Полночный злодей
Шрифт:
— Перепуганный ребенок? — Ненависть захлестнула Габриэль. — Вы дважды ошибаетесь, капитан. Я не напугана, и я — не ребенок. Если угодно, то я отказываюсь находиться в столь малоприятном обществе!
— Советую попридержать язык! Бертран согласился осмотреть вас и облегчить вашу боль. На вашем месте я бы не стал обижать его.
— Мне не нужен ваш Бертран и его лечение!
— Слушайте меня внимательно, мадемуазель! — Капитан придвинулся и буквально навис над ней, заставив упрямый подбородок Габриэль задираться все выше, пока он низким голосом читал ей наставления. — Ваши ноги
В ответ Габриэль лишь молча усмехнулась, а громадина склонился еще ниже, чтобы видеть ее глаза.
— Вы должны быть на ногах и в состоянии самостоятельно передвигаться буквально через несколько дней. Это необходимо, так как скоро создастся ситуация, при которой даже легкое недомогание может вам дорого обойтись…
Капитан сделал паузу и сильно понизил голос:
— Вы, может быть… и в живых не останетесь. Вы меня поняли?
— Как вы смеете угрожать мне?
— Я бы не стал тратить время на угрозы вам, мадемуазель. Я просто хочу поставить вас перед фактом.
— Вы не осмелитесь причинить мне зло! Мой отец…
— Ваш отец! — Красивое лицо капитана исказила зловещая гримаса. — Я обезоружил его. Он никогда не решится предпринять что-либо против меня, пока будет оставаться хоть малейшая вероятность того, что вы все еще в моих руках!
— Вы просто глупец, если считаете, что отец будет сидеть сложа руки и ждать ваших указаний. Он все расскажет губернатору!
— Ни губернатор, ни его люди меня не пугают!
— Мой отец — очень влиятельный человек!
— Океан велик и свободен. В худшем случае мне никогда больше не придется ступить на землю Луизианы. Однако выбор за мной.
Впервые страх по-настоящему овладел Габриэль. Она постаралась заглушить его.
— Но ваша цель была иной, когда вы организовали похищение. Вы рассчитывали использовать меня как орудие вашей мести.
Капитан выпрямился в полный рост, лицо его вдруг окаменело.
—: Послушайте меня, мадемуазель. Стоит мне приказать своим людям выбросить вас за борт, чтобы тотчас же покончить с этим делом, и моя месть будет осуществлена. Решайте сами, оставаться ли вам в живых, чтобы я смог заставить вашего отца расплатиться сполна за все его преступления.
— Преступления моего отца? Да вы с ума сошли. Это вы преступник, а не он!
Мрачный взгляд пронзил ее насквозь. Капитан, так точно прозванный Рапасом, посмотрел на Габриэль сверху вниз, а затем резко повернулся и шагнул к двери. В воздухе повис звук его густого голоса:
— Если у тебя, Бертран, будут с ней проблемы, оставь ее, пусть заботится о себе сама!
Еще не стих грохот захлопнувшейся двери, как Габриэль взглянула на человека с изуродованным лицом, молча стоявшего рядом с кроватью. Стройный, светловолосый, среднего роста… Не будь этого шрама, так безобразно искалечившего щеку, его внешность была бы почти аристократической, типичной для молодых французов из окружения ее отца в светском обществе.
Однако, приглядевшись к нему поближе, Габриэль поняла, что он совсем не похож на галантных французов, любителей развлечений, известных ей по Новому Орлеану. Какой-то холод, исходивший из глубины души, застыл в его взоре. Она резко заговорила:
— Что вы собираетесь делать?
Выражение лица Бертрана нисколько не изменилось.
— Капитан просил меня полечить ваши раны. Стоит мне приказать своим людям выбросить вас за борт… и моя месть будет осуществлена…
Габриэль капризно скривила губы и с наигранной смелостью заметила:
— Никогда не прикажет он выбросить меня за борт! Ну скажите, может он?
Красноречивое молчание Бертрана говорило само за себя.
— Ну хорошо! — Габриэль положила ноги на край кровати. — Делайте, что положено. Но как только я снова смогу бегать… то есть ходить…
Габриэль испуганно закрыла рот. Она уже достаточно сказала. Молодой моряк опустился рядом с ней на колени и приступил к врачеванию ее ног. Прикосновения его пальцев, пока он осматривал порезы, оказались на удивление мягкими. Сохраняя молчание, он тщательно промыл многочисленные раны, искусно наложил целебную мазь и тонкие повязки. Габриэль с удивлением обнаружила, что резкая боль неожиданно затихла.
Загадочный Бертран, так и не проронив ни слова, поднялся и направился к выходу. Несколько устыдившись своего поведения, Габриэль промолвила, как только он открыл дверь:
— Спасибо.
И вновь никакого ответа. А чего она ждала? Действительно… чего?
Неожиданно поднялся легкий утренний бриз. Стоя на юте, Роган мгновенно среагировал на это, громко отдавая команды:
— Занять места у парусов топсель и гардель!
Люди на палубе побежали к парусам. Подождав, когда одна группа ухватила гардель, он прокричал:
— Убрать бык-гардень, ослабить гитов!
Матросы наверху тотчас выполнили команду, отпустив рею, державшую свернутый парус.
— Полный парус!
Матросы развернули паруса. Роган скомандовал:
— Освободить топсель и гардель!
Судно качнулось и по мере наполнения парусов, вскоре твердо вставших над головой, двинулось вперед. Сколько раз уже приходилось ему отдавать эти команды, но всегда Роган испытывал радостное чувство удовлетворения. Он явственно ощущал, как вздрагивает под ним корабль и тут же устремляется вперед, вставая на курс. Сердце его постоянно охватывал трепет при виде раздутых парусов среди бескрайнего моря, покрытого белыми барашками волн. Голову кружило ни с чем не сравнимое сознание полной свободы…
Роган припомнил, что когда-то больше всего на свете ценил именно это чувство свободы, стоя на капитанском мостике собственного торгового судна. Однако Жерар Пуантро отнял у него возможность получать такое удовольствие. Теперь Рогана ни на минуту не оставляло чувство долга перед погибшими товарищами, от которого он не может уклониться и о котором не может забыть.
Повернувшись на звук знакомых шагов, Роган увидел Бертрана. На его бесстрастном лице резко выделялись удивленно поднятые брови.