Полное собрание сочинений Св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. Том первый, книга первая. С предисловием А. П. Лопухина.
Шрифт:
12. С чего же прилично начать слово? С тех самых слов Господа, которыя Он вещает чрез блаженнаго Павла; ибо надобно веровать, что совет апостола есть совет Господа. Так словами: оженившымся завещаваю не аз, но Господь (1 Кор. VII, 10), и еще: прочим же аз глаголю, а не Господь (ст. 12), апостол не то хочет сказать, что одно из этих (завещаний) принадлежит ему самому, а другое Господу. Как решился бы сказать, или помыслить что-нибудь не угодное Христу, и притом в виде узаконения, тот, кто имел в себе говорящаго Христа, кто для того только старался и жить, чтобы жил в нем Христос, у кого и царство и жизнь, и ангелы и силы, и всякое другое творение и вообще все занимает второстепенное место после любви к Нему? Итак, что же значат слова апостола: аз и не аз? То, что одни из законов и догматов преподал нам Христос Сам непосредственно, а другие чрез апостолов. А что Сам Он не все (законы и догматы) постановил непосредственно, об этом, послушай, что говорит Он: много имам глаголати вам, но не можете носити ныне (Иоан. XVI, 12). Таким образом, жене от мужа не разлучатися (1 Кор. VII, 10) Христос еще прежде постановил, когда был на земле во плоти, и потому апостол говорит: а оженившымся завещаваю не аз, но Господь. Но касательно неверных Он ничего не сказал нам Сам непосредственно, а дал закон, подвигнув к тому душу Павла. Посему и сказал апостол: не Господь, но аз, желая выразить не то, что сказанное им есть учение человеческое (как это возможно?), но что Господь преподал эту заповедь не тогда, когда обращался с учениками, а после - чрез него. Как слова: Господь, не аз – не то означают, будто он не соглашается с повелением Христа; так и слова: аз, не Господь– означают не то, будто апостол говорит что-нибудь особенное, неугодное Богу, но только то, что эта заповедь теперь преподается чрез него. Так и беседуя о вдовице, он говорит: блаженнейша
13. Почему же коринфяне пришли к такому вопросу? Они ясно и хорошо понимали, что для них потребна высшая добродетель, так как они удостоены и большаго дара. Достойно внимания и то, почему апостол прежде никогда не предлагал им такого совета; если бы они слышали что-нибудь подобное прежде, то конечно не написали бы снова, спрашивая опять о том же. Подлинно, и здесь можно видеть глубину мудрости Павла. Не без причины и не напрасно он прежде не давал совета касательно этого дела, но ожидал, чтобы наперед сами они пожелали и получили некоторое понятие о нем, чтобы, имея пред собою души уже расположенныя к девству, с пользою сеять слово, когда самое расположение слушателей к этой добродетели много способствовало бы к принятию увещания; а с другой стороны он показал этим величие и большую важность самого дела. В противном случае, он конечно не ожидал бы их готовности, но сам предварительно предложил бы это если не в виде повеления и заповеди, то в виде увещания и совета. Не начиная сам делать этого прежде, он ясно внушил нам, что девство требует многих усилий и великих подвигов; и поступил так, подражая и здесь общему нашему Владыке, Который тогда стал беседовать о девстве, когда спросили Его о том ученики. Так, когда они говорили: аще тако есть вина человеку с женою, лучше есть не женитися, тогда Он сказал: суть скопцы, иже, исказиша сами себе царствия ради небеснаго (Мате. XIX, 10, 12). Когда требуемое дело велико, и потому не может быть поставлено в необходимую заповедь, тогда надобно ожидать готовности намеревающихся исполнять его, возбуждая в них наперед хотение и желание другим каким-нибудь образом и незаметно для них. Так и поступил Христос. Не беседами о девстве Он возбудил в них желание девства, но беседуя только о браке и показывая его тяжесть и не простирая речи далее этого, Он так мудро устроил, что неслышавшие еще ничего о безбрачии сами от себя сказали: лучше есть не женитися. Посему и Павел, подражатель Христов, говорил: о нихже писасте ми, как бы оправдываясь пред коринфянами и говоря так: я не решался возводить вас на такую необыкновенную высоту по причине трудности этого дела; но когда вы сами предварительно написали мне об этом, то я смело даю вам совет. Почему он нигде в другом месте не сделал подобнаго прибавления, хотя они о многом писали к нему? Не почему-либо другому, как потому, о чем я теперь сказал: т.е. чтобы кто-нибудь не огорчился таким увещанием, он напоминает им о письмах, которыя они прислали ему, и притом предлагает увещание не строго, хотя имел повод к тому, но весьма снисходительно, подражая и в этом Христу; ибо и Спаситель, окончив речь о девстве, присовокупил: могий вместити да вместит (Матф. XIX, 12). Что же говорит апостол? О нихже писасте ми: добро человеку жене не прикасатися (1 Кор. VII, 1).
