Полководцы X-XVI вв.
Шрифт:
Показательно, что после разгрома и бегства «князя» Асыки, больше не было сражений с вогулами. Были отдельные стычки в прибрежных селениях, когда русские ратники высаживались с судов – и только. Не осмелился выступить против «судовой рати» и хан Ибак, хотя воеводы проплыли по краю его владений, по реке Тавде и Иртышу.
С разгромом Асыки была достигнута непосредственная цель похода: «княжество Пелымское» больше не могло угрожать «Перми Великой», но воеводы Федор Курбский Черный и Иван Салтык-Травин решили идти дальше, на Обь, где властвовал «большой князь» Молдан и другие сибирские «князья». Летописец сообщает: «Пошли вниз по Тавде-реке, мимо Тюмени в Сибирскую землю; воевали, идучи, добра и полону взяли много. А от Сибири шли по Иртышу-реке вниз, воюючи, да на Обь-реку великую, в Югорскую землю». И здесь обошлось без
Сама великая река Обь произвела огромное впечатление на русских людей. Летописец, повествуя о «судовом шествии», с удивлением писал, что «ширина ее шестьдесят верст». Судя по тому, что в летописях упоминаются «югорские» князья и «Югра» [27] , «судовая рать» прошла по реке Оби далеко на север.
Только здесь, на реке Оби, воеводы поняли, что есть враг много опаснее, чем вогульские лучники и дружины богатырей-уртов, – это немерянные сибирские расстояния. Путевые днь складывались в недели, а вдоль бортов ушкуев тянулись унылые обские берега, и каждый новый день казался повторением пройденного. Левый берег Оби – плоский, испятнанный болотной ржавчиной, ощетинившийся низкими кустарниками – словно сползал в воду. Правый берег быт высокий, скалистый. Над обрывом шумел лес, и не было ему конца. Река – единственная проезжая дорога в здешних местах, с нее не свернешь. Неразумного, рискнувшего отклониться от текущей воды, подстерегали зыбкие болота, непролазные буреломы, цепи озер. И тайга, которую перерезали лишь звериные тропы. Путь «судовой рати» Федора Курбского Черного и воеводы Салтыка-Травина был предопределен самой природой, и ушкуи послушно плыли на север, навстречу студеным ветрам. К исходу клонился август, последний месяц лета. Тысячеверстный обратный путь страшил своей огромностью, а ведь на этом пути предстоял еще один каменный волок…
27
[27] «Югрой» русские летописцы называли земли, примыкавшие к Северному Уралу, вплоть до Обской губы.
Судовой караван останавливался у редких селений, где жили остяки, близкие сородичи вогулов. У них тоже были свои «князцы», свои старейшины, и воины тоже собирались для советов в «собрание воинов». Воеводы собирали ясак, наказывали старейшинам, чтобы не причиняли зла людям «судовой рати», потому что их «большой князь» Молдан тоже плывет на судах, и сопротивление будет ему во зло. Тяжелели ушкуи от драгоценной пушнины, от оленьих, тонко выделанных шкур, от «рыбьего зуба» (моржовые клыки), который местные жители привозили со Студеного моря (Северный Ледовитый океан).
Ратники, побывавшие в остяцких селениях, рассказывали о непонятных обычаях остяков. Свою посуду они водой не мыли: поедят и выбросят за порог собакам, те вылизывают дочиста. Покойников хоронят со всем добром, кладут в срубе над могилой лук со стрелами, сети, топор, нож, котел и прочее, что в жизни надобно. Однако все вещи предварительно ломают и портят – чтобы не украли, не обидели покойного. Вдова вырезает из дерева идола, называет его именем покойного мужа, одевает, потчует едой и целый год спит с ним в одной постели! Потом идола хоронят с большим почетом, будто настоящего покойника. А вот женский пол был у остяков не в почете. Девочкам при рождении даже имени не давали, звали всех одинаково – «ими-баба» (маленькая женщина). К чужим женщин не допускали, держали в шалашах. Интересно было смотреть, как шаманы отгоняли болезни: плясали до безумия, до дурной пены из уст, колотили в большие бубны, кричали протяжно: «Ко-о-о!»
