Полководцы Украины: сражения и судьбы
Шрифт:
Однако паша небезосновательно рассчитывал, что без длительной осады русские не смогут преодолеть мощные крепостные укрепления и отказался капитулировать. После этого Гудович начал артиллерийский обстрел, который продолжался два дня. Однако, учитывая отсутствие у русских войск тяжелой осадной артиллерии, а также силу укреплений Ахалкалаки, обстрел принес лишь ограниченный результат, и Гудовичу пришлось начать штурм.
Войска были разделены на три штурмовых колонны под командованием генерал-майоров Титова, Портнягина и Андрея Гудовича (сына командующего), и рано утром 9 мая начался штурм. Турки встретили наступавших концентрированным ружейным и артиллерийским огнем, в результате которого русские войска понесли огромные потери. Только колонна Портнягина сумела взойти на стену, но, несмотря на то, что Гудович направил для ее поддержки все имевшиеся резервы, оборонявшиеся сумели отбить штурм.
Паша попытался развить достигнутый успех и направил из крепости кавалерию для преследования и разгрома русских войск. Но Гудович провел контратаку силами трех эскадронов нарвских драгун и казачьим полком, и турки были вынуждены прекратить преследование.
После того как Гудович отступил от Ахалкалаки в Грузию, турки решили развить свой успех и выступили из Карса к крепости Гумри на реке Арпачай. 20-тысячное турецкое войско (артиллерия которого составляла 25 орудий) было значительно сильнее всех русских сил в регионе, и его командующий
Однако уже первые действия под Гумри оказались для Юсуф-паши неудачными – зеркально повторилась ситуация с осадой Ахалкалаки, хотя укрепления этой крепости были значительно слабее. Оборонявшийся в крепости генерал-майор Петр Несветаев, имея весьма ограниченные силы – четыре батальона неполного состава и два казачьих полка, отразил три попытки штурма с большими потерями для нападавших. Когда османы готовились к четвертому штурму, то сначала подошли драгуны Портнягина, а вскоре и сам командующий с основными силами.
Решающее сражение произошло 18 июня на берегу Западного Арпачая (куда от крепостных стен отступил Юсуф-паша после прихода Гудовича), и его результат тогда определил исход русско-турецкого противостояния на Кавказе.
Войско Гудовича было совсем невелико. Даже объединенные русские силы (в составе которых была также иррегулярная конница из грузин, армян и закавказских татар) не превышали шести тысяч, уступали они османам и в артиллерии.
При этом цена предстоящей битвы была чрезвычайно велика. Поражение (пусть даже и частичное) в этом, внешне не слишком значительном, сражении означало бы катастрофу для интересов империи в регионе. Примерно в 35 километрах от Гумри стояла большая персидская армия, и в случае отступления Гудовича она бы начала вторжение в Грузию, а бороться одновременно на Кавказе с Портой и Персией у Гудовича не было сил.
Командующий после разведки позиций противника решил ударить с правого фланга и тыла. Это отсекало туркам единственный путь отступления – в направлении Карса, что давало возможность проведения операции на полное уничтожение противника. Но начавшийся русский обходной маневр был разгадан Юсуф-пашой, который принял немедленные контрмеры. С частью своих сил он переправился с правого на левый берег реки и сам попытался замкнуть кольцо окружения вокруг русского расположения.
Гудович немедленно пошел в контратаку, и началось ожесточенное сражение с широким применением обоими сторонами артиллерии (при этом русские использовали ее более профессионально, нанося чувствительные для османов концентрические удары). Исход битвы решила фронтальная кавалерийская атака Несветаева. Юсуф-паша не выдержал натиска конницы и обратился в бегство. Русская кавалерия начала преследование, в ходе которого Юсуф-паша понес значительные потери и с трудом смог уйти в Эрзерум.
Русские потери составили всего около ста человек убитыми и ранеными, турецкие превышали их многократно, но точная цифра осталась неизвестной. Кроме того, Гудович захватил большие трофеи (в том числе все пушки) и около ста знамен.
За эту победу командующий войсками на Кавказе был произведен императором Александром I в генерал-фельдмаршалы.
В первых числах сентября 1808 г. Гудович начал поход против Эриванского ханства, которое являлось, по сути, персидским плацдармом для дальнейшего продвижения на Кавказ. Вначале поход начался удачно: без боя был взят легендарный Эчмиадзинский монастырь – духовный центр армяно-григорианской церкви, однако начатая после этого осада Эривани затягивалась. Предпринятый в ночь с 16 на 17 ноября штурм четырьмя колоннами не дал результата и в условиях наступающей зимы Гудович вынужден был отступить.
