Полночный поцелуй
Шрифт:
Через объектив камеры Габриэлла осмотрела большие лужайки и внутренние дворы, обрамленные элегантными строениями из кирпича и светлого известняка, сделала несколько снимков, желая запечатлеть все великолепие ныне заброшенного приюта, красоту архитектуры и нежную игру утреннего солнечного света с густой тенью угасшей ночи. Было странно из окон осматривать приют, некогда давший кров многим несчастным. Габриэлле казалось, что в мрачной тишине приюта слышит голоса людей, которые обречены были до конца дней оставаться здесь.
Людей, подобных ее биологической матери, которую она никогда не видела, только ребенком слышала о ней обрывки разговоров;
К тому моменту, как ее удочерили Максвеллы, Габриэлла провела девяносто дней в «общественном доме», специальном приюте под присмотром государственного психолога Она перестала ждать, не осталось даже призрачной надежды, что она обретет семью. Честно говоря, ей это было уже безразлично. Но новые приемные родители оказались людьми терпеливыми и добрыми. Решив, что это поможет девочке справиться с ее непростым эмоциональным состоянием, они собрали для Габриэллы целую папку официальных документов, касавшихся ее матери.
Ею была некая несовершеннолетняя Джейн Доу [6] — предположительно бездомная, без удостоверения личности и каких-либо сведений о семье, — августовской ночью оставившая в мусорном баке плачущего младенца. Судя по глубоким кровоточащим ранам на шее, которые она в истерике расцарапала, Джейн Доу подверглась насилию. Во время лечения она впала в кататоническое состояние, из которого ее не удалось вывести.
Ее не наказали за то, что бросила ребенка, признав недееспособной, и по решению суда она была отправлена в учреждение, подобное этому приюту. В нем Джейн Доу провела не более месяца, после чего повесилась на простыне, оставив после себя множество вопросов и ни одного ответа.
6
Джейн Доу — имя, используемое в судебных процессах применительно к истцу женского пола, который неизвестен или анонимен, а также к неопознанному телу женского пола.
Габриэлла попыталась отогнать нахлынувшие болезненные воспоминания, но, пока она стояла у окна, глядя во двор сквозь мутное от пыли стекло, они продолжали тяжелым камнем давить на сердце. Она не хотела думать ни о матери, ни о печальных обстоятельствах своего появления на свет, ни о мрачных годах детства и ранней юности. Габриэлла заставляла себя сконцентрироваться на работе. Именно работой она спасалась от всех трудностей и неприятностей. Ничего иного действительно стоящего в ее жизни не было.
И такое положение вещей ее вполне устраивало.
Почти всегда устраивало.
— Еще пару снимков — и все, прочь от этого кладбища безнадежных человеческих судеб, — прошептала Габриэлла, прицеливаясь камерой в ячейку тонкой решетки, установленной между стеклами, и несколько раз нажимая на кнопку.
Она планировала вернуться тем же путем, что и пришла, но перспектива
Очевидно, граффитист, оставивший «Bad vibes» на стене у главного входа, побывал и здесь: странные черные рисунки, похожие на замысловатые завитки, красовались на всех четырех стенах. Наверное, тайные знаки какой-нибудь подростковой банды или подписи ребятишек, побывавших здесь. В углу лежал пустой баллончик из-под краски, вокруг него раздавленные окурки, битые пивные бутылки и прочий мусор, типичный для заброшенных мест.
В голове возникла идея, Габриэлла достала камеру и огляделась в поисках подходящего ракурса. Освещение не очень хорошее, но если использовать разные объективы, то может получиться что-нибудь интересное. Габриэлла полезла в сумку за коробкой, где лежали объективы, и в этот момент уловила приглушенный звук шагов. Он доносился откуда-то снизу — тихий, но явственный. Габриэлла засунула камеру в сумку, прислушалась, нервы были натянуты, как струны.
Она здесь не одна.
Не успела Габриэлла так подумать, как почувствовала на себе чей-то взгляд. Волосы на затылке зашевелились, по телу побежали мурашки. Медленно повернув голову, она посмотрела назад и увидела маленькую видеокамеру, вмонтированную в темном углу коридора под самым потолком и нацеленную прямо на дверь, через которую Габриэлла несколько минут назад вышла на лестничную клетку.
Возможно, камера давно не работала, осталась здесь с тех времен, когда приют действовал. Предположение успокаивало, но не вид камеры — компактная, последняя модель, в отличном состоянии. Чтобы убедиться, Габриэлла сделала шаг в сторону камеры и встала под объективом. Камера беззвучно повернулась и нацелилась прямо в лицо Габриэлле.
— О черт, — прошептала она, глядя в неподвижный черный глаз.
Откуда-то из недр пустого строения донесся скрипучий металлический лязг — открылась тяжелая дверь. Заброшенный приют оказался обитаемым. По крайней мере, тут была своя охрана, и полиции Бостона не мешало бы побеседовать со здешними жителями.
Размеренный звук шагов свидетельствовал, что неизвестный, несущий вахту, направляется к Габриэлле. Она в два прыжка оказалась у лестницы и бросилась по ступенькам вниз. Сумка с камерой колотила по бедру. Чем ниже Габриэлла спускалась, тем темнее становилось вокруг. В руке она сжимала фонарик, но не хотела включать его и обнаруживать себя. Слетев с последней ступеньки, Габриэлла толкнула металлическую дверь и оказалась в коридоре цокольного этажа.
Она слышала, как там, наверху, находившаяся под прицелом видеокамеры дверь с шумом распахнулась и ее преследователь загромыхал по ступенькам лестницы, он быстро приближался.
Наконец Габриэлла добежала до железной двери в конце коридора. Толкнув ее плечом и ощутив на мгновение мне холод металла, она влетела в сумеречный подвал и сразу метнулась к открытому окну, ведущему наружу. Свежий воздух придал ей силы, она ухватилась за подоконник, подтянулась, забралась на него и вывалилась на усыпанную гравием землю.