…В нижнем течении река разделилась на два рукава. По левому – Малой Оби – и поплыла «судовая рать», постепенно отклоняясь к западу. Уползал за горизонт коренной высокий правый берег, по обе стороны судового хода тянулись бесчисленные плоские острова, изрезанные протонами, покрытые кустарником и невысоким, клочковатым лесом. Среди плоской равнины тихо вливалась в великую реку Обь тоже немалая река Сосьва, истоки которой стекали с Северного Урала. По Сосьве пролегал дальнейший путь «судовой рати» – домой, в Великий Устюг.
Верстах в пятнадцати от устья Сосьвы, на высоком левом берегу, стояла столица югорского «князя» Пыт-кея – Сумгут-вош (Березовый городок, ныне город Березов). И здесь обошлось без боя: местные жители принесли на суда ясак и пропустили дальше по реке.
Подниматься по широкой, спокойной Сосьве было нетрудно, но места здесь были скучные: болотистые низины, редкие возвышенности с гребенками леса, ивняки на прирусловых валах – взгляду не на чем остановиться. Речка Ляпин, приток Сосьвы, встретила судовой караван многочисленными излучинами, островами, мелями. Впереди уже синими горными цепями маячил «Камень», поднимался на глазах, устрашая даже неробких. Как одолеть эдакую высоту?
Но одолеть было необходимо, осень уже напоминала о себе жесткими утренними заморозками. Не одолеешь горы – помрешь…
Знали это и воеводы, торопившие людей, и ратники, упрямо налегавшие на весла. Хорошо хоть, путь был известен по прежним походам новгородских «ушкуйников»: за каменным волоком, по другую сторону Северного Урала, берет начало речка Щугор, приток Печоры, ну а там, считай, дома! Только быстрей, быстрей надо одолеть «Камень», потому что до Великого Устюга почти две тысячи верст речного пути, а зима на носу!
Приступали к «Камню», как к стенам вражеской крепости, – яростно, жертвенно, тянули бечеву и простые ратники, и воеводы. Теснины здесь были покруче, чем на вишерских перевалах. После каменного волока даже пороги и водовороты речки Щугор показались благом: сама река понесла ушкуи, только подправляй бег кормовыми веслами да отталкивайся шестами от камней и береговых утесов.
Печора встретила ратников холодными северными ветрами, секущими злыми дождями, но на душе было радостно. Если даже зазимовать придется, то на своей земле. Но можно и успеть – почти месяц до ледостава, а речной путь известен: Печора, Ижма, Ухта, Вымский волок, сама река Вымь, Вычегда, Двина, Сухона – и вот он, родимый Устюг!
1 октября 1483 года «судовая рать» Федора Курбского Черного и Ивана Салтыка-Травина возвратилась в Великий Устюг. «На Устюг пришли на покров», – заканчивает рассказ о сибирском походе устюжский летописец. Шесть месяцев продолжался поход, пройдено, по самым скромным подсчетам, более четырех с половиной тысяч километров. Масштабы поистине богатырские!
Военный успех похода был несомненный, оставалось Ждать его политических результатов. Ведь не только для того, чтобы наказать вогульского «князя» Асыку за набеги, ходила по сибирским рекам «судовая рать», в таком случае она могла возвратиться после победы у Пелымского городка.
Ждать пришлось недолго. В том же году, по сообщению летописца, «приходили к великому князю от вогульского князя Юмшана, Асыкина сына, бить челом об опасе [28] шурин его вогулянин Юрга да сотник его вогулянин Анфим». Согласие Ивана III на посольство было, конечно же, сразу получено: речь шла об установлении вассальной зависимости сибирских князей, в чем было заинтересовано Российское государство. И уже весной 1484 года в Москву прибыло представительное посольство. Этот факт зафиксирован несколькими летописцами. Составитель официальной Никоновской летописи сообщал, что «пришел к великому князю Юмшан, сын Асыкин, от вогуличей. Великий же князь Юмшана пожаловал и устроил его дань давать себе». Более подробно написал о посольстве устюжский летописец: «Пришли с челобитьем князья вогульские и югорские, вогульский князь Юмшан да Колпа, а сибирский князь Лятик, а югорский князь Пыткей, а большой князь югорский Молдан, того с собою наперед князь Федор Курбский привел». Вологодско-Пермская летопись подчеркивала, что посольство это было не от отдельных князей, пусть даже самых сильных, а от всей сибирской земли: «Приходили к великому князю бить челом вогулятин Пыткей с поминками с великим от князей кодских от Лаба и от Чангила и от всей земли…»
28
[28] Опас – охранная грамота для иноземных послов.