Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители
Шрифт:
Сергей Тимофеевич Аксаков.
Сам Аксаков не предполагал такого успеха. «Записки» с малыми промежутками во времени были изданы трижды. «Книга облетела Россию», — писал Некрасов. Случилось то же самое, что было чуть позже с живописной картиной Саврасова «Грачи прилетели». Та же неожиданность ее появленья, та же простота и то же волнение зрителей.
И Аксаков тоже был зачинателем нового направленья в литературе, показал, как важно чувство природы для жизни духовной. Появились тургеневские «Записки охотника», появился доныне непревзойденный знаток жизни рыб и способов их добычи Сабанеев, писатели Бунин, Пришвин, Паустовский, Солоухин. Все началось после Аксакова и Саврасова в середине XIX века, когда люди вдруг осознали значение природы в материальной и духовной их жизни.
И вернемся к моему восприятью аксаковских книжек. В молодости мне казалось, что все написанное Тургеневым, Аксаковым, Пришвиным о природе пропитано какими-то особыми соками и что все тайны и волшебство их рождения связаны с каким-то особенным свойством виданной ими природы. Но, побывав на родине Тургенева, в местах, где жил Бунин и охотился Пришвин, где подолгу жил Паустовский, я убедился: «магия» некоторых мест (особенно связанных с детством) действительно существует.
И все же в рамках обычного лежит все, что было написано. Так же, как и везде, летают стрекозы, цветут одуванчики, ползают муравьи, кукует кукушка, отражается в речке луна. Значит, важен дар обо всем увиденном рассказать. Так рассказать, чтобы зритель/читатель пережил испытанное художником волненье.
Я понимал, что мысли мои повторятся и на аксаковской речке Бугурусланке, и все же мечтал побывать на родине человека, открывшего очарованье будничной жизни природы.
Возможность оказаться в желанном месте пришла неожиданно. Оренбургский фотограф Жданов Сергей, узнав о желанье моем, пригласил: «Приезжайте! Встречу и обогрею, провожу туда, где захочется побывать».
И вот с другом Александром Мясковым мы сворачиваем с дороги у стрелки с надписью «Деревня Аксаково».
Место, где жил небогатый помещик Сергей Тимофеевич Аксаков, страстно любивший ужение рыбы и охоту с ружьем, сохранило очарование давних времен. Подъезжая к деревне, видишь долину между холмами, с которых спускаются полосы сосновых и дубовых лесов и смыкаются с уремными зарослями, по которым, петляя, течет тихая Бугурусланка.
Деревня в низине прячется от ветров, ничем от других нынешних лесостепных селений не отличаясь, — силикатный кирпич, шифер, палисадники и дворы. Признаки старины хранит рощица, в которой по нескольким старым липам угадывается парковая аллея. Нет церкви, когда-то стоявшей в центре села, исчезли следы фамильного захороненья Аксаковых. Все смыто временем, нерадивостью и неумением беречь старину.
В 70-х годах минувшего века, однако, хватились: «Что же мы… Музей-усадьба стал бы гордостью края», — заохали в Оренбурге. Но, как говорится, конюшню закрывать стали, когда лошадь из нее уже увели. Начали реставрацию. Разрушенный аксаковский дом пришлось строить заново на остатках фундамента. И стали по крохам собирать для музея предметы давно минувшего быта, в порядок приводить рощицу, пруд. Из подлинных вещей, принадлежавших Аксаковым, отыскался лишь столик.
Ни Тархан, ни Спасского-Лутовинова, конечно, не получилось, и все же усадьба с домом-музеем и дворовыми службами состоялась.
Для почетных гостей, к которым причислили и нас с Александром Мясковым, соорудили даже приют-флигелек, в котором стараньем хозяйки его Тамары Петровны Хиль чисто, уютно, приветливо. «Столовались» мы под двумя картинами, изображающими результаты ужения рыбы и охоты на уток. Аза сохранность всего, что тут собрано и построено, отвечает муж Тамары Петровны — Сергей Иванович Хиль, имеющий в Аксакове должность, сходную с председателем сельсовета. Его усердие и любовь к порядку видятся тут во всем.
Дом музея-усадьбы.
Но главным экспонатом гнезда Аксаковых является тут, конечно, природа. Сохранился немаленький пруд, в котором есть рыба, и течет рядом речка, на которой Сергей Тимофеевич Аксаков провел лучшие дни своей жизни.
Мы, конечно, соблазнились посидеть с удочками в местах, помнящих знатного рыболова. Опытный в селе удильщик посоветовал начать с пруда. И мы сразу же одного за другим стали таскать из воды ровных — с ладошку — белых карасиков. Такая ловля без сюрпризов скоро становится скучной, и мы, почти наполнив карасями ведерко, взялись снимать местного «щукаря», при нас изловившего приличную щучку, и подались потом на протекавшую близко Бугурусланку.
Речка эта течет где почти ручейком, а где растекается плесами. Соблазнительно было думать: «Вот тут Аксаков мог сидеть с удочкой. И вот тут тоже…»
Бугурусланка с тех давних времен, конечно, неузнаваемо изменилась. И я подумал: нынешняя речка не могла бы дать ему то богатство впечатлений и радости, которые видим мы в бессмертных его «Записках».
Присев на одном особом привлекательном месте, за час не увидели ни единой поклевки. Только бесстрашный бобр, добывавший древесное пропитанье на берегу, бултыхнулся в воду так, что волна закачала наши два поплавка.
Аксаков был рыболовом отменным, живя то в родной лесостепи, то в Подмосковье, знал всякую и не мелкую рыбу, жившую в абрамцевской Воре и в родной Бугурусланке.
В каком-то из опубликованных писем прочел я, как в Абрамцево к Аксакову (уже знаменитому) приехал в гости Тургенев. Автор книги об ужении рыбы, конечно, сразу же решил угостить его сиденьем у Вори.
Сели в хорошем месте. И, к радости знатного рыболова, сразу клюнуло у Тургенева, и тот выдернул из воды большого язя. Потом вторая поклевка, но опять у Тургенева. И тот (новичок в ловле) опять умело подсек добычу. Третья поклевка опять была у Тургенева. Возможно, рассказчик в письме кое-что и придумал, написав: «Аксаков схватил свою снасть и демонстративно побежал к дому».
И еще одно, уже трогательное свидетельство. Рыбалку Аксаков любил до конца своих дней. Почти ослепнув, он не различал уже на воде поплавка и узнавал о поклевке по дрожанию удилища. Для этого рыба, конечно, должна была быть немаленькая. И она в Бугурусланке была.
По берегу речки перед закатом солнца мы с Александром и Сергеем Ждановым прошли за селенье на вершину холма. Отсюда дома в Аксакове виднелись со спичечный коробок, коровы и овцы — козявками, а речка голубою ниткой вилась по зарослям, к которым приближались острова из мест, переходящих тут в оренбургскую степь…