Полная история тайных обществ и сект мира
Шрифт:
Шарль Нодье (1780–1844). Он, будучи сыном масона, стал Великим Магистром в 21 год. Юноша этот развился необыкновенно рано. Так, еще в возрасте 17 лет он организовал тайное общество Филадельфов, члены которого экстатически воспевали чудеса Природы, а в 1802 году, уже став Великим Магистром Приората Сиона, Шарль Нодье воспользовался некоторой толикой своего досуга, чтобы возродить Филадельфов в новом качестве и создал (опять-таки тайное!) общество Медитаторов. Невольно напрашивается предположение: уж не этот ли несомненный талант конспиратора и заговорщика, проявившийся у Нодье в таком юном возрасте, стал причиной избрания его руководителем Приората Сиона?!
Что ж, Нодье, вне всякого сомнения, один из самых даровитых писателей Франции, и с него начинается ряд Великих Магистров, блестяще проявивших себя на поприще литературы и искусства. Это сегодня в честь Нодье названы колледжи, лицеи, улицы; есть даже фонд его имени. А на заре своей жизни он познал куда более терний, нежели славы и оваций. Реальная известность к нему пришла лишь к середине двадцатых годов XIX столетия, когда он уже практически двадцать лет фигурировал в качестве Великого Магистра. Но это теперь мы можем с уверенностью констатировать подобные факты, а при жизни Нодье его считали популярным, занимательным, а временами, может быть, даже заумным и нудноватым писателем — не более того. А ведь Нодье является автором романа «Жан Сбогар», бывшего излюбленным чтением А. С. Пушкина, кроме того, им написаны (мы
Казалось бы, вышеперечисленного будет достаточно для краткой характеристики этого Магистра. Однако целью нашего исследования является объективное освещение событий, имеющих непосредственное отношение к Приорату Сиона, поэтому мы — при всем пиетете к личности Шарля Нодье — просто обязаны указать на некоторые, по крайней мере, хотя бы на одно, скажем так, несоответствие, о котором не упоминается у наших коллег, занимающихся изучением деятельности Приората Сиона. Как вы помните, Великим Магистром — согласно «Тайным Досье» — Нодье стал в 1801 году. В это время у него была возлюбленная, которую звали Люсили Франк. В 1803 году девушка трагически и безвременно уходит из жизни, а Шарль, вне себя от горя, создает поэму… антинаполеоновского характера (напомним, что в это время Наполеон Бонапарт находится в зените славы, даже не помышляя о том, что ему уже через каких-то 9 лет суждено познать ужас поражения под Бородино). Затем он специально доносит на себя властям и оказывается в тюрьме. Это оказалась темница Сен-Пелажи, в которой незадолго до Нодье содержался легендарный маркиз Альфонс де Сад, что, кстати, не помешало Шарлю сообщить в своих мемуарах, что они с господином маркизом делили одну камеру. Итак, Великий Магистр Приората Сиона и автор скандальной оды — может ли это быть один и тот же человек? Как знать? Решайте сами. А вдруг это феноменальный пример фантастической мимикрии, искусству которой Нодье мог научиться у насекомых, будучи неплохим энтомологом и специализируясь на бабочках? Впрочем, скорее всего, это свидетельство той бурной палитры чувств, что отличает двадцатилетних — всех времен и народов. Поистине можно с блеском выступать в роли Великого Магистра и, в то же время, всей душой сострадать потере любимой, совершая в порыве отчаяния необдуманные поступки (вроде написания злополучной оды), за которые потом придется жестоко поплатиться. Наверное, это то самое пресловутое «человеческое, слишком человеческое», о котором писал Ницше и которое позволяет Великим Магистрам, распознавая себя в нас, вершить судьбы мира…
Виктор Гюго (1803–1885). Право же, автор романов «Отверженные», «Человек, который смеется» и, конечно же, «Собор Парижской Богоматери» в особом представлении не нуждается. Недостает лишь нескольких штрихов.
