Полночный воин (Хранительница сокровищ)
Шрифт:
— Тебя она скорее послушает.
— Она уверяет, что чувствует там себя в полной безопасности, — сообщил Малик. — Думаю, ей надо опасаться зверей в человеческом облике, а не диких животных.
— Солдаты не тронут ее. Им известно, что она принадлежит мне.
— Я говорю не о них.
Гейдж знал, кого он имеет в виду, но притворился непонимающим.
— Так ты скажешь ей?
— Если она не хочет добровольно стать твоей, то почему бы не подтолкнуть ее к этому?
— Я так и сделаю, черт возьми! — резко бросил в ответ Гейдж.
Малик вздохнул.
— Я просто подумал, может, я попробую.
Гейдж угрожающе посмотрел ему прямо в глаза.
— И не вздумай.
— Я просто не подумал, как важно прежде бы получше изучить ее характер. Многие женщины отдаются мужчинам легко, но она — нет. Спрыгнуть с твоей кровати и преспокойно уйти она бы не могла.
— Так ты советуешь мне отправить ее снова в постель к Ричарду Редфернскому? Бог свидетель, я не сделаю этого. Если она ублажает этого недоноска, то сумеет переспать и со мной. Я не повезу ее в Редферн, не стану слушать, и она станет моей.
— А если она говорит правду о сокровищах?
— Подумай сам, откуда рабыня может знать о таком кладе?
— Но почему эта простая рабыня умеет читать и писать? Далеко не все знатные люди в этих краях умеют это.
Гейдж нахмурился.
— Она умеет читать?
— И писать, — уточнил Малик.
— Она говорила тебе об этом?
— Упоминала мельком.
— Да ты прямо ее исповедник. О чем еще она рассказывала тебе?
— Ни о чем. Она как встревоженная птичка. Я и об этом узнал в случайном разговоре. — Малик поморщился. — И не смотри на меня так. Я не собираюсь становиться между вами. Худшего и врагу не пожелаешь.
— Тогда не вмешивайся.
— Я делаю то, что подсказывает сердце, — просто ответил Малик.
— Постарайся почаще обращаться к разуму, — мрачно отозвался Гейдж. — Тогда поменьше будешь набивать себе шишек.
— Ты угрожаешь ему? — Гейдж, обернувшись, увидел у входа в палатку Бринн. Подойдя ближе, она строго спросила: — Ты еще смеешь запугивать несчастного раненого?
— Бринн, скорее защити меня, — жалобно простонал Малик и, хитро прищурившись, умоляюще протянул к ней руки. — Спаси меня от этого варвара!
Увидев лукавое выражение его лица, Бринн нарочито строго отчитала его:
— За обман тебе неплохо бы еще и добавить тумаков.
Продолжая ругать Малика, она нежно поправила одеяло, поплотнее укутав его.
Крошечный багровый листок клена застрял в ее светло-каштановых волосах. Гейдж почувствовал доносившийся от нее аромат земли и осенней свежести. Ее кожа в свете огня отливала матовым блеском, и воздух, казалось, вибрировал от ее полного жизни тела. Ему захотелось подойти, вытащить кленовый листок и утопить ладонь в ее шелковистых волосах.
Нежность. Впервые Гейдж испытал к ней это неизвестное ему чувство. Обычно первым на желание отзывалось его тело, всегда готовое и вечно жаждущее соития, заслонявшее собой все чувства, кроме плотского желания, раздиравшего его на части.
— Не надо ходить в лес одной, — хрипло произнес он.
Бринн вздрогнула, но не обернулась на его слова.
— Со мной там ничего не случится.
Ее холодность разозлила его сильнее, чем всегда.
— Мне лучше знать. — Он жестко усмехнулся. — И потом, я не могу позволить, чтобы пострадала моя собственность.
Ее рука сжала укрывавшее Малика одеяло, но Бринн спокойно ответила:
— Как видишь, со мной все в порядке, — и, отвернувшись, коротко бросила: — Задуй светильник, Малику пора спать.
Малик приподнял одеяло, приглашая ее лечь рядом, но она только улыбнулась.
— Пора тебе спать одному. — Сняв накидку, она расстелила ее неподалеку от него на земле. — Если буду тебе нужна, я рядом.
— Надо понимать, что драконы вновь попрятались в своих пещерах? — Гейдж казался удивленным не меньше Малика.
— Можешь насмехаться сколько душе угодно. Всему свое время. До сих пор его нельзя было оставлять на ночь одного.
Ее слова прозвучали как-то особенно трогательно.
Резко встав, Гейдж взял одну из своих подстилок и укрыл ею Бринн.
— Я и не думал смеяться. — С этими словами он задул светильник. — Спи с Богом.
5
Следующий день выдался ясным и солнечным. По просьбе Бринн четверо солдат Лефонта вынесли Малика из палатки на свежий воздух.
Малик, лежа, радостно подставлял лицо солнечным лучам.
— Господи, я словно снова ожил. Я так соскучился по лесу, холму, по всему, что вокруг.
— Я знала, что тебе понравится, — улыбнулась Бринн. — Теперь ты будешь на воздухе каждый день. Солнце — самое верное лекарство.
— Но не лучше тебя, — отозвался Малик. — Какая же ты милая и скромная. Ты помогаешь всем идея, но только не себе самой.
— И в самом деле, совершенно очевидно, что юная леди умна и сама скромность, — докончил за Малика Гейдж.
Какими бы колкими ни казались его слова в ее адрес, Гейдж произнес их без своего обычного насмешливого тона и даже… с душевной теплотой. Прошлым вечером она упорно доказывала себе, что грубоватая в тот день нежность — всего лишь каприз, но сейчас он смотрел на нее словно… Нет, непонятно как. Ей наверняка просто хочется, чтобы так было, да и опасно мечтать о том, что может оказаться правдой.
Бринн отвела взгляд.
— Не надо большого ума, чтобы понять, как ему необходимы свежий воздух и солнце…