14. Но, может быть, кто-нибудь скажет: если добро человеку жене не прикасатися, то для чего установился в жизни брак? Какая будет нам нужда в женщине, если она не будет приносить нам пользы ни в браке, ни в деторождении? И что воспрепятствует уничтожению всего рода человеческаго, когда смерть каждодневно убавляет и поражает его, а это учение не позволяет возстановлять других на место падших? Если бы мы все стали ревновать об этом благе и не прикасались бы к женщинам, то исчезло бы все, и города и домы, и нивы и искусства, и животныя и растения; потому что, как с падением военачальника необходимо разстроивается весь порядок войска, так и с уничтожением, от безбрачия, царствующаго над всем земным человека, ничто остальное не останется в прежнем устройстве и порядке, и таким образом эта добрая заповедь исполнит вселенную безчисленных зол. Если бы так говорили только враги и неверные, то я признал бы слова их маловажными; но так как и многие, повидимому, принадлежащие к Церкви говорят это, с одной стороны, по слабости воли оставив девственные подвиги, а с другой - желая охуждением и пренебрежением девства прикрыть свое нерадение, чтобы иметь повод уклоняться от этих подвигов не по небрежности, а по здравому суждению ума, то мы теперь, оставив врагов (душевен бо человек не приемлет, яже Духа Божия, юродство бо ему есть 1 Кор. II, 14), научим выдающих себя за наших тому и другому, т.е. что девство не только не излишне, но и очень полезно и необходимо, и что такое суждение не останется для них безнаказанным, но навлечет на них столько бед, сколько подвизающиеся в девстве получат наград и похвал. Когда сотворен был весь этот мир и устроено все необходимое для нашего наслаждения и употребления, то Бог создал человека, для котораго и сотворил мир. Первозданный жил в раю, а о браке и речи не было. Понадобился ему помощник, - и он явился; и при этом брак еще не представлялся необходимым. Его не было бы и доселе, и люди оставались бы без него живя в раю, как на небе, и наслаждаясь беседою с Богом; плотская похоть, зачатие, болезни чадородия и всякая вообще тленность не имели бы доступа к их душе, но, подобно светлому ручью, текущему из чистаго источника, люди пребывали бы в том жилище, украшаясь девством. На всей земле не было тогда людей, чего теперь боятся те попечители вселенной, которые тщательно заботятся о чужих делах, а не хотят помышлять о своих, которые опасаются, как бы не прекратился весь род человеческий, а нерадят каждый о собственной душе так, как бы о чужой, хотя о ней потребуется от них точный отчет даже в малейших предметах, между тем как за уменьшение людей они не будут подлежать ни малейшей ответственности. Не было тогда и городов, ни искусств, ни домов, о чем вы также не мало заботитесь; не было тогда ничего этого, однако ничто не возмущало н не извращало той жизни блаженной и гораздо лучшей чем настоящая. Когда же (первозданные) преслушались Бога и сделались землею и пеплом, то вместе с тою блаженною жизнию утратили и красоту девства; и оно, вместе с Богом, оставило их и удалилось. Пока они не были уловлены диаволом и почитали своего Владыку, дотоле и девство продолжало украшать их более, нежели царей украшают диадима и золотыя одежды; а когда они, сделавшись пленниками, сняли с себя это царское одеяние и сложили это небесное украшение, и приняли смертное тление, проклятие, скорбь и многотрудную жизнь, тогда вместе с этим произошел и брак - эта смертная и рабская одежда. Оженивыйся бо, говорит (апостол), печется о мирских (1Кор. VII, 33). Видишь ли, откуда получил свое начало брак и отчего он оказался необходимым? От преслушания, от проклятия, от смерти. Где смерть, там и брак; не будь первой, не было бы и последняго. Но девство не имеет такой связи (с смертию); оно всегда полезно, всегда прекрасно и блаженно, и прежде смерти, и после смерти, и прежде брака и после брака. Какой брак, скажи мне, породил Адама, какия болезни чадородия произвели Еву? Ты ничего не можешь сказать на это. Для чего же напрасно боишься и опасаешься, как бы с прекращением брака не прекратился и род человеческий? Тмы тем ангелов служат Богу и тысячи тысяч архангелов предстоят Ему (Дан, VII, 10), и ни один из них не произошел по преемству, от родов, болезней чадородия и зачатия. Таким образом Бог тем более мог бы без брака создать людей, как создал Он и первых, от которых произошли все люди.
