне, то знатные люди и чернь собирались огромными толпами к дворцу царя и кричали: «Мы приписываем несчастье Кагану! Божественная сила Кагана ослабла, и он приносит вред! Убейте Кагапа или отдайте нам, мы сами его убьем!»
И Кагана убивали, если царь по какой-либо причине не брал его под защиту…
Нового Кагана всегда выбирали из одной и той же, знатной, но не очень богатой семьи. Хазары считали, что чрезмерно богатый Каган, не привыкший с детства добывать средства к жизни, не будет как следует заботиться о благосостоянии народа.
Рассказывали, что на одном из рынков Итиля можно было увидеть молодого человека, продававшего хлеб, о котором знали, что после смерти нынешнего Кагана он будет избран на его место.
Вновь избранный Каган уединялся с царем и четырьмя знатными хазарскими беками
Если Каган не умирал к назначенному им самим сроку, то его убивали, ссылаясь на его же собственную божественную волю. Если Каган называл непомерно большое число лет, его все равно убивали по достижении сорокалетнего возраста. Хазары считали, что с годами ум Кагана ослабевает, рассудок расстраивается, божественная сила становится меньше, и Каган уже не может приносить пользу.
Да, Итиль был жестоким городом…
Как понять подобное сочетание безмерного великолепия и бессилия? Слепой веры и безжалостности? Как объяснить соединение, казалось бы, несоединимого? Как отыскать кончик нити в тугом клубке противоречий, чтобы распутать клубок?
Никто из хазарских правителей не пытался ответить на эти вопросы. Противоречия накапливались столетиями, к ним привыкли, и уже никого не удивляло, что Кагана, перед которым вчера преклонялись, сегодня выбрасывали на растерзание толпы. Так было всегда, сколько помнили люди, а значит, так и должно быть. Новизна страшила. Воспоминания о былом могуществе Хазарии успокаивали и подогревали высокомерную гордость.
Время тянулось с удручающим однообразием.
А может быть, правители даже не понимали, что Хазария, подобно своему Кагану, задыхается в шелковой петле-удавке, и потому не пытались ничего изменить?
Тем более никто из них не предугадывал, что над ними уже поднимается карающий меч, что приближается последний год Хазарского каганата…
Хазарский поход князя Святослава ничем не напоминал прежние дерзкие рейды руссов за добычей и пленниками. Святослав подбирался к границам Хазарии исподволь, закрепляя каждый пройденный шаг, собирая союзников, чтобы до вторжения окружить хазар кольцом враждебных им племен и народов. Не удалым предводителем конной дружины, но мудрым и дальновидным полководцем предстает молодой киевский князь перед изумленными современниками и потомками.
Князь Святослав начал с завоевания земли вятичей, через которую проходил водный путь к столице Хазарии — городу Итилю. Летописный текст о походе на вятичей в 964 году предельно краток и не совсем понятен: «…пошел Святослав на Оку-реку и на Волгу, и встретил вятичей, и сказал им: «Кому дань даете?» Они же ответили: «Хазарам…»
Как все просто выглядит: пришел и спросил!
В действительности же дело обстояло, думается, значительно сложнее. Земля вятичей была огромна и покрыта великими лесами. Сами вятичи не знали, до каких пределов тянется их земля, как не знали и того, сколько вятичских племен и родов проживает в необозримых лесах. С какими вятичами мог разговаривать князь Святослав, где он их нашел? Ясно одно: это были старейшины, имевшие право говорить от имени своего народа. Но как сумел собрать их князь Святослав для переговоров?