Полное собрание сочинений в одной книге
Шрифт:
Телеграмма эта вызвала среди казаков некоторое замешательство. Казачий комитет, давший уже согласие на арест Керенского, снова стал обсуждать положение.
И Керенский, которого должны были арестовать, получил, благодаря этому, время и возможность бежать.
Эта телеграмма, помогшая Керенскому уйти, сыграла, впрочем, положительную роль в деле боевой подготовки. Подходившие отряды матросов успели подготовиться к встрече ударных батальонов.
Между тем казаки, пришедшие арестовать Керенского, не нашли его в комнатах. Слух о бегстве тотчас повсюду распространился. Стали обыскивать дворец, но премьера нигде не было.
Поручик Виннер и часть офицеров Керенского, воспользовавшись замешательством и суматохой, бежали, сорвав с себя погоны и кокарды.
Адъютант Керенского, прапорщик Миллер, замешкавшись во дворце, был арестован.
Вскоре в Гатчину вступили Финляндский полк и первый отряд матросов.
Через два часа все юнкера и казаки были обезоружены.
Когда пришли к Краснову, он спросил:
— Вы меня расстреляете?
— Нет. Мы вас отправим в Петроград[2].
Между тем отряд матросов выехал навстречу эшелонам ударников, которые выгружались теперь в пяти километрах от Гатчины. И энергичный Савинков лично собирался их вести.
Несколько матросов направились к отрядам Савинкова и предложили им сдаться.
Савинковцы (которых было около трех тысяч) стали обсуждать положение и после кратких переговоров перешли на сторону большевиков.
Группа офицеров, во главе с Савинковым, бросилась бежать, отстреливаясь.
Сами солдаты, установив свои пулеметы, стали расстреливать бежавших.
Керенский, который пришел в такое отчаяние, увидев свежие эшелоны, мог бы снова успокоиться. Его последняя попытка подавить оружием пролетарскую революцию снова бесславно рухнула.
19. Издалека
В костюме сестры милосердия Керенский, приехав в Псков, снова явился к своему родственнику, и тот сообщил ему о разосланной повсюду телеграмме от имени 3-го казачьего корпуса:
«Керенский позорно бежал, предательски бросив нас на произвол судьбы. Каждый, кто встретит его, где бы он ни появился, должен его арестовать как труса и предателя».
Переодевшись в гусарскую шинель, Керенский не без трепета явился к Черемисову.
В точности неизвестно, что там было и какие унижения вынес Керенский. Генерал Черемисов остался, видимо, верен своему слову и ночью с помощью офицеров перебросил Керенского через линию фронта. Так или иначе, поздно вечером из ставки генерал Духонин позвонил к Черемисову и попросил вызвать к телефону Керенского, если он тут. Черемисов ответил, что он тут, но не в его интересах сейчас подходить к аппарату.
Духонин согласился с этим, говоря, что Краснов прислал ему телеграмму с убедительной просьбой арестовать Керенского, если тот появится в ставке.
В общем, Керенский бежал за границу. Первые шаги его там истории неизвестны, но месяца через два он появляется в Праге и читает там лекции о судьбах России.
На одной из лекций, кажется, год спустя, к нему подошел один из русских эмигрантов и ударил его по лицу, сказав, что он бьет человека, который погубил Россию.
Керенский покинул Прагу и вскоре обосновался в Париже, где, помимо политических дел, занялся журналистикой и докладами.
Он стал ездить с разного сорта докладами и по другим странам. И несколько раз не без успеха посетил Америку и Англию.
В двадцать третьем году он выпустил в Париже книгу, названную им «Издалека».
В этой книге собраны его статьи, доклады и фельетоны.
Мы просматривали эту книгу. Весьма слабые, бесцветные фельетоны не создали бы ему даже и посредственное имя среди журналистов.
Совершенно слабенькие фельетоны полны крикливыми и шаблонными выражениями: «Свершилось»… «Горе маловерам»… «Руки прочь»… «Ужасы жизни»… «Геростраты наших дней»… и т. д.
Следует отметить, что желание принести благо человечеству с помощью своей особы не оставляет его и тут. И он оплакивает «несчастных, ни в чем не повинных братьев наших», брошенных им на произвол судьбы.
В общем, судя по его книге, он, действительно, ничего не понял, что с ним было и какую жалкую роль он сыграл двадцать лет назад.
В настоящее время Керенскому пятьдесят шесть лет. Он живет в Париже. И говорят, что он еще сравнительно ничего себя чувствует.
Тарас Шевченко
Тяжко с матерью прощаться
У бескрышной хаты,
Еще горше в мире видеть
Слезы да заплаты.
1. Народный поэт
Современники назвали Шевченко «мужичьим поэтом».
И это было именно так.
Шевченко был доподлинно мужицкий поэт.
Любители изящной словесности, называя так поэта, конечно, не собирались делать ему комплимент. Напротив, в это слово «мужичий» вкладывались насмешка и брань.
Многие критики того времени считали, что поэзия должна воспитывать в народе изящные и нежные чувства, должна прививать эстетические взгляды на жизнь, поднимать народ до себя, очищать и облагораживать простонародную речь.
А у Шевченко встречались такие ужасные и несалонные слова: пузо, брюхо и так далее.
Это шокировало критику в высшей степени. Кроме того, поэзия Шевченко казалась слишком уж прямолинейной, — поэт призывал закрепощенных крестьян к восстанию, к борьбе против помещиков, против царя и церкви.
Это тоже смущало критику. Казалось, что поэзия бралась не за свое дело. И в силу этого большинство критиков того времени не признало Шевченко истинным поэтом.
Даже Белинский — его брат по духу — едко и зло посмеялся над ним.