15. И теперь не сила брака умножает род наш, но слово Господне, сказанное в начале: раститеся и множитеся, и наполняйте землю (Быт. I, 28). Помог ли, скажи мне, брак Аврааму в деторождении? Не после ли столь многих лет брачнаго состояния он сказал: Господи, что ми даси? Аз же отпущаюся безчаден (Быт. XV, 2)? Посему, как тогда в омертвелых телах Авраама и Сарры Бог устроил источник и корень столь многих тысяч людей, так и в начале, если бы Адам и Ева, повинуясь заповедям Его, удержались от наслаждения древом (познания добра и зла), не оказалось бы недостатка в способе, как размножить род человеческий. Ни брак, без соизволения Божия, не может умножить числа существующих людей, ни девство не может повредить размножению их, когда Он желает, чтобы их было много; но Бог соизволил так, как говорит (Писание), из-за нас и вследствие нашего непослушания. Иначе почему брак не явился прежде обольщения? Почему в раю не было соития? Почему прежде проклятия не было болезней чадородия? Потому, что тогда это было излишним, а после стало необходимым, по причине нашей немощи, как это, так и все прочее: города, искусства, одежды и множество остальных нужд. Все это привлекла и привнесла
16. Ты же, скажет кто-нибудь, охуждаешь все это.
– Нисколько не охуждаю, потому что это позволено Богом и в свое время было полезно; но я утверждаю, что это маловажно и составляет занятие более детей, нежели мужей. Посему и Христос, желая сделать нас совершенными, повелел отлагать это, как одежды детския и неспособныя ни прикрыть человека взрослого, ни украсить меру возраста исполнения Христова (Ефес. IV, 13), а повелел облекаться в одежды более благообразныя и совершенныя, не противореча себе, но вполне последовательно. Хотя последнее повеление больше перваго, но цель Законодателя одна и таже. Какая же это цель? Пресечь порочность нашей души и возвести ее к совершенной добродетели. Если бы Он заботился не о том, чтобы поставить закон высший в сравнении с прежним, но о том, чтобы оставить все в одном и том же виде навсегда и никогда не освобождать от прежней недостаточности, то это было бы делом того, кто весьма противоречит самому себе. И как, если бы Он узаконил такой строгий образ жизни в начале, когда род человеческий был еще в детстве, мы никогда не получили бы соразмернаго (узаконения) и от такой несоразмерности разстроилось бы все дело нашего спасения; так, и если бы Он после долгаго времени оставил в силе на земле руководительство закона, когда время уже призывало к небесному любомудрию, мы не получили бы никакой пользы от Его пришествия, ибо совершенство, для котораго совершилось это пришествие, не касалось бы нас.
