Полное собрание рассказов в одном томе.
Шрифт:
– Мишка, хочешь «Барыню» оторву? – предложил он Мишке.
– За сколько? – спросил Мишка.
– За пять штук.
– Даю три.
– Четыре.
– Три.
– Ладно, пупырь, давай три. Скупердяй ты, Мишка!.. Я таких сроду не видывал. Как тебя еще земля держит?
– Ничего, держит, – спокойно сказал Мишка. – Не хочешь – не надо. Сам же напрашиваешься.
Образовали круг. Ванька подбоченился и пошел. В трудные минуты жизни, когда нужно растрогать человеческие сердца или отвести от себя карающую руку, Ванька пляшет «Барыню». И как пляшет!
Ванька пошел трясогузкой, смешно подкидывая зад. Помахивал над головой воображаемым платочком и бабьим голоском вскрикивал: «Ух! Ух! Ух ты!» Под конец Ванька всегда становился на руки и шел сколько мог на руках. Все смеялись.
Прошелся Ванька по кругу раз пять, остановился.
– Давай!
Мишка бросил на снег две бабки.
Ванька опешил:
– Мы же за три договаривались!
– Хватит.
Ванька передвинул шапку козырьком на затылок и медленно пошел на Мишку. Тот изготовился. Ванька неожиданно дал ему головой в живот. Мишка упал. Заварилась веселая потасовка. Половина была на Ванькиной стороне, другие – за Мишку. Образовали кучу малу.
Но тут кто-то крикнул:
– Училка!
Всю кучу ребятишек как ветром сдуло. Похватали сумки – и кто куда! Ванька успел схватить с кона несколько бабок, перемахнул через прясло и вышел на свою улицу. Он был разгорячен дракой. Около дома ему попалась на глаза снежная баба. Ванька дал ей по уху. Высморкался на дорогу, как Мишка Босовило, вошел в избу. Запустил сумку под лавку, туда же – шапку. Полушубок не стал снимать – в избе было холодно.
На печке сидела маленькая девочка с большими синими глазами, играла в куклы. Это сестра Ваньки – Наташка.
– Ваня пришел, – сказала Наташка. – Ты в школе был?
– Был, был, – недовольно ответил Ванька, заглядывая в шкаф.
– Вань, вам про кого сёдня рассказывали?
– Про жаркие страны. – Ванька заглянул в миску на шестке, в печку. – Пошамать нечего?
– Нету, – сказала Наташка и снова стала наряжать куклу – деревянную ложку – в разноцветные лоскуты. Запела тоненьким голоском:
Ох, сронила колечко-оС правой руки-и!Забилось сердечкоПо милым дружке-е…Наташка пела песню на манер колыбельной, но мелодии ее – невыносимо тяжкой и заунывной – не искажала. Ванька сидел у стола и смотрел в окно.
Ох, сказали, мил помер —Во гробе-е лежи-ит,В глубокой могилке-еЗемлею зарыт.Ванька нахмурился и стал водить грязным пальцем по синим клеточкам клеенки.
Голос Наташки, как чистый ручеек, льется сверху в синюю пустоту избы.
Ох, надену я платье-е,К милому пойду-у,А месяц укажетДорожку к нему-у…– Хватит тебе… распелась, – сказал Ванька. – Спой лучше про Хаз-Булата.
Наташа запела:
Хаз-Булат удало-ой…Но тут же оборвала:
– Не хочу про Хаз-Булата.
– Вредная! Ну про Катю.
– Катя-Катерина, купеческая дочь?
– Ага.
– Тоже не хочу. Я про милого буду.
Ох, пускай люди судю-ут,Пускай говоря-ат…Ванька поднялся, достал из-под лавки сумку, сел на пол, высыпал из сумки бабки и стал их считать. Вид у него вызывающе-спокойный; краем глаза наблюдает за Наташкой.
Наташка от неожиданности сперва онемела, потом захлопала в ладоши:
– Вот они где, бабочки-то! Ты опять в школе не был? Обязательно скажу маме. Ох, попадет тебе, Ванька!
– …Семь, восемь… Говори, я ни капли не боюсь. Девять, десять…
– Вот не выучишься – будешь всю жизнь лоботрясом. Пожалеешь потом. Локоть-то близко будет, да не укусишь.
Ванька делает вид, что его душит смех.
– …Одиннадцать, двенадцать… А лоботрясом, думаешь, хуже?
В сенцах что-то треснуло. Ванька сгреб бабки и замер.
– Ага! – сказала Наташка.
Но это трещит мороз.
Однако бабки все равно нужно припрятать. Ванька ссыпал их в старый валенок и вынес в сенцы.
Потом опять он сидит у стола. Думает, где можно достать три полена дров. Хорошо бы затопить камелек. Мать придет, а в избе такая теплынь, хоть по полу валяйся. Она, конечно, удивится, скажет: «Да где же ты дров-то достал, сынок?» Ванька даже пошевелился – так захотелось достать три полена. Но дров нету, он это знает.
Наташка уже не поет, а баюкает куклу.
Нудно течет пустое тоскливое время.
За окнами стало синеть.
Чтобы отвязаться от назойливой мысли о дровах, Ванька потихоньку встал, подкрался к печке, вскочил и крикнул громко:
– А-а!
– Ой!.. Ну что ты делаешь-то! – Наташка заплакала. – Напужал, прямо сердце упало…
– Нюня! – говорит Ванька. – Ревушка-коровушка! Не принесу тебе елку. А я знаю, где вот такие елочки!
– Не надо мне твою елочку. Мне мама принесет.
– А хочешь, я тебе «Барыню» оторву?
Ванька взялся за бока и пошел по избе, и пошел, высоко подкидывая ноги в огромных валенках.
Наташка засмеялась.
– Ну и дурак ты, Ванька! – сказала она, размазывая по лицу слезы. – Все равно скажу маме, как ты меня пужаешь.
Ванька подошел к окну и стал оттаивать кружок на стекле, чтобы смотреть на дорогу.
В избе тихо, сумрачно и пусто. И холодно.
– Вань, расскажи, как вы волка видели? – попросила Наташка.
Ваньке не хочется рассказывать – надоело.
– Как… Видели, и все.