Об этой кампании генерал-фельдмаршал рассказал подробно. И ясно, что его вины в не слишком удачном результате нет – достигнуть поставленных целей ему не дали неблагоприятно сложившиеся обстоятельства: «В начале сентября месяца пошел я, с так называемою тогда, но уже малочисленной моей армией, в шести тысячах человек под ружьем стоящей, в поход к Эривани, и пришед в Шурагели, перешел горы, делающие нашу границу с Персией, а оттуда далее по дороге к Эривани, не встречая еще нигде, на расстоянии 50 верст, войск персидских. Подвинувшись далее вперед, в 15 верстах, увидел я конницу персидскую по другой стороне реки Арпачай, которая, опасаясь быть отрезанной от Эривани, поспешно опередя меня, идущего по левую сторону Арпачая, переправилась так поспешно чрез мост, там находившийся, что я едва только успел, с моим малым авангардом, атаковать оную казаками и высланными егерями, не могши употребить драгун, по причине усыпанного поля и дороги острыми каменьями. Конница сия была, с уроном, тотчас опрокинута и даже не заезжала к Ячмезинскому (Эчмиадзинскому. – Авт.) монастырю, на дороге лежащему и имеющему впереди большие сады и каменные ограды, где прежде меня князю Цицианову великое сопротивление было. На другой день пошел я далее и занял Ячмезинский монастырь, не встретя никакого сопротивления. Как обоз не мог инаково идти, как по той же дороге, за войском, а видна была выехавшая от Эривани конница персидская, верстах в восьми, то, построив впереди сего монастыря три батальона пехоты и драгун, занял я посланными егерями сады, и тем обеспечив обоз, идущий по трудной каменистой дороге, по приводе которого, видя персиян удалившихся, расположился лагерем впереди крепкого монастыря Ячмезинского. Оставив тут больных, большую часть обоза и надобное прикрытие, на другой день, до света, пошел я вперед к Эривани. В сию ночь деревни, впереди меня лежащие и в стороне, были зажжены персиянами. Дошед до реки Занги без сопротивления, не видев уже нигде конницы персидской, с которою Гассан-Хан удалился и оставив брата своего хана комендантом в Эривани с пехотою регулярной и нерегулярной. Накануне моего прихода уехал из Эривани французский инженерный офицер, там находившийся. Я, потому переправивши войска чрез быструю реку Зангу, текущую подле самых стен Эривани, ниже крепости, подвинулся к Эривани, и по рекогносцировании мною впереди, расположился лагерем в пяти верстах от крепости, примкнув левым флангом к реке Занг, 1808 года октября 3 числа. На другой день послал я отряд, под командой генерал-майора Портнягина, из небольшого числа пехоты, с четырьмя пушками и из драгунского исправного Нарвского его полка состоящего, к стороне реки Араке не допускать неприятеля меня тревожить с тыла и подавать сикурс крепости. Того же дня, после полудня, неприятель из крепости начал делать вылазку (в числе которой были и регулярные персидские войска) на поставленные впереди лагеря, в удобном месте, гренадерские батальоны, которые и опрокинули неприятеля с немалым ему уроном и с малозначащим со стороны нашей. В ночь потом послал я обложить крепость полковника Симоновича, с надобным числом войск, под командой генерал-лейтенанта барона Розена, поделать баттареи и траншеи, что и исполнено было. Генерал-майор Портнягин два раза прогонял покушавшегося неприятеля подать помощь крепости: в первый раз прогнал до 1000 человек, а во второй раз переправившуюся чрез Араке, для сикурса крепости, в 5000 человек, состоявшую персидскую конницу, при одном хане, прогнав их с большим уроном, преследовал чрез Араке в глубокий брод, драгунами
Из Эриванской крепости, имеющей к реке Занг и в других местах двойную каменную стену, неприятель отчаянно оборонялся из ружей и из пушек. Я, не имев осадной артиллерии, имев только на другой стороне реки Занг, от крепости, баттарею из нескольких пушек и трех мортир, взятых мною у турков, не мог оному наносить желаемого вреда, и хотя из близко поставленной баттареи, на левом берегу реки Занг, на котором и все войска, обложившие крепость, находились из двенадцатифунтовых орудий и делана была небольшая брешь, но персияне каждую ночь, находящимися в крепости армянами, старались починивать, хотя не без урона от выстрелов шестифунтовых пушек. Неприятель стрелял как днем, так и ночью из ружей и пушек, а когда я делал для устрашения оного фальшивые по ночам тревоги, то стрелял вокруг сильно из ружей почти всю ночь и метал подсветы, но без вреда нашим войскам.