17. А теперь произошло подобное тому, что бывает с птенцами. Когда мать вскормит их, то выводит из гнезда; если же заметит, что они еще слабы, падают и имеют нужду оставаться внутри гнезда, то оставляет их там еще на несколько дней, не с тем, чтобы они навсегда там оставались, но чтобы впоследствии, когда у них хорошо окрепнут крылья и когда прибудет сила, они могли летать безопасно. Так и Господь наш искони влек нас к небу и указывал нам путь, ведущий туда, не незная, а вполне зная, что мы были неспособны к такому парению, но желая показать нам, что наше падение бывает не по Его воле, а по нашей немощи. Показав это, Он потом оставил нас на долгое время воспитываться в этом мире и браке, как бы в гнезде. Когда же у нас в течение долгаго времени выросли крылья добродетели, то Он пришедши стал тихо и мало-по-малу выводить нас из здешняго жилища, научая парить в горния. Таким образом, тогда как некоторые, оставаясь нерадивыми и почивая глубоким сном, пребывают еще в гнезде, прилепившись к мирскому, другие, поистине благородные, любящие свет, с великою легкостию покинув это гнездо, возлетают на высоту и достигают небес, отказавшись от всего земного, от брака, имущества, забот, вообще от всего, что обыкновенно привлекает нас к земле. Посему мы не должны думать, что сначала дозволенный брак сделался впоследствии такою необходимостию, которая препятствует уклоняться от брака. Что Господь желает, чтобы мы уклонялись от брака, о том послушай, как Он говорит: могий вместити да вместит (Матф. XIX, 12). Если же Он сначала не узаконил этого, не удивляйся: и врач больным не предписывает всего вдруг и в одно и тоже время, но пока они одержимы горячкою, он удерживает их от твердой пищи, а когда горячка и происшедшая от нея слабость в теле пройдет, тогда он, наконец, избавив их от неприятных яств, предлагает им обычную пищу. Как в телах стихии, перемешавшись одни с другими, вследствие своего избытка или недостатка, производят болезнь: так и в душе неумеренные порывы страстей разстроивают ея здоровье; и весьма нужно во время, соответствующее появившимся страстям, иметь еще заповедь (против них), так как без того и другого закон сам по себе не в состоянии исправить происшедшее в душе нестроение, подобно тому, как естественныя свойства лекарств сами по себе никогда не могут уничтожить рану, а что для ран - лекарства, то для грехов - законы. Врача, производящаго то вырезывание, то прижигание, а иногда неделающаго ни того ни другого при одних и тех же ранах, и притом часто не достигающаго своей цели, ты не разспрашиваешь; почему же ты, человек, испытываешь Бога, никогда не погрешающаго, но все устрояющаго достойно свойственной Ему премудрости, требуешь от Него отчета в заповедях и не хочешь уступить безконечной премудрости? Не крайнее ли это безумие? Он сказал: раститеся и множитеся (Быт. I, 28) потому, что этого требовало время, когда природа неистовствовала и не могла выдерживать напора страстей, и не имела при такой буре никакой другой пристани для прибежища. И что другое следовало бы заповедать? Проводить жизнь в воздержании и девстве? Но от этого произошло бы тягчайшее падение и более усилилось бы пламя (страстей). Если бы детей, имеющих нужду в одном только молоке, кто-нибудь лишил этой пищи и принудил принимать другую, пригодную для взрослых, то ничто не избавило бы их от скорой смерти. Так вредна безвременность. Посему и девство не преподано в начале: или лучше сказать, девство явилось нам в начале и прежде брака, а после по изъясненным причинам привзошел брак и стал считаться необходимым, хотя в нем и не было бы нужды, если бы Адам пребыл послушным. Каким же образом, скажешь, произошло бы столько тысяч людей? Если тебя продолжает очень безпокоить это опасение, то я опять спрошу тебя: как произошел Адам, как Ева, без посредства брака? Неужели, скажешь, таким образом стали бы происходить все люди? Таким или другим, об этом я не стану говорить, потому что теперь объясняется то, что Бог не имел нужды в браке для размножения людей на земле.
18. А что не девством причиняется уменьшение человеческаго рода, а грехом и распутством, это показала бывшая при Ное погибель людей и скотов и вообще всего живущаго на земле. Если бы сыны Божии устояли тогда против порочной похоти и почтили девство, если бы они не взирали нечестивыми очами на дщерей человеческих, то их не постигла бы такая погибель. Впрочем, пусть никто не думает, будто причиною их погибели я считаю брак; не об этом я говорю теперь, но о том, что род наш погибает и истребляется не от девства, а от греха.
