Полное собрание сочинений в одной книге
Шрифт:
Церковная реформа
Поп Иван Боголепов сидел за столом и с унылым видом пил четвертый стакан чаю. Потом вздохнул, расчесал гребешком бороденку и сказал попадье:
— Так вот, я и говорю, мать, — дела плохие. Делишки не веселят.
— Какое же тут веселье? — сказала попадья.
— Веселья никакого, — согласился поп. — Приход ужасно какой развращенный. В Бога не особо веруют… Храм посещают редко… Вообще предпочитают зрелища легкие и приятные.
— Давеча шесть человек было в храме, — сказала попадья.
— Да-с, — продолжал поп, — шесть человек. А почему такое? А ты задай себе, мать, вопрос с ответом — почему это такое происходит? Нуте-ка? А я знаю. Я все понимаю. Нужна народная церковная реформа. Назрела реформа. Надо, чтоб в церкви созвучие эпохи наблюдалось, чтоб и служба была заманчивая, и проповеди легкие. И чтоб все было легко и приятно, чтоб народ с интересом в храм шел.
— Можно просвирки выдавать… Чтоб бесплатно, — предложила попадья.
Поп подумал слегка.
— Просвирки нельзя, — сказал он. — Это и дорого будет, и верующие, кроме того, обманывать станут. Ловчиться будут на много просвирок… Мальчишки, кроме того, шум подымут… Тут иное нужно. Я вот, мать, хоть и верующий человек, а понимаю, чего требуется народу. Бог, конечно, материя отвлеченная. Бог Богом, а ты чего-нибудь такое-этакое подай, чтоб народ сам повалил к нам… А то давеча синематограф приехал — все в синематограф кинулись. Там любопытней.
Попадья недоверчиво взглянула на мужа.
— Так это что ж, — спросила она, — не картинки ли ты хочешь в храме показывать?
— Не картинки, — сказал поп, — а чего-нибудь такое-этакое, заманчивое… Рассказывать, например, можно что-нибудь легкое из текущей жизни, заместо сухой проповеди… После хор пущай споет что-нибудь крестьянское… После… картинки тоже можно показывать… Из жизни, скажем, святых великомучеников. Какую-нибудь драму, например.
— А иконы? — строго спросила попадья. — Как их это рядом с иконами? Кощунство выйдет.
— Что ж иконы, — сказал поп. — Иконы, мать, ни при чем. Иконы, на худой конец, завесить можно или снять временно. Бог-то везде. Не в иконах… Царские врата можно полотном затянуть. Экран вроде бы. Можно на нем картины световые демонстрировать. Кончил картины — хор пущай в перерывах пропоет… После…
— Позволь, позволь, — с испугом сказала попадья. — Так, это что же? Это что же выходит-то? Это, поп, клуб выходит. Для комсомольцев вроде…
Поп осторожно посмотрел на жену, почесал бороденку и сконфуженно замолчал.
Щедрые люди
На пивоваренных заводах рабочим для поддержания здоровья выдают по две бутылки пива.
Ну что ж, пущай выдают. Мы не завидуем. Мы только несколько удивлены постановкой этого дела. Оказывается, на некоторых ленинградских заводах пиво выдается особенное — брак. В этом специальном пиве попадаются: щепки, волоса, мухи, грязь и прочие несъедобные предметы.
Любопытная картиночка нам рисуется.
Рабочий варочного отделения Иван Гусев получил две бутылки пива, сунул их в карман и, весело посвистывая, пошел домой.
«Все-таки не забывают нашего брата, — думал Гусев. — Все-таки про наше рабочее здоровье стараются. Ежели, например, цех у тебя вредный — получай, милый, для поддержки две бутылки бесплатно. Ах ты, щедрые люди какие! Ведь это выходит шесть гривен в день… А ежели в месяц — пятнадцать рублей… Ежели в год — двести целковых набегает».
Сколько набегает в десять лет, Гусев не успел высчитать.
Дома Гусева обступили родные.
— Ну что, принес? — спросила жена.
— Принес, — сказал Гусев. — Очень аккуратно выдают. Стараются про наше рабочее здоровье. Спасибо им. Жаль только, пить его нельзя, а то совсем бы хорошо.
— Может, можно? — спросила жена.
— Да нет, опять чего-нибудь в ем плавает.
— А чего в ем сегодня плавает? — с интересом спросил Петька, сын Гусева.
— Сейчас смотреть будем.
Гусев открыл бутылку и вылил пиво в глиняную чашку. Все домочадцы обступили стол, вглядываясь в пиво.
— Есть, кажися, — сказал Гусев.
— Есть! — вскричал Петька с восторгом. — Муха!
— Верно, — сказал Гусев, — муха. А кроме мухи еще че-вой-то плавает. Сучок, что ли?
— Палка простая, — разочарованно сказала жена.
— Палка и есть, — подтвердил Гусев. — А это что? Не пробка ли?
Жена с возмущением отошла от стола.
— Все ненужные вещи для хозяйства, — сердито сказала она. — Палка, да пробка, да муха. Хотя бы наперсток дешевенький попал или бо пуговица. Мне пуговицы нужны.
— Мне кнопки требуются, — ядовито сказала тетка Марья. — Можете обождать с вашими пуговицами…
— Трубу хочу, — заныл Петька. — Хочу, чтоб труба в бутылке…
Во второй бутылке тоже не было ничего существенного: два небольших гвоздя, таракан и довольно сильно поношенная подметка.
— Ничего хорошего, — сказал Гусев, выливая пиво за окно на улицу.
— Ну, может, завтра будет, — успокоила жена.
— Рояль хочу, — захныкал Петька. — Хочу, чтоб рояль в бутылке.
Гусев погладил сына по голове и сказал:
— Ладно, не плачь. Не от меня это зависит — от администрации. Может, она к завтрему расщедрится насчет рояля.
Гусев спрятал пустые бутылки за печку и грустный присел к столу.
А за окном тихо плакал прохожий, облитый густым баварским пивом.
Почетный гражданин
Говорят, что буржуям живется худо. Вздор. Ерунда. Отлично живется.
Я, по правде сказать, и сам раньше сомневался относительно ихней хорошей жизни, но, спасибо, один знакомый управдом рассеял мои сомнения.
— Дом наш не маленький, — начал управдом, — на три улицы выходит. Население людей в нем плотнеющее. Сто квартир. Из них — семьсот жильцов, двести тридцать детей и, кроме того, много домашних животных: кошек, например, собак и курей. Козы тоже есть. Сорок три козы.