Полководцы X-XVI вв.
Шрифт:
Это был огромный военный и политический успех. Казанское ханство снова «замирилось», что было очень важно в преддверии войны за возвращение западнорусских земель.
Разрядная книга и в последующие годы упоминала о «большом воеводе» Данииле Дмитриевиче Холмском. В 1492 году, когда началась война с Литвой за «верховские княжества», «послал князь великий воевод своих в Северу» (в Северские земли). Снова все русское войско возглавлял Холмский: «в большом полку князь Данило Дмитриевич Холмской». В 1493 году, в год своей смерти, он назван среди самых ближних воевод, составляющих, видимо, военный совет великого князя Ивана Ш. После перечисления воевод, расписанных по полкам и направленных в разные
А тем временем на московском небосклоне уже поднималась новая звезда – воевода Даниил Щеня, талантливейший полководец эпохи образования Российского государства, водивший в битвы русские полки при двух великих князьях Иване III и Василии III.
На памятнике «Тысячелетие России» они изображены рядом – Даниил Дмитриевич Холмский и Даниил Васильевич Щеня, и за каждым из них – многолетняя ратная служба Отечеству, исторического значения победы: казанское взятие» – у Холмского, «Смоленское взятие» – у Щени…
Даниил Васильевич Щеня был отдаленным потомком великого князя литовского Гедимина, «Гедиминович в седьмом колене», как тогда говорили. Но предки воеводы, князья Патрикеевы, давно перешли на московскую службу и занимали видное место при дворе великого князя Василия II Темного (1425-1462). Дед воеводы князь Иван Юрьевич Патрикеев считался первым в военной иерархии Российского государства, был «наместником московским» и «большим воеводой». Но не знатность и не родственные связи выдвинули Даниила Щеню (мало ли было при дворе Ивана III разных Гедиминовичей и Рюриковичей!), а выдающиеся военные способности.
О детстве и юности Даниила Щени неизвестно ничего. Первый раз «государева разрядная книга» упомянула его имя в 1475 году среди двенадцати бояр, сопровождавших Ивана III во время поездки «в свою отчину в Великий Новгород миром». На достаточно скромном месте, где-то в середине боярского списка, значились «князь Иван Булгак да князь Данило Щеня Васильевичи». Спустя десять лет – еще одно упоминание. Вместе с князем Иваном Патрикеевым и Яковом Захарьиным, известными уже тогда полководцами, Данииле Щене в 1486 году было поручено вести переговоры с послом германского императора.
Боярин, придворный, дипломат – так начинал свою службу Даниил Щеня. А чисто военное поручение он впервые получил в 1489 году, когда «послал князь великий Иван Васильевич всея Руси рать свою на Вятку за их неисправление, князя Данила Васильевича Щеня да Григория Васильевича Морозова и иных воевод со многою силою». В записи разрядной книги о вятском походе Щеня поименован первым, во главе большого полка. Это было выражением высокого доверия, потому что сам поход был большим по масштабам и очень важным для России. По сообщению летописцев, под командованием Щени находились «москвичи и владимирцы, и тверичи, и иных городов ратные люди», а всего «было на Вятке великого князя силы 60 тысяч и 4 тысячи».
«Неисправления» жителей Вятской земли, о которых упоминал летописец в своей записи о походе, были действительно серьезными и опасными для Российского государства. Вятская земля, бывшее владение Великого Новгорода, еще сохраняла значительную самостоятельность. Она представляла собой как бы огромную поляну среди глухих лесов, отгородивших Вятку от коренных русских областей. Удобные речные пути по Каме и Вятке вели только на юг, к границам Казанского ханства, с которым местная знать поддерживала мирные отношения. В самой Вятской земле были татарские поселения, подвластные «арским князьям». В 1485 году во время очередного русского похода на Казань, «вятчане отступили от великого князя», и против них пришлось посылать войско. Воевода Юрий Шестак-Кутузов вошел в Вятскую землю «со многою силою». До сражений дело не дошло, вятская знать предпочла вступить в переговоры, и воевода «умирился с ними и возвратился».
Однако «умирение», о котором сообщал летописец, было непродолжительным. В следующем же году вятчане напали на Великий Устюг. Город не взяли, но разграбили три волости и сумели уйти от погони, хотя «устюжане в погоню за ними ходили». Вскоре вятчане еще раз учинили разбойное нападение на устюжские земли, пришли «изгоном», на судах. В 1488 году «великого князя воеводы стояли на Устюге, стерегли земли устюжские от вятчан, а сила с ними была двиняне, вожане, каргопольцы, а стояли до осени». Было ясно, что вопрос можно решить только военным путем: на мирные обещания вятчан надеяться не приходилось. Тогда-то и объявили поход.
Войско Даниила Щени вошло в Вятскую землю. 16 августа 1489 года была взята столица Вятской земли – город Хлынов. «Изменники и коромольники» схвачены и отосланы в Москву. По свидетельству летописца, «писались вятчане в слуги великому князю», приняли московского наместника. О признании власти великого князя заявили и «арские князья». Вятская земля окончательно вошла в состав Российского государства.
Это был единственный, если так можно сказать, внутренний поход воеводы. Дальнейшая его военная судьба оказалась связанной с западной границей, где решался жизнеино важный для России вопрос – возвращение русских земель, захваченных Литвой.
Великое княжество Литовское воспользовалось ослаблением Руси после страшного Батыева погрома для расширения своих владений. В конце XIII века великие литовские князья присоединили Полоцкую землю с городами Полоцком, Минском, Витебском; в начале следующего столетия – Турово-Пинское княжество. Затем к Литве отошли Волынь, Подолия, Киевское и Чернигово-Северское княжества, Смоленская земля. Эти обширные области имели русское население, княжили там князья русского княжеского рода, признавшие вассальную зависимость от Литвы. По подсчетам историков, собственно литовцев в государстве было не более одной трети, его часто даже называли Литовско-Русским. Но связанное с Польшей династической унией, Великое княжество Литовское проводило враждебную России политику, всячески препятствовало политическому объединению русских земель. Предпринимала Литва и открытые военные нападения. Каменные стены Московского Кремля неоднократно осаждались литовскими ратями. Литовская граница проходила совсем близко, всего в ста километрах от Москвы. Можайск был порубежным городом. На юго-западе литовские владения вплотную подступали к Калуге. На северо-западе за Литвой оставались города Великие Луки, Ржев и Торопец. Вернуть исконно русские земли, захваченные литовскими князьями, можно было только войной…
Помогло встречное стремление русских князей, оказавшихся под властью Литвы, к воссоединению с Россией. Юридическое положение этих князей было неопределенным. Считалось, что они «служили на обе стороны» – России и Литве. Это давало легальную возможность для перехода на «московскую службу», и многие русские князья воспользовались этим. «Отъехали» от Литвы князья Воротынские, Вельские, Мезецкие, Одоевские – конечно, вместе со своими городами и землями.
Польский король Казимир IV, который одновременно являлся великим литовским князем, пробовал протестовать, посылал в Москву посольства. Но протесты неизменно отклонялись, послам великокняжеские дипломаты отвечали так: «Ведомо королю самому, что нашим предкам, великим князьям, князья Одоевские и Воротынские на обе стороны служили с отчинами, а теперь наши слуги старые к нам приехали служить со своими отчинами, так они наши слуги».