Полная история рыцарских орденов
Шрифт:
Как ни странно, церковные власти смотрели на происходящее в Лангедоке сквозь пальцы. Лишь после смерти старого епископа Каркассона новый потребовал объяснений происхождению таинственных денег.
Соньер ответил высокомерным отказом. Реакция последовала незамедлительно — обвинение в спекуляции предметами религиозного культа и отстранение от должности. Впрочем, апелляция, поданная Соньером в Ватикан, тут же сняла с него все обвинения.
Семнадцатого января 1917 года со знаменитым кюре случается удар. Парадокс — но именно это число было высечено на прежнем надгробии маркизы де Бланшфор. Семнадцатое января, праздник святого Сульпиция, чье имя носила семинария, которую возглавляли аббаты Бьель и Эмиль Оффе — это им отвез в свое время Соньер найденный манускрипт. Роковое семнадцатое —
Священник из соседнего прихода, явившийся соборовать умирающего, не пробыл в его комнате и пяти минут. Он вышел с искаженным лицом и молча покинул дом.
Очевидцы утверждают, что больше никто никогда не видел, как он улыбается. Правда ли это — трудно судить доподлинно, но одно известно точно — в последнем причастии своему собрату он отказал…
Соньер умер, так и не получив отпущения грехов. Тело, облаченное в великолепное платье, украшенное малиновыми шнурами, было усажено в кресло на террасе замка. С раннего утра сюда потянулись люди. Они шли мимо своего кюре, прикасаясь к нему, — некоторые отрывали от одежды кисточки на память. Странная церемония, так мало похожая на католический обряд… По свидетельству жителей деревни, среди тех, кто пришел проститься, было несколько никому не известных лиц, пришедших ниоткуда и исчезнувших в никуда.
Но самое неожиданное произошло потом. В завещании почивший в роскоши Соньер, ко всеобщему разочарованию, объявил, что у него ничего нет. Он покинул этот мир бедным сельским кюре — таким, каким погожим летним утром приехал в деревушку, ставшую его маленьким королевством…
После смерти хозяина Мари осталась в замке. В нем, как в крепости, пережила она и Вторую мировую войну. В 1946 году правительство пускает в обращение новые денежные знаки, обязав всех французских граждан представить декларацию о доходах. Из всех жителей деревни только Мари не сделала этого. Говорят, кто-то видел, как в старом саду она жгла толстые пачки старых денег, подбрасывая их в костер, как дрова…
А вскоре у замка появился новый владелец. Оформляя купчую, Мари обещала перед смертью раскрыть ему некую тайну, которая сделает его богатым и могущественным. Увы, с Мари, как и с ее хозяином, случился внезапный удар, и она умерла, не приходя в сознание…
…Деревенская церковь (антицерковь, как написано во всех путеводителях) и сейчас — главная достопримечательность Ренн-ле-Шато. По-прежнему посетителей встречает косматый Асмодей, князь тьмы. Со стен хохочут саламандры — мифические создания, рожденные в пламени ада. Меж сатаной, явившимся из недр земли, и духами огня стояла прежде святая вода. И над всем этим парят ангелы — порождение чистого духа…
Земля, огонь, вода, воздух — четыре мистические ипостаси Вселенной. Почему Соньер — священник просвещенного XIX века — направляет наш взор к образам средневековой магии? Почему на одном его письме нарисованы три маленьких крестика? Вместе с необычной геометрической фигурой в другом углу они образуют пятиконечную звезду. Маги древности вызвали злых духов под защитой такой звезды. И что означают две крохотные буквы PS на могильной плите Мари де Бланшфор? В парижской библиотеке есть список членов тайного общества Priere de Sion — Приорат Сиона. В него в разные времена входили Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Виктор Гюго, Клод Дебюсси, Жан Кокто. Тайные «послушники» Сионского монастыря, продолжатели дела тамплиеров — пожалуй, самого могущественного из рыцарских Орденов. Начав свою историю в песках Палестины, он прошел совсем особенный путь…
Жизнь его рыцарей была скрыта от глаз. В резиденции Ордена: в Иерусалиме и Триполи, на Кипре и на Сицилии, в Португалии и Франции, в Нидерландах и Германии, в Италии и Англии, — впускали лишь избранных. Мощные стены и глубокие рвы, окружавшие их резиденции, множили слухи о таинствах, которые там творились…
