Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг
Шрифт:
Резко повернувшись, он побежал по дорожке. Сзади доносился свист и вроде бы даже «Эй!», но он не оглянулся и скрылся из виду, когда Вероника Уэдж весело вышла из замка. Щеки ее горели, глаза сверкали. Фотограф, завидев ее, издал бы восторженный вопль.
Через несколько секунд, подойдя к рододендронам, она растерянно остановилась. Плимсола не было. Она огляделась. Нет и нет. Тут она удивилась. Именно в это мгновение до нее донесся тихий свист.
Удивляясь уже тому, что исчезнувший Ромео открывает чувствительнейшую сцену так прозаично,
— Ик! — сказала Вероника.
Доброго, рыцарственного Генри очень бы огорчили заголовки, проносившиеся перед ее мысленным взором. Самым приятным был «ЗЛОДЕЙ РАЗРУБАЕТ НА ЧАСТИ КРАСАВИЦУ». Он думал о другом, он хотел передать записку, забыв при этом, что и без бороды внешность его — на любителя. С бородой Рожи Биффена он напугал бы и Жанну д'Арк.
На встречу с самой Пруденс он уже не надеялся. Где-то она гуляла, но не там, где он. Да и вообще, в записке все как-то яснее. Не сумев вручить ее типу в роговых очках, он положился на эту девицу. Она не слышала. Он вылез из кустов и двинулся к ней.
К довершению бед он зацепился за корень, покачнулся и стал хвататься за воздух, окончательно сокрушая дух Вероники. Если бы он долго тренировался, он бы не сумел лучше воплотить Злодея, который вот-вот РАЗРУБИТ НА ЧАСТИ КРАСАВИЦУ. «СТРАШНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ В БЛАНДИНГСКОМ ЗАМКЕ», — думала Вероника, бледнея под румянами «Розовый цвет». «ИЗУВЕЧЕНА ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ». «ОБЕЗГЛАВЛЕННОЕ ТЕЛО СРЕДИ РОДОДЕНДРОНОВ».
Дочь воина, она не унаследовала смелости. Там, где другая подняла бы брови и процедила «Простите?», она кинулась по дорожке, как гончая светлой окраски. Сзади раздавался топот.
Мать (лучший друг дочери) стояла на террасе. Дочь кинулась к ней, громко вереща.
Генри вернулся на свой газон. Бывают в жизни минуты, когда все не ладится. Вот Фредди говорил, передай записку — а как ее передашь? Тут нужен ум Макиавелли, да и время поджимает. В любой момент могут обнаружить, что ты не настоящий садовник, а синтетический.
Утром он было подумал, что момент этот настал, когда лорд Эмсворт завел разговор о цветах, которых он не все знал по имени. Он отражал опасность, умело вворачивая «Да, милорд» — но надолго ли? Знакомство с девятым графом подсказывало ему, что тот мыслит нечетко, и все же…
Теперь он понял свою ошибку: надо спуститься ниже. Тип в очках, нервная барышня — это все аристократия. Тут нужен простой человек, с которым можно разговаривать по-деловому, тот свою выгоду знает.
И только Листер это подумал, как на газоне появилась плотная тетенька, в которой каждый узнал бы кухарку. Сердце у него запрыгало, словно он увидел радугу. Сжимая записку в одной руке, полкроны — в другой, он побежал ей навстречу. Недавно он решил, что Вероника послана небом. Сейчас он совершил ту же ошибку относительно ее матери.
В том, что он принял ее за кухарку, ничего необычного не было. Неточность он допустил, приняв ее за добрую кухарку, приветливую, сердечную, которая только рада помочь влюбленному в беде, тогда как походила она на кухарку грозную.
К тому же она задыхалась от злости. Самая кроткая женщина рассердится, если ее дочери угрожает бородатый злодей, а она кроткой не была. Когда она подошла к Листеру, лицо ее налилось пурпуром, и ей столько хотелось сказать ему, что она заговорила не сразу, выбирая самое лучшее.
Именно тогда Генри Листер сунул ей в руку монету и записку, настоятельно предупредив, чтобы она избегала Гермионы Уэдж.
— Мымра, — сообщил он, — палач первой руки. Да вы и сами знаете. — Ту т он улыбнулся, представляя себе, сколько стычек с демонической теткой претерпела эта милая женщина.
Странное оцепенение сковало леди Гермиону.
— Кто вы такой? — спросила она хрипло и глухо.
— Не беспокойтесь, — заверил Генри, которому очень понравилась такая серьезность, — все в порядке. Фамилия моя Листер. Мы с мисс Гарланд хотим пожениться. А эта чертова баба держит ее взаперти. Мымра, иначе не скажешь. Ей бы подлить мышьяку в суп. Вы не могли бы? — пошутил он. Все шло так хорошо, что как-то напрашивалась шутка.
Нежноголосые часы над конюшней только что пробили двенадцать, неназойливо, словно дворецкий, оповещающий: «Кушать подано», когда сияющая красота Бландингского замка умножилась, ибо приехал Фредди Трипвуд. Оторвавшись от вустерширских Фэншоу-Чедвиков, он ехал к шропширским Финчам, еще на сутки, но сделал большой крюк, чтобы узнать, как идут дела у Генри Листера.
В саду его вроде не было, зато был отец, пристойно, если не роскошно, одетый. Стоял он у свинарника, общался со свиньей.
Привыкнув видеть родителя в извилистых штанах и старой куртке, Фредди невольно ахнул, тот обернулся и тоже ахнул.
— Фредди! А я думал, ты у этих… как их… Ты надолго? — тревожно спросил он.
Сын усмирил его страхи:
— Проездом. Финчи ждут ко второму завтраку. А ты что, собрался на карнавал?
— Э?
— Костюм. Вырвиглаз, иначе не скажешь.
— А! — понял лорд Эмсворт. — Я еду в Лондон.
— В такую погоду? — удивился Фредди. — Наверное, что-то очень важное.
— Да. Очень. Еду к твоему дяде Галахаду, насчет художника. Тот, первый… — Девятый граф замолчал, чтобы справиться с чувствами.
— Почему не послать телеграмму? Или позвони.
— Телеграмму? Позвони? Ой Господи! Правда. Но теперь уже нельзя, — вздохнул лорд Эмсворт. — Завтра у Вероники день рождения, а я не купил ей подарок. Гермиона требует, чтобы я поехал и купил.
Что-то сверкнуло. Это был монокль, выпавший из глаза.
— Ох ты! — воскликнул Фредди. — И верно! Спасибо, что напомнил. Вот что, отец, можно тебя попросить?