Гюго был младшим современником Шарля Нодье; в сущности, семнадцатилетний Виктор избрал его себе в качестве учителя. Благодаря Шарлю Нодье молодой Гюго открыл для себя загадочный и необъятный мир эзотерики, познакомился с основами Каббалы и доктриной розенкрейцеров. Они путешествовали по Европе, дружили домами, сообща выпускали журнал; известно, что именно Нодье Гюго обязан сюжетами ряда своих произведений, в частности, романа «Собор Парижской Богоматери». А 2 мая 1825 года, когда Виктору Гюго исполнилось 22 года, Шарль Нодье ввел его в Приорат Сиона — пока еще в качестве рядового члена. Союз учителя и ученика просуществовал вплоть до кончины Нодье в 1844 году; на похоронах Гюго был удостоен чести нести покров усопшего. А 22 июля того же года (в день святой Магдалины) большинством в один голос он был избран Великим Магистром Приората Сиона. Прием прошел не без осложнений; примечательно, что Теофиль Готье, известный писатель и поэт, рекомендованный к приему в Приорат Сиона лично Виктором Гюго (1829), был настроен категорически против его кандидатуры и даже предпринял ряд тайных действий, намереваясь добиться его смещения. Планы Готье провалились, и он, не в силах пережить позор, оставил Париж и бежал в Алжир. Гюго же прожил необыкновенно долгую жизнь и вплоть до своей смерти в 1885 году возглавлял Приорат Сиона.
В его уникальной, богатой событиями биографии имеется, однако, период, о котором по-настоящему знают очень немногие. В 1853–1855 годах Виктор Гюго, который, как вы понимаете, уже фигурировал в качестве Великого Магистра, во всеуслышание заявил о своем несогласии с государственной политикой Франции. Вслед за тем он покинул Париж и отправился в добровольное изгнание на остров Джерси. Там достаточно ярко проявилась эзотерическая сторона его натуры. Самое же интерсное, это то, что его изыскания и опыты были непосредственно связаны с открытиями… Николя Фламеля, гениального алхимика, каббалиста XIV столетия, бывшего так же, как и сам Гюго, Великим Магистром. Будет однако же неверным сделать вывод, что этот интерес к личности Фламеля возник у Гюго только к середине 1850-х годов. Еще в 1831 году, когда от Приората Сиона его отделяла внушительная дистанция в 13 лет, он опубликовал великий роман «Собор Парижской Богоматери», и поныне считающийся бесспорным шедевром романтической школы. Мы специально подготовили для вас целый рад выдержек из этого романа, в которых фигурирует Николя Фламель. Вчитайтесь внимательно, и вы многое поймете ( пер. Н. А. Коган):
«…Парижская грязь, — размышлял он (ибо был твердо уверен, что этой канаве суждено послужить ему ложем, — а коль на ложе сна не спится, нам остается размышлять!) — парижская грязь как-то особенно зловонна. Она, по-видимому, содержит в себе очень много летучей и азотистой соли — так, по крайней мере, полагает Никола Фламель и герметики…»
…Таким образом, романское аббатство, философическая церковь, готическое искусство, искусство саксонское, тяжелые круглые столбы времен Григория VII, символика герметиков, где Никола Фламель предшествовал Лютеру, единовластие папы, раскол церкви, аббатство Сен-Жермен-де-Пре и Сен-Жак-де-ла-Бушри — все расплавилось, смешалось, слилось в Соборе Парижской Богоматери. Эта главная церковь, церковь-прародительница, является среди древних церквей Парижа чем-то вроде химеры: у нее голова одной церкви, конечности другой, торс третьей и что-то общее со всеми.
…Достоверно известно, что архидьякон нередко посещал кладбище Невинных, где покоились его родители вместе с другими жертвами чумы 1466 года; но там он как будто не так усердно преклонял колени перед крестом на их могиле, как перед странными изваяниями над возведенными рядом гробницами Никола Фламеля и Клода Пернеля.
Достоверно известно и то, что его часто видели на Ломбардской улице, где он украдкой проскальзывал в домик на углу улиц Писателей и Мариво. Этот дом выстроил Никола Фламель; там он и скончался около 1417 года. С тех пор домик пустовал и начал уже разрушаться, до такой степени герметики и искатели философского камня всех стран исскоблили его стены, вырезая на них свои имена. Соседи утверждали, что видели через отдушину, как однажды архидьякон Клод рыл, копал и пересыпал землю в двух подвалах, каменные подпоры которых были исчерчены бесчисленными стихами и иероглифами самого Никола Фламеля. Полагали, что Фламель зарыл здесь философский камень. И вот в течение двух столетий алхимики, начиная с Мажистри и кончая Миротворцем, до тех пор ворошили там землю, пока дом, столь безжалостно перерытый и чуть не вывернутый наизнанку, не рассыпался наконец прахом под их ногами.
