Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)
Шрифт:
Только единение князей способно превратить Русь в сильную державу. И, слава Богу, что за последние годы междоусобные войны прекратились, да и половцы, убедившись, что Русь сплачивается, перестали набегать на русские земли. Ныне, почитай, все Ростово-Суздальские князья (исключение — Ярослав), готовы не только отразить любое неприятельское войско, но и сами пойти на врага. И это в условиях ордынского ига! Ныне самый опасный враг — Ливонский Орден. Лишь бы удалось боярину Корзуну уговорить коварного Воишелка, и тогда можно смело двигаться на крестоносцев. Народ готов пойти в ополчение.
Недавно князь Дмитрий встречался с игуменом Никитского монастыря, кой посулил, в случае необходимости, послать в ополчение своих монастырских трудников [80] . У Дмитрия было особенное расположение и уважение к монашеству, и уважение это приобрели многие русские иноки своими подвигами. Он видел, как в том же Никитском монастыре, где православие
80
Монастырские трудники — крестьяне, работающие на монастырских землях.
81
Власяница — одежда, сделанная из волос, в роде вериг, на голом теле — для «умерщвления плоти».
82
Вериги — кандалы, цепи, железа, оковы; разного рода железные цепи, полосы, кольца, носимые на голом теле; железная шляпа, железные подошвы, медная икона на груди, с цепями от нее, иногда проколотыми сквозь тело или кожу.
«Эти люди, — раздумывал князь Дмитрий, — чисты, истово преданы Христу и сильны духом. Случись нападение врага на их обитель, они будут биться так, как не бьется самый лихой дружинник. Вот с кого надо брать пример. Не случайно многие разумные князья превращают обители в неприступные крепости. И они еще скажут свое слово!
Князь Дмитрий был очень благодарен игумену Никитского монастыря. Это он направил шестилетнему княжичу, по просьбе Александра Невского, первоклассного ученого монаха Власия, кой научил юноту не только грамоте, но и свободно говорить на пяти иноземных языках, в том числе на греческом и латинском. В свои малые годы Дмитрий хотел походить на дядю отца, ростовского князя Константина Всеволодовича, кой всех умудрил духовными и светскими беседами, поелику [83] часто и прилежно читал книги, держал при себе людей ученых, закупил множество старинных греческих и латинских книг, и велел переводить их на русский язык. Константин Всеволодович понуждал духовенство всемерно учить мирян и определял монахов учителями в духовные училища. Он был самым образованным князем своего времени.
83
Поелику — поскольку, так как, потому что.
Ученый монах Никитской обители не раз говаривал священникам:
— Если властители мира сего и люди, занятые заботами житейскими, обнаруживают сильную охоту к чтению, то тем больше нужно учиться нам и всем сердцем искать сведения в слове Божием, писанном о спасении наших душ.
И надо признаться, думал Дмитрий, что ученые иноки много сделали для борьбы с невежеством русских князей. Польза от знания языков великая, особенно тогда, когда Русь окружена недружественными странами.
— Чтобы хорошо познать врага, надо отменно знать его язык, — не раз высказывал князь Дмитрий.
Когда он ходил с дружинами в Ливонию и воевал Дерпт, то не раз беседовал на языке крестоносцев с местными жителями и пленными немцами, через которых изведал не только быт и нравы враждебной страны, сам дух народа, но и некоторые тайны крепости, что позволило ему одолеть неприступную твердыню.
Жаль, что многие князья ленятся постигать чужеземные языки. Научаться читать и писать на родном языке — и на том учебе конец. И как учителя не усердствуют, княжичи руками и ногами отбиваются: довольно с нас и своего языка, а чтобы с татарами али с греками говорить — на то толмачи водятся.
«Эх, был бы я великим князем, то насильно, каждого удельного властителя заставил бы выучить хотя бы один иноземный язык. От того польза великая. Они даже в свои книги не заглядывают. А сколь можно взять из них поучительного! Хотя бы о той же латинской вере, кою норовят обрушить на Русь крестоносцы, дабы уничтожить православие.
