Полмира
Шрифт:
– Дядя тоже преподал мне урок. Императрица может быть великой, только если ее окружают великие люди.
– У тебя есть Сумаэль, и…
Виалина сжала пальцы у нее на плече, а потом жалобно, искательно заглянула ей в глаза:
– Ты останешься?
– Останусь, я?
– Ну… моей личной телохранительницей, к примеру? У королев на Севере же есть телохранители, разве нет?
– У них есть Избранный Щит, – прошептала Колючка.
– Как твой отец, да. Ты показала себя более чем достойной этого звания!
Вот
И тут же ее накрыла такая волна тоски по дому, что она едва не задохнулась.
– Я должна вернуться. Я скучаю по серым утесам. По серому морю. Я соскучилась по холоду!
На глазах вдруг выступили слезы, она их сморгнула.
– Я скучаю по матери. И я… я принесла клятву.
– Не все клятвы стоят того, чтоб их держали.
– Ты держишь клятву не ради клятвы, а ради самого себя.
Это ей давным-давно шепнул отец, когда они сидели у огня.
– Что ж мне, пополам разорваться, что ли?
Виалина закусила губу.
– Нет, половина телохранителя мне без надобности! Но я знала, что ты ответишь. Такую, как ты, не удержать, Колючка Бату, даже на золоченой цепи. Возможно, когда-нибудь ты вернешься ко мне по своей воле. А пока… что ж, у меня для тебя есть подарок. Думаю, лишь передав тебе это, смогу я отблагодарить тебя за то, что для меня сделала.
И она вытащила что-то, и на ее лице заиграл бледный свет, и в глазах вспыхнула нездешняя искра, и дыхание Колючки пресеклось. Виалина протягивала ей эльфский браслет – тот самый, что вынесла Скифр из проклятых развалин Строкома, куда не ступала нога человека со времен Сокрушения Божьего. Дар, который «Южный ветер» доставил сюда длинной дорогой вдоль берегов Священной и Запретной. Вещь, которую сама Императрица сочла слишком щедрым даром.
– Это… мне? – И Колючка заерзала на кровати, пытаясь отодвинуться от нездешнего чуда. – Нет! Нет, нет и нет!
– Эта вещь принадлежит мне, и я вправе распоряжаться ей, как хочу. Я хочу подарить ее тебе.
– Я не могу принять ее…
– Императрице Юга не отказывают.
В голосе Виалины зазвенела сталь. И она вздернула подбородок и смерила Колючку таким взглядом, что сразу стало понятно – точно, не отказывают.
– На какой руке будешь носить?
Колючка молча протянула левую, и Виалина надела на нее эльфий браслет и защелкнула его, и свет из крошечного оконца стал ярче и сменился на бело-голубой, и металл совершенной огранки, прямо как у драгоценного камня, заблестел, и под стеклом поплыли, сменяя друг друга, круги. Колючка таращилась на реликвию с благоговейным ужасом. Это ж бесценная штука! И красивая. Несказанно красивая. И теперь она у нее на запястье, таком костистом, некрасивом – ни дать ни взять, бриллиант в куче навоза.
Виалина улыбнулась и наконец-то отпустила ее плечо.
– Тебе идет.
Ножницы щелкали над левой половиной Колючкиной головы, и волосы слетали ей на плечо, на перевязанную ногу, на булыжник дворика.
– Помнишь, как я впервые тебя остригла? – спросила Скифр. – Ты выла, как волчонок!
Колючка подхватила срезанную прядку и сдула ее с ладони.
– Человек ко всему привыкает.
– Если старается.
И Скифр отбросила ножницы и смела срезанные волосы.
– И усердно трудится в поте лица своего. До кровавых мозолей.
Колючка провела языком по швам внутри рта – непривычное ощущение, что и говорить. И наклонилась, чтобы сплюнуть розовым.
– С кровью проблем нет, вот ее у меня сколько.
И, поморщившись от боли, вытянула ногу. Эльфий браслет гневно вспыхнул красным, почувствовав ее боль.
– Тренироваться пока будет трудновато.
Скифр сидела, положив одну руку Колючке на плечи, а второй поглаживая щетинку у нее на голове.
– Тренировки закончены, моя голубка.
– Что?
– У меня есть кое-какие дела. Я слишком долго не виделась с сыновьями, дочерьми, внуками. И только конченый дурак станет отрицать, что я исполнила поручение отца Ярви – ты теперь настоящий воин. Смертельно опасный для врага. Точнее сказать, я помогла тебе стать таким воином.
Колючка непонимающе таращилась на Скифр. Сердце вдруг ухнуло в пустоту:
– Ты уезжаешь?
– Ничто не вечно под луной. Но, уезжая, я могу сказать тебе то, что не могла сказать раньше.
И Скифр крепко обняла ее. От нее, как всегда, исходил странный запах.
– У меня было двадцать два ученика, но более всего я горжусь тобой. Никто не трудился так усердно, как ты. Никто так быстро не усваивал уроки. И ты – самая храбрая из тех, кого я обучала.
И она откинулась назад, держа Колючку на расстоянии вытянутых рук:
– Ты доказала, что сильна, духом и телом. Что ты верный товарищ. И умелый боец. Друзья тебя уважают, враги боятся. Ты добилась этого. Добилась сама.
– Но… – пробормотала Колючка, на которую эти комплименты сыпались, как кулачные удары, и голова от них шла кругом, – мне столькому еще нужно научиться…
– Воин постоянно учится. Но самые важные уроки он преподает сам себе. Время тебе самой стать мастером.
И Скифр протянула ей топор, по лезвию которого вились надписи на пяти языках.
– Это тебе.
Колючка, конечно, мечтала, что когда-нибудь и у нее будет такое оружие. Легендарное, о котором впору в песнях петь. А сейчас она неловко приняла его и положила на колени. И посмотрела на блестящее лезвие.