Полное собрание сочинений. Том 11. Друзья из берлоги
Шрифт:
Однако больше всего «украшений» из алюминия достается тут птицам. В заповеднике — главный центр кольцевания нашей страны.
И сейчас лучшее время пометить птиц. Ловят их разными средствами: паутиной, почти не видимой глазу сетью, лучками и — техническая революция границ не знает! — пушечной сетью.
Устройство это я видел впервые. В три высоких железных стакана опускают мешочки с порохом. Снарядами служат три металлических стержня. К ним прикрепляется сеть.
Разумеется, ловят таким устройством не маленьких птиц. Сетью подстерегают пролетных гусей, которых раньше ловили лишь единицами.
Их
Нетрудно представить, как все там было.
Прикопанные под углом пушки. И пушкари в скрадке на почтительном расстоянии. В бинокли они наблюдают за севшей на остров гусиной стаей. В подходящий момент включается передатчик. Радиоимпульс заставил сработать запалы — железные стержни кинули сеть на гусиную стаю.
— Двадцать восемь!.. — кричат нам с лодки.
Немало. Ловцы сияют от радости. На шее у каждого, как у туземца, ожерелья из белых колец. Пленные гуси на удивленье спокойны, хотя процедура надевания кольца на лапу им все же не нравится — щиплют людей за руки, за щеки. Обмер, взвешивание, фотосъемка, нужные записи… Все, птицы могут лететь!
Улетают прямо из рук, все в одну сторону против ветра и туда, где без края сверкает вода. Примерно 70 000 белолобых гусей каждую весну собирается на Мещере. Тут у них долгая остановка на перелете. Куда и откуда летят?
В последние годы с помощью кольцевания и радаров установили: гуси зимуют в Бельгии и Голландии, гнездятся тут в нашей тундре. Весенний путь — несколько тысяч километров — одолевают они бросками. Летят беспрерывно 10–12 часов (средняя скорость 80 километров в час), и потом остановка — длительный отдых на разливах воды — набраться сил для нового перелета.
Кольцо, каким метят гусей.
Первая «станция» у гусей — приморские равнины Польши и ГДР. Потом Мещера. По пути на Оку их видят в Прибалтике, Белоруссии, на Смоленщине. Летят они стаями. И у каждой, как у большого современного самолета, есть «аэродром» взлета и пункт назначения. На запасные площадки садятся лишь в случае крайней нужды.
На Мещере белолобые гуси проводят примерно месяц. В середине мая большая часть из них улетают прямо на север (ближайшая «станция» — пойма Вятки), другие летят на северо-восток в пойму Оби и потом уже в тундру.
Такова дорога гусей, которых мы видим весной. Осенью на зимовку в Бельгию и Голландию они улетают другими путями: краем нашего Севера и над озерами Скандинавии.
Почему? Потому, возможно, что осенью нет на наших равнинах разлива воды, где птицы могли бы в безопасности, как сейчас вот весной, кормиться и отдыхать.
Фото автора. Окский заповедник.
23 апреля 1977 г.
Норвежские
Кто скажет, сколько веков лизала вода этот камень, чтобы он останавливал путника в изумлении? Вся Норвегия, когда ее вспоминаешь, представляется кружевным камнем, источенным водами, пресными и солеными. Вода и камень с накидкою леса, три цвета — сиреневый, синий, зеленый — господствуют перед глазом.
Я был в Норвегии только неделю и по делу, разговор о котором — особый, но, конечно, в блокноте остались заметки обо всем, что так же, как этот камень, источенный морем, задержало внимание.
Зонтик
— Зонтик будет нелишним, — сказал мой знакомый, бывавший в Норвегии, когда я в Москве укладывал чемодан.
При пересадке в Хельсинки чемодан мой отстал. Я оказался в Осло с единственной вещью, с зонтиком. Несомненно, я выглядел чудаком, потому что стояла сушь, от которой в Осло пожухли березы, сморщились кисти рябин, попахивало дымком: горели где-то сухие, как порох, леса. Спасаясь от зноя, норвежцы плескались в воде. В Москве в тот день было 17 градусов.
Тут же столбик ртути держался у цифры плюс 27. Но это была аномалия, причуда минувшего лета, когда в Подмосковье молили о солнце, а тут, на западе Европейского континента, служили молебны о дожде.
Зонтик встречавших меня позабавил, а у гостя был повод прояснить кое-что о местной погоде. И среди прочего я услышал знакомое с детства слово «Гольфстрим». Тут оно было своим, домашним, привычным, все равно как слово «тайга» в Сибири или «чернозем» под Воронежем.
«Зонтик».
Я записал множество благодатей, какие приносит здешней суровой земле Гольфстрим: незамерзающие порты, мягкую зиму (почти отсутствие зимы на западном побережье), южные растения (на широте Магадана!), огромные косяки рыбы. Есть места в этой стране, где коровы зимой пасутся на подножном корму и где острова остаются всегда зелеными. Таков эффект действующего без аварий и перебоев «водяного отопления».
От берегов Мексики, где Гольфстрим зарождается, к берегам Норвегии иногда приплывают тропические плоды и растения. А что касается обогрева, то считают: морская река дает в минуту Норвегии столько тепла, сколько дало бы сжигание 100 тысяч тонн нефти. Мощность морского течения вчетверо превышает мощь всех рек земли, если бы слить их в единое русло.
И все же Норвегия — не курорт. Холодный север, умываясь Гольфстримом, рождает тут множество любопытных явлений природы.
Зонтик в этих местах и в самом деле нелишний. Считают даже: нет на земле места дождливей, чем западный берег Норвегии. Кораблестроитель академик Крылов пошутил в своем дневнике: «Лучшая должность в мире — это поливальщик улиц в Бергене. Он занят лишь пять дней в году…» Другой посетитель Бергена записал: «Лошади тут в испуге шарахаются от людей без зонтика». Но я ни разу за все путешествие зонтика не открыл. Такое уж было лето.