Говорили, что тот, кто выдаст тайны Ордена посторонним, обречен окончить жизнь в зловещих подземельях. Что Великий магистр отрекся от самого Иисуса Христа, а истинным богом объявил дьявольское отродье —
А еще ходили слухи, что тамплиеры плюют (и даже мочатся) на распятие, поют перед иконами похабные песни, любят друг друга отнюдь не братской любовью, умеют вызывать покойников с того света. Но главное — что на их сокровища наложено заклятье такой силы, что никто и никогда не сможет их найти. И что несметны богатства тех, кто явился миру под именем Ордена бедняков…
Два всадника на одном коне
Толпы страждущих по-прежнему стекались в Иерусалим, мечтая поклониться Святым местам. И путь к ним был все так же долог и труден. Ни чистые помыслы, ни возвышенные порывы, ни даже помощь госпитальеров не могли защитить паломников. «Лихие» люди — разбойники все так же нападали на тех, кто в поисках надежды пересек Средиземное море, грабили и убивали. Вместо Иерусалима и Вифлеема легко можно было угодить на невольничий рынок. Похищения людей, грабежи, мародерство, работорговля здесь были столь же обычны, как и моления в храмах. Казалось, кровавым преступлениям не будет конца…
«Когда все: богатые и бедные, юноши и девушки, старики и дети — устремились в Иерусалим, чтобы посетить святые места, грабители и воры стали появляться на дорогах и чинить обиды паломникам, которые шли вперед, не ведая страха, и обирали многих, а некоторых даже лишали жизни, — напишет полвека спустя епископ Тирский Вильгельм. — И тогда несколько благочестивых и угодных Господу рыцарей, движимых милосердием, отступившись от мира и посвятивши себя служению Христу, последовали голосу веры и торжественным обетам, произнесенным перед патриархом Иерусалимским: защищать паломников от грабителей и кровопийц, оборонять дороги, сражаться во имя господина короля, проводя жизнь, подобно истинным каноникам, во смирении и целомудрии, отрекшись от собственного имущества…»
Девять рыцарей прибыли к королю Иерусалимскому Болдуину II из разных городов, но цель у них была одна. Они предложили взять под свою защиту караваны паломников в самой неспокойной части их пути: из портового города Яффа через ущелье Шато Пелерин. Упоминание каноников в вышеозначенной цитате весьма приблизительно — ведь речь шла отнюдь не о новом монашеском ордене. Рыцари были полны решимости делить свое время между молитвой и вооруженной охраной общественного порядка, между церковными службами и войной. Что заставило их взяться за это опасное дело? Единственная награда, на которую можно было рассчитывать, — вечное спасение на небесах. К трем обетам: бедности, послушания и целомудрия — добавлен был четвертый: защищать паломников, прибывавших двумя путями — по суше через Византию и Малую Азию или по Средиземному морю. Когда изнуренным путникам, бредущим по дорогам Палестины, томимым голодом и жаждой, только и оставалось, что посылать мольбы Господу, чтобы дал он им силы дойти до конца и уберег от разбойников или злобных сарацин, возникали вдруг на их пути молчаливые фигуры рыцарей, готовых в любую минуту помочь и защитить…
В этом в день Рождества Христова в 1119 году волонтеры торжественно поклялись патриарху в церкви Гроба Господня. И начали трудиться — денно и нощно, на первых порах не получая за свои деяния никакой награды. Как свидетельствует хроника, «они носили одежды, которые давали им верующие в качестве подаяния, и в течение девяти лет несли свою службу в светском платье…» Полунищие, они вынуждены были порой ездить вдвоем на одной лошади. Такова их первая печать — два всадника на одном коне.
Но кто же человек, которого озарила идея создания Ордена монашествующих воинов? История сохранила весьма скудные сведения, но все же о нем известно несколько больше, чем, скажем, о его ближайшем сподвижнике Годфруа де Сен-Омере (фламандский рыцарь — единственное, что мы знаем). Доподлинно известно, что Гуго де Пайен принадлежал к знатному роду из Шампани. Это подтверждает его подпись, которая стоит на двух важных документах графа Труаского. На одном он подписался Гуго де Пэнц, на втором — Гуго де Пэнцинс. А деревня Пайен, название которой стало частью его имени, находилась в двенадцати километрах от Труа, резиденции местных графов.