Таким образом, продолжавши осаду по 17 ноября, увидел, что большой снег упал на горе Арарат и на Черных горах, подле меня недалеко лежащих, а приехавший ко мне, с великой нуждой, курьер из Грузии сказал мне, что, по причине упавших больших снегов в горах, чрез которые должно проходить в Грузию, проезд сделался так затруднителен, что я и курьеров впредь ожидать не могу. Живущий за Араксою подчиненный персиянам народ куртинцы прислали ко мне своих поверенных с предложением быть подданными России, которых я обласкав и подарив, дал оным мою сальвагвардию (воинские подразделения, предназначенные для охраны населения, отдельных лиц или имущества во время нахождения армии на данной территории. – Авт.). Войска, осаждавшие Эривань и в отрядах находившиеся, имели продовольствие не только надобное, но, могу сказать, роскошное, ибо получали довольное число муки пшеничной, сарачинское пшено, которого там изобильно, мясо и собирали тоже овощи огородные, в предместиях Эривани находившиеся, даже и пресладкий виноград. Лошади довольствованы были сеном и ячменем из деревень, имевших мою сальвагвардию, между Зангою и Араксом, заготовленными персиянами для своей конницы; мясом же войска довольствованы были от выгнанной из крепости, по тесноте и недостатку корму, скотине, овец и рогатого, часть которого скота сами пастухи пригоняли к войскам, а часть отхвачена была; так что я не имел в прокормлении войск и лошадей никакой еще нужды. При всем этом, от продолжавшейся осады, ожидая уменьшения войска, лишась от упадших больших снегов с Грузией сообщения, а по позднему времени не ожидая возможности до весны уменьшения таковых снегов, должен был я решиться, имея уже мало в остатке снарядов артиллерийских, штурмовать крепость, в которой была небольшая брешь. Дав мое распоряжение атаковать оную, с 16 на 17 число, подошел и сам к крепости наполовину малого пушечного выстрела, с оставшимися в лагере войсками, для резерва, который с тем поставлен был, что когда влезшие в крепость войска займут ворота, взойти ему на помощь сражающимся, расположив оный за малою высотою, дабы меньше терпеть урона от ядер. Штурм был предпринят до света; но неприятель, приметив движение войск, кинул такие подсветы из крепости, что ясно мог увидеть приближение колонн, и хотя одна колонна, по лестницам, взошла в крепость, но по главной колонне, подошедшей к бреши и от которой были уже некоторые во рву, неприятель метал зажженные бомбы и приготовленные камни, а ведший оную полковник Симонович был тяжело ранен. Также и влезший по лестницам в крепость…был убит, а потом и взошедший, с резервом, полковник Булгаков был тоже убит. Я, хотя и послал из резерва, при мне находившегося, атаковать крепость с противной стороны взлезшей в крепость колонны, дабы отвлечь неприятеля от обороны на ту колонну, но и оный отряд подошед к крепости, по сильной обороне неприятеля, не мог взлезть в оную и отошел. По таковой несчастной неудаче приказал я войскам, в траншеях прежде находившимся, войти опять в оные, а раненых собрать и отвести в лагерь. После сего, отправивши в лагерь раненых и постоявши несколько часов пред крепостью, откуда неприятель не смел делать вылазки, послал я к находящимся в траншеях, на место убитых и раненых, из резерва, прочие отвел в лагерь и, продолжав осаду, отнял у неприятеля свободное взятие воды из реки Занги, текущей под стенами, и посылал сказать, что не отойду до тех пор, пока не возьму крепость. Неприятель продолжал оборону отчаянную; и посему, не видя уже возможности продолжать далее осаду по малому остатку артиллерийских снарядов и убавке войск, не имея оных и с начала моей осады более 5000 человек, из которых понес убытка более 800 чел. убитых и раненных на штурме, принужден я был, по всем вышеописанным причинам, призвав отряд генерал-майора Портнягина в лагерь, 30 ноября оставить осаду, и отошел к монастырю Ячмезинскому, где простояв день, собравши все к походу, 2 декабря пошел я к горам, по дороге к Грузии, а как уже известно было, что проход чрез горы, по причине большого снега, не токмо затруднителен, но без раскрытия сколько можно, дороги, невозможен, послал я вперед драгунский полк Нарвский и батальон пехоты, с лопатами. Неприятель до 3-го числа декабря нигде не показывался из крепости, а 3-го числа в обед, когда обозы еще не все втянулись в лагерь, который у меня был уже на снегу, но не так великом, ибо от Эривани более двадцати верст шел я еще сухою дорогою, засев в каменьях, начал стрелять по немалому прикрытию обоза, в арьергарде находившемуся. Посему я послал один гренадерский батальон, пришедший уже в лагерь, который и прогнал неприятеля. Сам я, на другой день, пошед далее, находя отчасу более снегу и наконец мороз до пятнадцати градусов. Тут, перейдя горы, на границе между Персией и грузинской провинцией Шурагели, где, спустясь с гор, было уже весьма мало снегу, расположив войска, сколько можно было, по деревням на квартирах для отдохновения и потом простояв несколько дней, сделал мое распоряжение, которым войскам оставаться в Шурагели, а прочих повел в Грузию».
Неудача под Эриванью тяжело сказалась на моральном и физическом состоянии генерал-фельдмаршала. Кроме того, Гудовича не любил всесильный в то время военный министр Алексей Аракчеев, что все равно не дало бы полководцу возможности реализовать все свои планы завоевания Кавказа.
Эти обстоятельства стало причиной того, что генерал-фельдмаршал подал императору прошение об отставке и Александр I в ответ написал следующее: «Мне чувствительно весьма лишиться такого фельдмаршала, как вы… Желание ваше хотя с прискорбием, но будет мною исполнено».