Достоверно известно также и то, что архидьякон воспылал особенной страстью к символическому порталу Собора Богоматери, к этой странице чернокнижной премудрости, изложенной в каменных письменах и начертанной рукой епископа Парижского Гильома, который, несомненно, погубил свою душу, дерзнув приделать
…— Это вы заблуждаетесь, — внушительным тоном ответил архидьякон.
Дедал — это цоколь; Орфей — это стены; Гермес — это здание в целом. Вы придете, когда вам будет угодно, — продолжал он, обращаясь к Туранжо, я покажу вам крупинки золота, осевшего на дне тигля Никола Фламеля, и вы сравните их с золотом Гильома Парижского. Я объясню вам тайные свойства греческого слова peristera, но прежде всего я научу вас разбирать одну за другой мраморные буквы алфавита, гранитные страницы великой книги. От портала епископа Гильома и Сен-Жан ле Рон мы отправимся к Сент-Шапель, затем к домику Никола Фламеля на улице Мариво, к его могиле на кладбище Невинных, к двум его больницам на улице Монморанси. Я научу вас разбирать иероглифы, которыми покрыты четыре массивные железные решетки портала больницы Сен-Жерве на Скобяной улице. Мы вместе постараемся разобраться в том, о чем говорят фасады церквей Сен-Ком, Сент-Женевьев-дез-Ардан, Сен-Мартен, Сен-Жак-де-ла-Бушри…
Уже давно, несмотря на весь свой ум, светившийся у него в глазах, кум Туранжо перестал понимать отца Клода. Наконец он перебил его:
— С нами крестная сила! Что же это за книга?
— А вот одна из них, — ответил архидьякон.
Распахнув окно своей кельи, он указал на громаду Собора Богоматери.
…Свобода эта заходила очень далеко. Порой символическое значение какого-нибудь фасада, портала и даже целого собора было не только чуждо, но даже враждебно религии и церкви. Гильом Парижский в XIII веке и Никола Фламель в XV оставили несколько таких исполненных соблазна страниц. Церковь Сен-Жак-де-ла-Бушри в целом являлась воплощением духа оппозиции.
…Ведь свет, заливающий мою руку, — золото! Это те же самые атомы, лишь разреженные по определенному закону; их надо только уплотнить на основании другого закона! — Но как это сделать? Одни придумали закопать солнечный луч в землю. Аверроэс — да, это был Аверроэс! — зарыл один из этих лучей под первым столбом с левой стороны в святилище Корана, в большой Колдовской мечети, но вскрыть этот тайник, чтобы увидеть, удался ли опыт, можно только через восемь тысяч лет.
«Черт возьми! — сказал себе Жеан. — Долгонько придется ему ждать своего экю».
— …Другие полагают, — продолжал задумчиво архидьякон, — что лучше взять луч Сириуса. Но добыть этот луч в чистом виде очень трудно, так как по пути с ним сливаются лучи других звезд. Фламель утверждает, что проще всего брать земной огонь. — Фламель! Какое пророческое имя! Flamma! — Да, огонь! Вот и всё.
…В церкви обычно имелась келья, предназначенная для ищущих убежища. В 1407 году Никола Фламель выстроил для них на сводах церкви Сен-Жак-де-ла-Бушри комнату, стоившую ему четыре ливра шесть солей и шестнадцать парижских денье.
Здесь всё — и изрядная мудрость, и гимн чернокнижию, и экстравагантно еретическая мораль, — одним словом, в авторе несложно распознать будущего Великого Магистра!
Но чем же, собственно, занимался Магистр Гюго на острове Джерси?
