Полководцы и военачальники Великой Отечественной.(Выпуск 2)

Киселев А. Н.

Щербаков действительно "не оставлял в покое" Громадина. Он интересовался малейшими деталями, давал советы, в необходимых случаях мобилизовывал в помощь столичной ПВО материальные и людские ресурсы Москвы и области. Иногда, заканчивая разговор, он сокрушенно вздыхал:

– Времени мало, очень мало.

Да, времени действительно оказалось мало. Многое еще нужно было бы сделать. Но наступало роковое 22 июня 1941 года.

В ночь на 22 июня Михаил Степанович находился в своем рабочем кабинете. Он сидел, устало прикрыв глаза, подробно перебирая в памяти все сделанное за день. Давно, еще со времени учебы в академии, подводить итоги прожитого дня стало для него привычкой. Про

себя он ее называл "совещанием с самим собой". "Посидишь вот так сам с собой, разложишь все по полочкам, говорил Громадин друзьям, - и ясно становится, где чего недоделал, а где, может быть, понапрасну время тратил. На следующий день работаешь сосредоточеннее, устремленнее".

Вот и сейчас Михаил Степанович подводил итоги нелегкого дня, вычленял главное, на чем нужно было сосредоточиться завтра. А подумать было о чем. 21 июня нарком обороны С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г. К. Жуков направили в западные округа директиву, предупреждавшую о возможном нападении фашистской Германии на СССР в течение 22-23 июня. Сведения, послужившие основанием для этой директивы, были известны немногим. Но так или иначе еще до директивы они отражались на работе Наркомата обороны и штаба столичного военного округа. Поэтому Громадин и его аппарат уже более недели почти круглосуточно находились на службе: проверяли готовность построенных аэродромов, состояние зенитных частей, еще и еще раз изучали возможности мобилизационного развертывания войск.

Мысли Михаила Степановича прервал резкий телефонный звонок. Командующий войсками Московского военного округа генерал армии И. В. Тюленев приказал Громадину вызвать из лагерей и поставить на огневые позиции 20 процентов всех имевшихся там частей. И почти тут же последовал новый приказ - вызвать из лагерей уже половину.

Командующий войсками округа не объяснил мотивов своих приказаний, и, может быть, именно поэтому Михаил Степанович всем нутром своим ясно ощутил: "Война!"

Громадин сразу же направился в штаб 1-го корпуса. Уже освещенная ранним утренним светом, но еще безлюдная Москва казалась особенно свежей, как бы умытой. Вглядываясь в проносившиеся мимо улицы и площади, Михаил Степанович вспоминал кадры кинохроники - разрушения в Мадриде, причиненные фашистской авиацией: "Ну нет, здесь этому не бывать!"

Штаб корпуса помещался теперь в центре города, в новом здании. На его командном пункте непрерывно звонили телефоны - командиры докладывали о ходе подготовки к намеченным на это время корпусным учениям. Командир корпуса комбриг Журавлев, доложив о начавшемся выводе половины войск на огневые позиции, с досадой сказал:

– Кто-то наверху, видимо, решил поломать схему учений. Зачем? И так все максимально приближено к боевым условиям.

Громадин хотел что-то ответить, но его прервал новый приказ: выводить на боевые позиции всю зенитную артиллерию.

Вскоре на КП корпуса стали поступать донесения о налетах фашистской авиации на приграничные города.

– Война?!
– не то спросил, не то констатировал факт Журавлев.

И как бы в ответ властно зазвенел телефон внутренней правительственной связи: Громадину официально сообщили о вероломном нападении фашистской Германии на СССР. Отдав необходимые распоряжения, он поспешил в штаб округа.

В 4 часа 40 минут командующий Московской зоной ПВО Громадин отдал приказ на занятие боевых позиций зенитной артиллерией и прожекторными частями, выдвижение истребительных авиационных полков на передовые аэродромы. Система ПВО столицы и Московского промышленного района приводилась в наивысшую боевую готовность. Так для командующего и воинов Московской зоны ПВО началась Великая Отечественная

война.

Противовоздушная оборона Москвы и Московского промышленного района в годы войны занимала особое место в комплексе боевых действий Войск ПВО страны. Это обусловливалось важностью самого обороняемого объекта: Москва столица нашего социалистического государства, крупнейший политический, экономический, административный и культурный центр Советского Союза. Организацией ее надежного прикрытия от ударов с воздуха с первых дней войны занимались Центральный Комитет партии, Государственный Комитет Обороны, Ставка Верховного Главнокомандования. Много внимания противовоздушной обороне столицы непосредственно уделяли И. В. Сталин, А. С. Щербаков, Н. А. Вознесенский, А. И. Микоян. Они рассматривали и решали вопросы, связанные с укреплением материально-технической базы столичной ПВО, обеспечением ее соединений командными и политическими кадрами, совершенствованием ее организационной структуры.

Многое, очень многое и в самый короткий срок нужно было сделать, чтобы привести ПВО Москвы и Московского промышленного района в полное соответствие с условиями военного времени. Громадин и работники его аппарата почти постоянно были на местах, направляя работы по усовершенствованию старых и постройке новых боевых позиций и командных пунктов, складов для боеприпасов, укрытий для людей и материальной части.

Чрезвычайно остро встала задача организации четкого взаимодействия войск ПВО с авиацией дальнего действия, а затем и фронтовой. Актуальность этой задачи выявилась буквально на третий день войны. Ранним утром 24 июня Громадину доложили, что группа наших бомбардировщиков, возвращаясь с боевого задания, потеряла ориентировку и была обстреляна зенитными батареями 1-го корпуса ПВО. Что и говорить, случай из ряда вон выходящий! То, что повинны в нем были прежде всего сами авиаторы, не утешало.

– Хорошо, что без жертв обошлось, - раздраженно сказал Громадин по телефону командиру корпуса Журавлеву.
– А где гарантия на будущее? Мы не можем стрелять по своим, даже если они сами виноваты в этом! Нужно научиться отличать свои самолеты от вражеских.

Положив трубку и несколько успокоившись, Громадин устыдился: ведь не Журавлев, а он, командующий зоной ПВО, главным образом повинен в случившемся. Ему прежде всего нужно было обеспечить надежное определение службой ВНОС своих и вражеских самолетов. Обдумывая, как это сделать, Михаил Степанович не сразу взял трубку зазвонившего телефона.

– Если вы не можете, к телефону должен подойти дежурный, - резко сказал Тюленев.
– Вас вызовут для доклада о ночном эпизоде. Когда конкретно, вам скажут. Подготовьтесь обстоятельно.

Днем Громадина вызвали в Кремль, к Сталину. Сталин задавал вопросы ровным и спокойным голосом, касался деталей, внимательно выслушивал ответы. В заключение он предложил разобрать происшедший случай с командирами всех степеней и принять меры к тому, чтобы подобное больше не повторилось. Когда Громадин все же нашел возможность сказать о своей личной ответственности, Сталин пристально посмотрел на него и ответил:

– Будем считать это учебной тревогой противовоздушной обороны.
– И, помедлив, добавил: - На этот раз, конечно.

На следующий же день Громадин провел инструктивное совещание с командным составом 1-го корпуса ПВО. Через несколько дней им была подписана специальная инструкция постам ВНОС о том, как своевременно обнаруживать самолеты противника, как определять курс, количество и типы вражеских и своих самолетов. Инструкция предлагала сообщать эти данные на главный пост ВНОС, частям истребительной авиации, зенитной артиллерии и соседним районам ПВО.