Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке
Шрифт:
В мутной воде Амазонки одни «электрические рыбы» охотятся за другими, объедая у них хвосты. Любопытно, что жертва при этом не погибает — хвост отрастает вновь, и сама жертва тоже в мутной воде может, кого-нибудь оглушив электричеством, полакомиться хвостом.
Все это было открыто совсем недавно. Подводя итоги исследованиям, ихтиологи называют более трехсот морских и пресноводных рыб, генерирующих электричество, притом что все рыбы без исключения к нему чувствительны. И не только рыбы. Странное млекопитающее, живущее в водах Австралии, а именно утконос замечен в чувствительности к электричеству.
В эксперименте он безошибочно находил одновольтовую батарейку, зарытую в грунт водоема. Но, может быть,
Утконос чувствует, где спрятано электричество.
Все рыбы в той или иной степени чувствительны к электричеству. В нашей стране это стало причиной варварского истребления всего живущего в водах. Еще при строительстве электростанций на Волге, Енисее и Ангаре я наблюдал рыбалку (язык не поворачивается назвать этим словом варварскую добычу рыбы), когда какой-нибудь сварщик опускал в воду два оголенных электропровода, и разряд между ними убивал рыбу. На это «контаченье» закрывали глаза, считая его привилегией для строителей, как закрывали глаза на глушение рыбы толом во время войны. Сегодня способ этот перерос в эпидемию. На любой речке, озере, старице вам пожалуются: рыбы не стало. Причиной назовут электроудочки. Этот нехитрый снаряд легко изготовить из автомобильных аккумуляторов. Разряд электричества убивает не только рыбу, но и лягушек, головастиков, пиявок, все, вплоть до еле видимых глазом козявок. И нет способа ныне бороться с этой напастью.
Во-первых, ловцы могут ночью с лодки стрельнуть. Но пусть не стрельнули, схватить их за руку трудно — бросили с лодки аккумуляторы, и ты ничего не докажешь. Да и кому доказывать, если, например, на Оке от Калуги до Серпухова курсируют всего два весьма осторожных инспектора. Ну, допустим, схватили кого-то за руку, довели до милиции, а там из десяти восемь милиционеров — такие же «рыболовы». Опять же, допустим, нашелся в милиции человек, понимающий: электроудочки делают мертвыми наши воды. Привели «удильщика» в суд, а судья поднял брови: ребята, я с трупами разбираться не успеваю, а вы с какой-то плотвою…
Что делать? Вот какую историю рассказали мне в станице Казанской на Среднем Дону.
«К нам тоже на старицу в пойме реки повадились ездить. Предупредили: друзья, больше не появляйтесь. Все-таки появились. Ну мы что, мы дождались ночи и к стоящим на берегу «Жигулям» явились с ведерком бензина. Пока «рыболовы» добрались к горящей машине, от нее один остов остался. Больше гостей пока что не видим».
Электроудочку, пишут, изобрели японцы для морского промысла рыбы. Эта штука быстро у нас привилась и сделалась бедствием, совпавшим с общим «замутнением жизни». Бороться с ним описанным методом — тоже варварство. А как иначе? Положенье-то попросту уже нетерпимое.
Сама природа защититься от нас не может. Она умирает молча. Постигая ее загадки и тайны, человек свои знания против природы и обращает. Конец у такого повеленья людей будет неизбежно печальным.
Фото из архива В. Пескова . 24 декабря 2004 г.
2005
Холод
(Окно в природу)
Говорят: голод — не тетка. Холод тоже для многих далеко не родня. В целом землю от космического мороза оберегает океан воздуха. Когда на самолете мы поднимаемся на поверхность этого океана, температура за бортом — пятьдесят градусов. На поверхности земли такие морозы тоже бывают, например, близ Оймякона в Сибири, на Юконе аляскинском, а полюс холода находится в Антарктиде.
На станции «Восток» однажды было отмечено 89 градусов ниже нуля. В такой мороз зимовщики не рискуют вылезать из натопленных домиков — глоток морозного воздуха опалит легкие, как если б вдохнули пламя. Я был на «Востоке» в январе (антарктическим летом) — пятьдесят градусов при абсолютной тишине были вполне терпимы. А при семидесяти люди выходят из помещений снять показания с приборов. Но надо беречься — дышать не иначе как через тройной оборот шарфа. Никакой жизни, кроме присутствия тут людей, до самого побережья нет. Железо при здешних морозах колется, как стекло. Бензин в ведре — сунуть факел — не горит, солярка загустевает — впору резать ножом.
Чудом Белого континента надо считать пингвинов — на льду у побережья при ветре и лютых морозах они выводят птенцов, помещая единственное яйцо на лапы и прикрывая его животом. Замечен один только случай, когда птица-поморник залетела вглубь континента, влекомая, как видно, следами санного поезда и питавшаяся негниющими тут остатками транспортной кухни.
В средних широтах зимы терпимые. Но и от них птицы летят на юг. Причем юг для одних — это Африка, для других (из северных лесов) юг — Подмосковье. И очень много животных эволюция приспособила жить, благополучно перенося зиму. Птицы бедствуют лишь при скудности корма, а если корм есть, морозы при быстром сгорании пищи им нипочем. Ночь, когда нельзя покормиться, — самое трудное для них время. От холода многие птицы, причем разных видов, сбиваются в дупла, зарываются в снег, днем держатся вблизи людского жилья (воробьи, синицы, сороки). А щеглам, дятлам, свиристелям и снегирям мороз не страшен — снегири посвистывают, свиристели свиристят, дятлы веселят лес стуком.
Мороз заставляет птиц ерошить перья — утолщать воздушное одеяло между телом и каленым морозом воздухом. А когда совсем уж невмоготу — дрожат. Дрожь на холоде знакома и нам тоже — это последнее, автоматическое средство организма дрожью мускулов согреваться.
Некоторых птиц (тетеревов, глухарей, рябчиков) ночью спасает снег. Вечером они слетают с деревьев и зарываются в белое рыхлое покрывало земли, где температура на 10–15 градусов выше морозного воздуха. А сорокам и дятлам довольно затишья. Одни на ночлег забиваются в плотные ельники, другие ночуют в дуплах.
Есть птица, удивляющая нас так же, как в Антарктиде пингвины, — клёст. Этот румяный лесной обитатель зимой выводит птенцов. Почему зимой? Потому что его питанье — еловые и сосновые семена. При морозах они открываются в шишках, и клесты достают их для этого приспособленным клювом. Недостатка в еде не бывает, важно только гнездо построить в затишье и теплым, глубоким.
Самочка с гнезда не слегает, кормит семью самец. Тело клестов так пропитывается смолой, что погибшие птицы не подвергаются тленью — тело клеста невредимым я наблюдал в бору у деревни Леоново близ Петушков, два года подряд лежавшее на меже торфяных выемок — перья даже нарядного цвета не потеряли.