19. Брак дан для деторождения, а еще более для погашения естественнаго пламени. Свидетель этому Павел, который говорит: блудодеяния ради (в избежание блуда) кийждо свою жену да имать (1 Кор. VII, 2). Не сказал: для деторождения. И затем собираться вкупе (ст. 5) повелевает он не для того, чтобы сделаться родителями многих детей, а для чего? Да не искушает, говорит, вас сатана. И продолжая речь, не сказал: если желают иметь детей, а что? Аще ли не удержатся, да посягают (ст. 9). В начале брак имел, как я сказал, две вышеупомянутыя цели, но впоследствии, когда наполнились и земля, и море, и вся вселенная, осталось одно только его назначение - искоренение невоздержания и распутства; ибо для людей, которые и теперь еще предаются этим страстям, хотят вести жизнь свиней и растлеваться в непотребных убежищах, брак не мало полезен, освобождая их от нечистоты и такой потребности и сохраняя их в святости и честности. Впрочем, доколе я буду сражаться с тенями? Сами вы, говорящие это, не хуже нас знаете превосходство девства, и все, что вами сказано, суть только вымыслы, предлоги и прикрытия невоздержания.
20. Если бы даже можно было безнаказанно говорить это, и тогда надобно было бы воздержаться от порицания (девства). Кто держится своего мнения против чего-либо хорошаго, тот, кроме другого вреда, своим превратным и несправедливым отзывом представляет всем немалое свидетельство собственнаго непотребства; посему, если не по другой какой причине, то по крайней мере во избежание столь дурного о себе мнения, следовало бы удерживать язык, помня, что тот, кто удивляется людям, прославившимся величайшими подвигами, хотя бы сам и не мог достигнуть того же, получит прощение от всех, а тот, кто, кроме того, что сам не подвизается, еще и охуждает достойное многих венцов, справедливо будет всеми ненавидим, как враг и противник добродетели и находящийся в худшем состоянии, чем сумасшедшие. Эти люди не сознают того, что делают, и невольно подвергаются страданиям, а потому, когда даже оскорбляют властителей, не только не наказываются, но и возбуждают жалость к себе в самих обиженных. Если же кто самовольно дерзнет на то, что те делают невольно, то справедливо будет осужден единогласно всеми, как враг нашей природы.
21. Таким образом, как я сказал, от порицания (девства) следовало бы воздерживаться и тогда, когда бы такое порицание было безопасно. Но между тем с этим сопряжена еще великая опасность; ибо не тот только, кто седя на брата клевещет и на сына матере полагает соблазн (Псал. XLIX, 20), будет наказан, но и тот, кто дерзает порицать то, что пред очами Божиими прекрасно. Послушай, что говорит другой пророк, разсуждая о том же самом: горе глаголющим лукавое доброе, и доброе лукавое; полагающим тму свет и свет тму, полагающим горькое сладкое и сладкое горькое (Иса. V, 20). А что сладостнее, прекраснее и светлее девства? Оно издает лучи светлее самых лучей солнечных, отрешая нас от всего житейскаго и приготовляя взирать чистыми очами прямо на Солнце правды. Это возглашал Исаия о тех (из иудеев) которые имели у себя превратныя суждения; а послушай, что говорит другой пророк о произносящих против других такия пагубныя слова, начиная речь тем же самым восклицанием: горе напояющему подруга своего развращением мутным (Аввак. II, 15).
– Горе здесь не пустое слово, но угроза, предвещающая нам невыразимое и безпощадное мучение; ибо в Писаниях это междометие употребляется о тех, которые уже не могут избегнуть будущаго наказания. И еще другой пророк, укоряя иудеев, говорит: напаясте освященныя вином (Амос. II, 12). Если же такому наказанию подвергнется напаяющий назореев вином, то какой казни не будет достоин тот, кто вливает мутное развращение в простыя души? Если подрывающий малую часть законнаго подвижничества неизбежно подвергается мучению, то какое осуждение постигнет того, кто дерзает потрясать всю эту святыню? Иже аще соблазнит единаго малых сих, говорит (Господь), уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его, и потонет в пучине морстей (Матф. XVIII, 6). Что же скажут те, которые соблазняют своими словами не одного малаго, но многих? Если называющий брата уродом будет прямо ввержен в геенский огонь, то какой гнев навлечет на свою голову тот, кто порицает этот равноангельский образ жизни? Посмеялась некогда Мариам над Моисеем, не так впрочем, как вы теперь - над девством, а гораздо меньше и умереннее, ибо она не унижала его и не осмеивала доблести этого ублажаемаго тогда мужа, но и очень уважала его, а сказала только, что и она достигла того же, чего достиг он; и однако этим навлекла на себя такой гнев Божий, что нисколько не помогли даже усиленныя молитвы самаго обиженнаго, но наказание ея продлилось долее, нежели как он думал.