Князь Дмитрий поднялся из кресла и подошел к поставцам, заполненным рукописными книгами. Взял одну из них в руки и отыскал нужную страницу. То была книга святого Феодосия Печерского. На вопрос великого князя Изяслава о вере латинской или варяжской Феодосий отвечал: «вера их зла, и закон их не чист: они икон не целуют, в пост мясо едят, на опресках [84]
84
Опрески — лепешки из не квашеного теста.
Какую умную книгу написал святой Феодосий Печерский! Как была бы она полезна некоторым князьям, кои должны ведать не только о существовании крестоносцев, но и об их латинской вере. А ведь кое-кто из властителей не различает большой разницы. Вот и в этом деле нужны новины. Надо непременно встретиться с митрополитом. Пусть он соберет не ахти образованных князей и прочитает им проповедь о латинской вере. А знать ее крайне надобно, дабы не пить вина из одного сосуда. Казалось бы, мелочь, но от малого большое зарождается. От православной же веры нельзя отступаться и на вершок. Сила Руси не только в единстве князей, но и в крепкой, ни кем не расшатанной религии. Вот почему для этого и нужен русский митрополит. Но мало кто из князей об этом задумывается. Все они из Рюрикова рода и тем горды, ведая, что звание князей всем им принадлежит по праву происхождения, и не отнимается ни у кого ни в каком случае. Звание князя, приобретаемое только рождением от Рюриковой крови, неотъемлемое, не зависящее ни от каких других условий, равняет между собою всех Рюриковичей, они, прежде всего братья. По княжескому уговору князь даже за самое тяжкое преступление не мог быть лишен жизни, как боярин, а наказывался только отнятием волости. Вот и в этом вопросе слишком недоступен для праведного суда любой властитель. Ну, разве можно прощать князьям, кои, ради своих корыстных целей, наводят на Русь злейших врагов. Нельзя! Выжигаются города и веси, гибнут тысячи русичей. Да такого князя не только надо отлучить от церкви, но и казнить всенародно. Но чтобы это произошло, надо собрать на съезд всех властителей и составить специальный договор, скрепленный клятвенным крестоцелованием. Однако, трудное это дело, чтобы князья пошли на новины.
В покои вошел дворецкий и доложил:
— Прибыл гонец от хана Менгу-Тимура.
Глава 6
ВАСЮТА И МАРИЙКА
Васюта, волнуясь, шел к Никольской слободе. И чем ближе он приближался посаду, тем всё медленнее становились его шаги. Вконец оробев, он присел на завалинку старой, почерневшей от времени избенки и снял шапку с русокудрой головы.
К избенке, от замшелого колодца с журавлем, неторопко шел неказистый мужичонка в посконной рубахе и размочаленных лаптях. В руке нес бадейку с водой. Кудлатый, с редкой куцей бороденкой и с шустрыми озорными глазами. Увидев на завалинке нарядного детину, весело воскликнул:
— Аль в гости ко мне, добрый молодец?
И, не дав рта открыть незнакомцу, словоохотливо продолжал:
— Завсегда радешенек. Заходи! У меня бражка добрая, ковш опростаешь — и ноги в пляс. А коль два — так и песню загорланишь. Я ведь знаю, — не зря к моей избе притулился. Мою бражку даже бояре уважают, поелику она особливая: душу веселит, а угару не дает. Голова, как стеклышко. Заходи!
Васютка добродушно рассмеялся:
— Ну и талалай [85] же ты.
85
Талалай — болтун, пустомеля.
— Откуль меня ведаешь? — подивился мужичонка. — Я, почитай, всех мужиков в Переяславле знаю, а тебя впервой вижу. Откуль мою кличку пронюхал?
Васютка еще больше рассмеялся:
— Да и не ведал я твоей клички. Много калякаешь, вот и назвал так.
— В самую точку! Меня весь посад Талалаем называет. А так-то я Анисим… Но меня всё больше — Аниська. Аниська Талалай. А тебя как звать?
— Васютка.
— Никак, из приезжих?
— Угадал, Талалай. Из Ростова Великого.
— Вона… Из бывшего стольного града, выходит. Славный город. Сорок лет прожил, но ни разу не бывал…А ты, чую, не из ремесленных. И кафтан доброго сукна, и сапоги из дорогого сафьяна, да и руки не загрубелые. То ли сын боярский, то ли княжой послужилец. Не угадал?