Он, безусловно, отлично знал об умении Фламеля превращать любые материалы в золото, но алхимические практики его тогда волновали не слишком сильно. Гораздо больший интерес вызывал в нем феномен столоверчения. Он принял решение провести несколько спиритических сеансов. На острове его с супругой навестила Дельфина де Жирарден, с которой они познакомились в салоне… Шарля Нодье. Не исключено, что она могла выполнять функции курьера Приората Сиона. Так вот, интерес к занятиям спиритизмом чете изгнанников привила именно она. Вместе с тем сам Гюго всегда испытывал смутные, экстатические видения сродни галлюцинациям. Для него все сверхъестественное было привычным и естественным, кроме того, он свято верил в бессмертие души. Покапризничав для виду, он очень быстро втянулся и стал завзятым спиритом. Как правило, сеансы проходили при участии нескольких лиц; чаще всего был соблазн поконтактировать с духами Шекспира, Эсхила, Данте, Платона и многих других. Гюго постепенно начал относиться к сеансам со всей серьезностью; когда духи высказывали идеи, близкие его собственным, Виктор ощущал, как заметил Андре Моруа, что «его философия теперь освящена самим Небом». Очень скоро Гюго решил общаться с духами наедине. Точнее, может быть, с одним определенным духом. Отныне его ночи приобрели особое значение. Чей дух он стремился вызвать, обяснять, нам кажется, нет нужды: естественно, Николя Фламеля! Вожделенного результата Виктор Гюго добился 26 июля 1854 года в 21.25. Дух Николя Фламеля явился к нему!!!
Воспоминание о встрече подтверждается рисунком Гюго, созданным именно в ту ночь. Более того, к рисунку приложил свою астральную длань сам Алхимик; его подпись можно увидеть в левом верхнем углу листа.
Вас наверняка обуревает любопытство: о чем же могли беседовать в ночи два Великих Магистра Приората Сиона? Если вы предположите, что о делах ордена, вы ошибетесь. Речь зашла об обитателях… Меркурия. Собственно, Меркурий — священная планета алхимиков, ртуть, или «быстрое серебро» (а в мифологии это Гермес, посланник богов), так что удивляться особо не приходится. Дух Николя Фламеля поведал Виктору Гюго (тот, как мог, пытался делать записи), что «у любого меркурианца имеются шесть солнц (глобулярных тел), присоединяющихся к туловищу; два глаза, которые всегда открыты; огромная, но легкая голова; длинное, хотя и стройное тело; он не употребляет твердую пищу, а ест лишь жидкую; он не дышит, вместо этого испуская сияние; у него имеется супруга». В течение ближайшего года Гюго были надиктованы поэмы «Конец Сатаны», «Бог» и второй том стихов «Созерцания», принеся мировую славу и преуспеяние.
Клод Дебюсси (1862–1918). Гениального, очень быстро добившегося славы и преуспеяния музыканта познакомил с Виктором Гюго великий поэт-символист Поль Верлен. Дебюсси и Гюго сближал глубокий интерес к оккультным и эзотерическим наукам. Впоследствии Клод Дебюсси переложил ряд творений Гюго на музыку. Богемная жизнь Дебюсси способствовала его широчайшему кругу знакомств, в том числе и с членами семей, непосредственно связанных с Приоратом Сиона (например, Жаком Соньером). В 23 года он был назначен Великим Магистром (предвидя свою скорую кончину, Виктор Гюго горячо ходатайствовал именно за него, считая Дебюсси наиболее достойным своим преемником). На этом священном посту Клод Дебюсси достойно трудился вплоть до смерти, на деле подтвердив присущие ему выдающиеся качества руководителя и не посрамив памяти своего великого ходатая.
Жан Кокто (1889–1963). Гениальный творец, своего рода Леонардо XX столетия, Кокто прославился еще в 15 лет своим стихотворным талантом.
Шедевр под названием «Фривольный поэт» принес ему лестное звание короля поэтов, славу и деньги. Впрочем, в деньгах он практически не имел нужды, происходя из очень состоятельной семьи. Его эпатаж — чего стоили хотя бы скандальные романы с юным актером Жаном Марэ или с Марселем Прустом, легендарным творцом эпопеи «В поисках утраченного времени», секс-символом Франции, — всю жизнь служил поводом для рождения бесчисленных слухов и легенд на его счет. Тем не менее правда о том, что он практически чуть ли не всю жизнь был Великим Магистром Приората Сиона, так и не стала достоянием гласности. Как пишут знаменитые авторы «Святой крови и святого Грааля», рассказывая о Кокто, «самое убедительное доказательство его принадлежности к Приорату Сиона находится в его творчестве: фильм „Орфей“, пьеса „Двухглавый орел“, посвященная императрице Елизавете Австрийской, члену семьи Габсбургов, или же роспись церкви Богоматери Французской в Лондоне. Наконец, вспомним его подпись под уставом Приората Сиона — весьма категоричное доказательство».