Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг
Шрифт:
— Эй! — повторил он. — Где комната мистера Трипвуда?
— Мистера Фредерика, сэр?
— Нет, другого, Галли.
— Мистер Галахад занимает комнату, выходящую на лужайку. По правую руку, первый этаж. Позвать его?
— Нет. Он мне не нужен. Так, занесу кое-что. Спасибо.
Дойдя до искомой комнаты, он поставил фляжку на стол с горестным сожалением русского крестьянина, бросающего волкам младенца-сына. Потом он медленно пошел наверх.
Достигнув первой площадки, он внезапно вскинул голову, как боевой конь при звуке труб,
Сверху, из алой комнаты, раздавался вопль:
— Иии-иии-иии-иии!!!
Девушка с хорошими легкими не может вскрикнуть «Иии-иии-иии!!!», не вызвав волнения и интереса. Правда, многие гуляли (Галли, полковник, Пруденс), Фредди был в бильярдной, но леди Гермиона сидела в гостиной.
Когда летний покой разлетелся на миллион осколков, она перечитывала в третий раз телеграмму, которую принес ей на серебряном подносе дворецкий Бидж. Подпись была «Кларенс», место отправления — Паддингтонский вокзал, время — двенадцать сорок, а текст такой:
«Приедем чаю эликсиром».
Получив этот текст за две минуты до отхода поезда, телеграфист смело расшифровал «приметы» как «приедем», «чан» — как «чаю», но последнего слова не понял. Подходило «линсиром», «ликсиром» — и «эликсиром». Первые слова он отверг, потому что их нет. Оставалось третье. В конце концов какой-то смысл в нем был.
Оптимизм подвел его. Леди Гермиона тупо смотрела на бланк. Самое простое решение — глава рода везет к чаю животворящий эликсир — она отмела.
Галахад — другое дело, он может привезти что угодно. Но не Кларенс. Он рассеян и о семье не заботится.
Она прикинула, какая тут подойдет болезнь, это с ним бывало, но тут раздался крик.
Если читатель забыл, мы напомним, что кричала Вероника: «Иии-иии-иии!!!» Потрясенная мать, застыв на мгновение, кинулась наверх быстрее Типтона. Разве усидишь в гостиной, когда твое дитя верещит?
Перед дверью алой комнаты она резко остановилась, увидев такое поразительное, такое радостное зрелище, что она подумала, не мерещится ли ей. Она поморгала, посмотрела снова — мираж не исчез.
У дверей, в коридоре, один из богатейших людей Америки прижимал к груди ее дочь и, на глазах у матери, прильнул к ее устам несомненнейшим поцелуем.
— Вероника! — воскликнула мать. Более слабая женщина воскликнула бы «Ого!».
Рыцарственный Типтон, только сейчас заметивший ее, поспешил сообщить, что перед нею не одна из тех сцен, которые вырезают из фильма.
— Все в порядке, — сказал он. — Мы обручились.
Леди Гермиона еще не отдышалась и не сразу выговорила:
— О Типтон!
— Вы не теряете дочь, — сообщил находчивый Типтон. — Вы обретаете сына.
— О Типтон! — повторила леди Гермиона. — Я счастлива! Ты счастлива, Вероника?
— Да, мам-ма.
— Такой подарок ко дню рождения!
Слова ее пронзили Типтона Плимсола. Да, кто-то говорил за столом про этот день рождения, а он ни о чем не спросил. Ему показалось, что речь идет о козявке.
— Господи! — воскликнул он, сгорая от стыда. — Я не купил подарок. Я сейчас куплю. Где их продают?
— В Шрусбери, — сказала Вероника, умевшая ответить кратко.
— Сколько туда ехать?
— Меньше часа на машине.
— Магазины там есть?
— О да.
— Ювелирные?
— О да!
— Тогда я буду у рододендронов часа через два. Да, кстати! Там свинья.
— Свинья?
— Да, мам-ма.
— Поразительно, — сказала леди Гермиона, а могла бы не говорить, ибо Императрица высунула в дверь кроткое и любопытное рыло.
— Пожалуйста, — сказал Типтон.
И побежал к гаражу, оставив дело в надежных руках. В гараже был Фредди.
Еще не так давно, увидев его, Типтон Плимсол был бы холоден, но теперь, завоевав прекраснейшую девушку в мире, он плавился от доброжелательности. «Нет, не змий, — думал он, — невинный брат». Конечно, позже надо будет позаботиться, чтобы не было этих братских поцелуев, но вообще — лучший друг.
— Угадай, что случилось, — сказал он. — Я женюсь!
— Женишься?
— Ага.
— На Ви?
— А то на ком?
— Ну, знаешь! — сказал Фредди. — Молодец.
Он так сердечно улыбался, так горячо пожал руку, что исчезли последние сомнения; и Типтон так сердечно улыбнулся, что Фредди решил испытать судьбу.
— Кстати, старик, — сказал он.
— Да?
— Я хотел спросить — ты не дашь нам концессию?
— О чем говорить! — воскликнул Типтон, сияя, как герой Диккенса. — Я сам хотел предложить.
Фредди глубоко вдохнул воздух.
— Старик, — почтительно сказал он, — ты большой молодец. Я всегда говорил.
— Правда?
— Еще как! Желаю счастья, старик.
— Спасибо, старик. Можно я возьму машину? Съезжу в Шрусбери за подарком.
— Я тебя отвезу.
— Спасибо большое!
— Не за что, не за что, — заключил беседу Фредди. Нажимая на стартер, Фредди мельком подумал, что все к лучшему в этом лучшем из миров.
Глава 8
Человек, которому приятно видеть молодых счастливыми, рад, когда о том узнает; а в этот летний день достопочтенный Галахад Трипвуд узнал немало хорошего.
Встретив Веронику на пути к рододендронам, он узнал от нее, какое счастье привалило ее дому. Еще до этого он встретил Пруденс, бледную и угасшую, передал ей письмо, и она порозовела. Когда он вышел на солнце из прохладной полумглы, он тихо напевал мюзик-холльную песенку своей молодости.