Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

Замыслов Валерий Александрович

Но Отто Руденштейн просчитался, продолжал раздумывать командор. Он, Вернер, не только удачно справился с поручением магистра, но и привез в Ливонию ценного пленника, который, при определенных условиях, может спутать все карты переяславскому князю Дмитрию.

Купец напрашивается на разговор. (Главный повар фогта сумел таки передать просьбу пленника). Но чего он добивается? Освободить его из тюрьмы? Глупо. Такого вопроса купец не будет задавать. Улучшить его жилище и стол? Но и это условие выполнено. Теперь пленник пойдет на поправку, и, к началу битвы с русичами, он будет выглядеть совершенно здоровым,

таким, каким в последний раз видел его отец. Надо разрешить купцу и продолжительные прогулки, чтобы вернулся его огнистый румянец на щеках… Русич не должен обижаться на хозяина замка. И всё же он упорно желает с ним, Вернером, встречи… Ну что ж. Встреча состоится.

Глава 6

ЛИХО ВОЕВАТЬ ЗИМОЙ

Зима выдалась стылой и метельной. Поход был труден. Особенно доставалось дружинникам и пешим ратникам: не князья и бояре. Этим на дневках и ночевках — мороз не мороз, да и в пути едут на конях в теплых меховых сапогах и шубах.

Князьям и боярам их дворовые люди (тех тоже забрали в рать) ставили нарядные шатры. Внутри — утаптывали снег и устилали его широкими и сухими сосновыми досками и толстыми тюфяками. Верх же шатра утепляли медвежьими шкурами и ватными одеялами. А чтобы одеяла не отсырели от снега, весь шатер обвивали рогожами.

Пешие и конные ратники умудрялись по-своему прятаться от морозов и метелей. Они, ведая стародавние «хитрости» русских воинов, ставили копья «горкой» и из них строили шалаши из еловых лап, ветвей и прутьев, покрывая сооружения войлоком. Нутро же застилали сеном, соломой и залезали туда на ночлег. Но всем сена и соломы не хватало: обозные люди жадничали, сокрушенно сетовали:

— На лошадей сена не хватает, а вы по шалашам тащите. А не подумали, малоумки, что нам еще вспять тыщи верст ехать. Где корму набраться?

Но «малоумки» не отступали:

— А нам что, замерзать? На лютого ворога идем. В такой сечень можно и вовсе околеть. Кто ж тогда ливонца будет бить?

Обозные хоть и жалели простолюдинов, но коней, ведая строгий наказ большого воеводы, жалели еще больше.

И все же замерзших людей в рати не оказалось: сказывалась природная привычка людей жить в суровых условиях зимы. Во время дневок князь Дмитрий старался разбивать военный стан в лесу, где легче укрыться от непогодицы. Ратники, поставив шалаши, разводили костры, готовили на огне варево, таяли снег в бадьях для лошадей, толкались друг с другом, а нередко и боролись для сугрева, дабы застоявшаяся кровушка заиграла по жилам.

Другие же ратники (во время привалов) надевали короткие, но широкие лыжи, обитые лосиной кожей, вешали на плечо лук и колчан со стрелами, и уходили в лес, дабы подстрелить зверя или птицу. Придя с добычей, обделывали ее, коптили на кострах и ели.

Как-то к одному из костров, раз в неделю досматривая войско, в сопровождении князей, некоторых бояр и старших дружинников, подошел большой воевода. Ратники встали, скинули с кудлатых голов малахаи и поклонились в пояс.

— Сидите, сидите, — махнул рукой князь Дмитрий. — И шапки оденьте. Никак, зайца подбили? …Эге, да тут и мой умелец Анисим.

— Наш пострел везде успел, — с улыбкой ответил один из ратников. — Это он, воевода, зайца стрелой сразил.

— Молодец, Анисим. Да ты я вижу

и в охотничьем деле горазд.

— По мужицкому умишку это сущий пустяк. Эко дело зайчишку подстрелить.

— Не скажи, не скажи, Анисим. Всякое дело сноровки требует… Вкусно пахнет.

— А ты отведай, воевода, — засуетился Талалай и протянул Дмитрию Александровичу кусочек поджаренной зайчатины.

— Не откажусь, — весело отозвался князь и подсел к костру.

У Аниськи заиграли лукавые огоньки в шустрых, озорных глазах.

— Под зайчатину, воевода, и бражки бы не грех испить.

Князь и глазом не успел моргнуть, как Талалай в сей же час выхватил из-за пазухи оловянную фляжку. Сдвинув на лохматый затылок треух, побултыхал хмельным зельем и оживленно молвил:

— Испей, воевода. Веселит, крепит и сто недугов сымает!

Дмитрий Александрович рассмеялся:

— И всё-таки не забыл свою бражку. Поди, и на глоток не осталось?

— Не угадал, воевода. Целехонька. До победы решил не пить.

— Да ну? Это первейший переяславский бражник? И как же ты терпишь, Анисим?

— Терпеть не беда, было бы чего ждать. А тут особливый случай подвернулся. С самим воеводой доведется чокнуться. Да и повод есть.

Зеленоватые глаза Аниськи продолжали оставаться озорными.

— Аль праздник какой?

— Седни крещенский сочельник [138] , а завтра Богоявление [139] . Сам ведаешь. Но не в праздниках суть, воевода. Я, чать, никогда не забуду, как ты меня когда-то кубком вина и шубой наградил. Вот и я ныне хочу тебя угостить.

138

Крещенский сочельник — 5 января.

139

Богоявление — 6 января. (Все даты в романе приведены по старому стилю).

— Спасибо, Анисим. И все-таки оставь свое намерение, как ты и задумал. До победы! Сразим крестоносца, вот тогда и выпьем на радостях из твоей баклажки. Слово даю! Не так ли ратники?

— Истинно, воевода!

— Побьем лыцаря, тогда и гульнем, — дружно загалдели пешцы.

— А побьем крестоносца? — пытливо глянул на ратников Дмитрий Александрович.

И княжьи мужи, и пешие ополченцы примолкли, но глаза у всех посуровели. Мужики перестали даже жевать. Ишь, с каким напряжением смотрит на них большой воевода. Крестоносцы сильны, шапками их не закидаешь.

Почему-то все повернулись к Аниське Талалаю, а тот засунул баклажку за пазуху и, глянув князю прямо в глаза, твердо высказал:

— За нас не сумлевайся, воевода. Не для того мы свои дома, жен и детей покинули, чтобы они нас горькими слезами оплакивали. Не для того святая Русь стольких воинов выставила. Вернемся со щитом, князь Дмитрий Александрович! И так думает каждый.

— Верно, Аниська!

— Не бывать тому, чтобы святая Русь срам понесла!

— Быть нам со щитом!

У костра находились пятеро ратников. Князь Дмитрий обнял и облобызал каждого и благодарно молвил: