Полное собрание сочинений. Том 3. Развитие капитализма в России
Шрифт:
В первом районе, неземледельческом или промышленном, мы наблюдаем особенно быстрое повышение процента городского населения: с 14,1 % до 21,1 %. Рост сельского населения здесь очень слаб, – почти вдвое слабее, чем во всей России вообще. Рост городского населения, наоборот, значительно выше среднего (105 % против 97 %). Если сравнивать с западноевропейскими промышленными странами (как у нас нередко делают), то надо сравнивать эти страны с одним только этим районом, ибо только он находится в приблизительно однородных условиях с промышленными капиталистическими странами.
Во втором районе, центрально-земледельческом, мы видим иную картину. Процент городского населения здесь очень низок и возрастает медленнее среднего. Увеличение населения с 1863 по 1897 г. как городского, так и сельского, здесь значительно слабее, чем в среднем по России. Объяснение этого явления лежит в том, что из этого района шел громадный поток переселенцев на окраины. По вычислениям г. В. Михайловского, с 1885 по 1897 г. отсюда ушло ок. 3-х миллионов чел., т. е. более одной десятой части населения [696] .
696
L. с., с. 109. «В новейшей истории Западной Европы это движение не имеет себе равных» (110–111).
В третьем районе, на окраинах, мы видим, что процент городского населения увеличился несколько менее среднего (с 11,2 % до 13,3 %, т. е. в пропорции 100: 118, при среднем 9,94–12,76, т. е. в пропорции 100: 128). Между тем рост городского населения был здесь не только не слабее, а гораздо выше среднего (+ 130 % против + 97 %). Отвлечение населения от земледелия к промышленности шло, след., очень сильно, но оно прикрывается громадным ростом земледельческого населения вследствие эмиграции: в этом районе
3) Рост фабричных и торгово-промышленных местечек и сел
Кроме городов значение индустриальных центров имеют, во-1-х, пригороды, которые не всегда считаются вместе с городами и которые охватывают все больший и больший район окрестностей большого города; во-2-х, фабричные местечки и села. Таких индустриальных центров [697] особенно много в промышленных губерниях, в которых процент городского населения чрезвычайно низок [698] . Приведенная выше таблица порайонных данных о городском населении показывает, что в 9-ти промышленных губерниях этот процент был в 1863 г. – 7,3 %, в 1897 г. – 8,6 %. Дело в том, что торгово-промышленное население этих губерний сосредоточено главным образом не в городах, а в индустриальных селениях. Среди «городов» Владимирской, Костромской, Нижегородской и других губерний не мало таких, которые имеют менее 3-х, 2-х и даже одной тысячи жителей, тогда как целый ряд «селений» насчитывает одних фабрично-заводских рабочих по 2–3–5 тысяч. В пореформенную эпоху – справедливо говорит составитель «Обзора Ярославской губ.» (вып. II, 191) – «города стали расти еще быстрее, а к ним присоединился рост людских поселений нового типа, типа среднего между городом и деревней – фабрично-заводских центров». Выше были уже приведены данные о громадном росте этих центров и о числе сосредоточенных в них фабрично-заводских рабочих. Мы видели, что таких центров не мало по всей России, не только в промышленных губерниях, но и на юге. На Урале процент городского населения самый низкий: в Вятской и Пермской губерниях 3,2 % в 1863 г. и 4,7 % в 1897 г., но вот пример относительной величины «городского» и индустриального населения. В Красноуфимском уезде Пермской губ. городское население равно 6,4 тыс. (1897 г.), тогда как земская перепись 1888–1891 гг. считает в заводской части уезда 84,7 тыс. жителей, из которых 56 тыс. вовсе не занимаются земледелием и лишь 5,6 тыс. добывают средства к жизни главным образом от земли. В Екатеринбургском уезде, по земской переписи, 65 тыс. душ безземельны и 81 тыс. имеют лишь покос. Значит, индустриальное внегородское население двух только уездов больше городского населения всей губернии (в 1897 году – 195,6 тыс.!).
697
См. о них выше, гл. VII, § VIII, и приложение III к VII главе.
698
О значении этого обстоятельства, указанного еще Корсаком, сравни справедливые замечания г. Волгина (1. с., стр. 215–216).
Наконец, помимо фабричных поселков, значение индустриальных центров имеют еще торгово-промышленные села, которые либо стоят во главе крупных кустарных районов, либо быстро развились в пореформенную эпоху, благодаря своему положению на берегах рек, у станций жел. дорог и т. д. Примеров таких сел приведено было несколько в гл. VI, § II, причем мы видели там, что подобные села, как и города, привлекают к себе население из деревень и что они отличаются обыкновенно более высокой грамотностью населения [699] . Приводим еще для образца данные по Воронежской губ., чтобы показать сравнительное значение городских и негородских торгово-промышленных населенных мест. «Сводный сборник» по Воронежской губ. дает комбинационную таблицу с группировкой селений по 8-ми уездам губернии {107} . Городов в этих уездах – 8, с населением в 56 149 "чел. (1897 г.). Из селений же выделяются 4 с 9376 дворами, с 53 732 жителями – т. е. гораздо более крупные, чем города. В этих селениях 240 торговых и 404 промышленных заведения. Из всего числа дворов 60 % вовсе не обрабатывают земли, 21 % обрабатывают наймом или исполу, 71 % не имеют ни рабочего скота, ни инвентаря, 63 % покупают хлеб круглый год, 86 % занимаются промыслами. Относя все население этих центров к торгово-промышленному, мы не только не преувеличиваем, но даже уменьшаем размеры этого последнего, ибо всего в этих 8-ми уездах 21 956 хозяйств вовсе не обрабатывают земли. И все-таки, во взятой нами земледельческой губернии торгово-промышленное население вне городов оказывается не меньшим, чем в городах.
699
Как значительно в России число сел, представляющих из себя очень крупные центры населения, об этом можно судить по следующим (хотя и устаревшим) данным «Военно-стат. сборника»: в 25 губерниях Европейской России считали в 60-х годах 1334 селения, имеющие более 2-х тыс. жителей Из них 108 имело 5–10 тыс. жителей, 6—от 10 до 15 тыс., 1 – от 15 до 20 тыс. и 1 – более 20 тыс. (стр. 169) Развитие капитализма вело во всех странах, а не в одной России, к образованию новых индустриальных центров, не причисляемых официально к городам. «Различия между городом и деревней стираются: вблизи растущих индустриальных городов это происходит вследствие выселения промышленных заведений н рабочих жилищ в предместья и окрестности города, вблизи падающих мелких городов это происходит вследствие того, что эти последние сближаются с окрестными селениями, а также вследствие развития крупных индустриальных селений… Различия между городскими и сельскими населенными местами сглаживаются вследствие многочисленных переходных образований. Статистика давно признала это, оставив в стороне историко-юридическое понятие города и поставив на его место статистическое понятие, различающее населенные места лишь по числу жителей» (B"ucher. «Die Entstehung der Volkswirtschaft». T"ub 1893. S. 296–297 в 303–304). Русская статистика, и в этом отношении сильно отстала от европейской. В Германии и во Франции («Statesman's Yearbook», p. 536, 474) к городам относятся поселения, имеющие Солее 2000 жителей, в Англии net urban sanitary districts (городского типа санитарные округа. Ред.), т. е. и фабричные села и проч. След., русские данные о «городском» населении совершенно не сравнимы с европейскими.
107
В первом издании книги после этих слов имеется следующее подстрочное примечание: «Табл. № XXX. Этот «Сводный сборник» (Воронеж. 1897) получен нами уже после того, как большая половина книги была отдана в печать».
4) Отхожие неземледельческие промыслы
Но и добавление к городам фабричных, заводских и торгово-промышленных сел и местечек далеко не исчерпывает еще всего индустриального населения России. Отсутствие свободы передвижения, сословная замкнутость крестьянской общины вполне объясняют ту замечательную особенность России, что в ней к индустриальному населению должна быть отнесена не малая часть сельского населения, добывающая себе средства к жизни работой в промышленных центрах и проводящая в этих центрах часть года. Мы говорим о так наз. отхожих неземледельческих промыслах. С официальной точки зрения, эти «промышленники» – крестьяне-земледельцы, имеющие лишь «подсобные заработки», и большинство представителей народнической экономии усвоило, не мудрствуя лукаво, эту точку зрения. Несостоятельность ее, после всего изложенного выше, нет надобности доказывать подробнее. Во всяком случае, как бы различно ни относиться к этому явлению, не может подлежать никакому сомнению, что оно выражает отвлечение населения от земледелия к торгово-промышленным занятиям [700] . Насколько изменяется от этого факта то представление о размерах индустриального населения, которое дают города, – можно видеть из следующего примера. В Калужской губ. процент городского населения гораздо ниже среднего по России (8,3 % против 12,8 %). Но вот «Стат. обзор» этой губернии за 1896 г. вычисляет, по данным о паспортах, общее число месяцев отлучки отхожих рабочих. Оказывается, что оно равно 1491,6 тыс. месяцев; это, по разделении на 12, дает 124,3 тыс. душ отсутствующего населения, т. е. «около 11 % всего населения» (1. с., 46)! Прибавьте это население к городскому (1897 г.: 97,9 тыс.), и процент индустриального населения окажется очень значительным.
700
Г-н Н. —он не заметил вовсе в России процесса индустриализации населения! Г-н В. В. заметил и признал, что рост отхода выражает отвлечение населения от земледелия («Судьбы калит.», 149); однако он не только не внес
Конечно, известная часть отхожих неземледельческих рабочих регистрируется в числе наличного населения городов, а также входит в население тех негородских индустриальных центров, о которых было уже сказано. Но только часть, ибо при бродячем характере этого населения его трудно учесть переписью отдельных центров; а затем переписи населения бывают обыкновенно зимою, тогда как наибольшая часть промысловых рабочих уходит из дому весной. Вот данные об этом по одним из главных губерний неземледельческого отхода [701] .
701
«Виды на жительство, выданные крестьянскому населению Моск. губ. в 1880 и 1885 гг.». – «Стат. Ежег. Твер. губ за 1897 г.». – Жбанков; «Отхожие промыслы в Смол. губ «. Смоленск, 1896. – Его же: «Влияние отхожих заработков и т. д «. Кострома, 1887. – «Промыслы крестьянского населения Псковской губ.» Псков, 1898. – Ошибки в процентах по Моск. губ. не могли быть исправлены, ибо не дано абсолютных данных. – По Костр. губ. есть лишь поуездные данные и только в процентах: нам пришлось взять поэтому средние из поуездных, вследствие чего мы и отделяем особо данные по Костр. губ. По Яросл. губ считают, что из отхожих промышленников круглый год отсутствуют 68,7 %; осень и эиму —12,6 %, весну и лето – 18,7 %. Заметим, что данные по Яросл. губ. («Обзор Яросл. губ.» Вып. II. Ярославль, 1896) не сравнимы с предыдущими, ибо основаны на показаниях священников и пр., а не на данных о паспортах.
Максимум числа выданных паспортов приходится повсюду на весну. След., из временно отсутствующих рабочих большая часть не попадает в переписи городов [702] . Но и этих временных горожан с большим правом можно относить к городскому, чем к сельскому населению: «Семья, которая извлекает средства существования в течение года или большей его части из заработков в городе, с гораздо большими основаниями может считать местом оседлости город, обеспечивающий ее существование, чем деревню, с которой имеются связи только родственные и фискальные» [703] . Какое громадное значение имеют и поныне эти фискальные связи, видно, напр., из того, что из отхожих костромичей «редко хозяева получают за нее (землю) известную небольшую часть податей, а обыкновенно ее сдают только за то, чтобы нанявшие городили вокруг нее огороды, а все подати платит сам хозяин» (Д. Жбанков: «Бабья сторона». Костр. 1891 г., стр. 21). И в «Обзоре Ярославской губернии» (в. II, Ярославль, 1896) мы встречаем неоднократные указания на эту необходимость для отхожих промысловых рабочих откупаться от деревни и от надела (стр. 28, 48, 149, 150, 166 и др.) [704] .
702
Известно, что, напр., в пригородах С.-Петербурга летом население возрастает в весьма значительной степени.
703
«Стат. обзор Калужской губ. за 1896 г.». Калуга, 1897, стр. 18 в отд. II.
704
«Отхожие промыслы… являются формой, которая прикрывает безостановочный процесс роста городов… Общинное землевладение и разные особенности финансовой и административной жизни России не позволяют крестьянам с такою легкостью переходить в горожане, как это возможно на Западе… Юридические нити поддерживают его (отходчика) связь с деревней, но по существу, по своим занятиям, навыкам и вкусам, он вполне приобщился к городу и нередко видит в этой связи бремя» («Русск. Мысль», 1896 г., № 11, с. 227). Это очень верно, но для публициста этого мало. Почему не высказался автор решительно за полную свободу передвижения, свободу выхода крестьян из общины? Наши либералы все еще боятся наших народников. Это они напрасно.
А вот, для сравнения, рассуждение сочувствующего народничеству г-на Жбанкова: «Городской отход является, так сказать, громоотводом (sic!) против усиленного роста наших столичных и больших городов и увеличения городского и безземельного пролетариата. Как в санитарном, так и в социально-экономическом отношении это влияние отхожих заработков нужно считать полезным: пока народная масса не вполне оторвана от земли, представляющей для отхожих рабочих некоторое обеспечение» (от какового «обеспечения» они откупаются за деньги!), «эти рабочие не могут сделаться слепым орудием капиталистического производства, и вместе с тем сохраняется надежда на устройство земледельческо-промышленных общин» («Юрид. Вестн.», 1890, № 9, с. 145). Сохранение мелкобуржуазных надежд, разве же это не польза, в самом деле? А что касается до «слепого орудия», то и опыт Европы и все факты, наблюдаемые в России, показывают, что эта квалификация бесконечно более приложима к работнику, сохранившему связь с землей и с патриархальными отношениями, чем к тому, кто порвал эти связи. Цифры и данные самого же г. Жбанкова показывают, что отхожий «питерщик» и грамотнее, и культурнее, и развитее, чем оседлый костромич в каких-нибудь «лесных» уездах.
Как же велико число отхожих неземледельческих рабочих? Число рабочих, занятых всякими отхожими промыслами, составляет не менее 5–6 миллионов. В самом деле, в 1884 г. в Европейской России было выдано до 4,67 млн. паспортов и билетов [705] , а паспортный доход возрос с 1884 по 1894 г. более чем на треть (с 3,3 до 4,5 млн. руб.). В 1897 г. выдано было всего по России паспортов и билетов 9495,7 тыс. (в том числе в 50 губ. Европейской России 9333,2 тыс.). В 1898 г. – 8259,9 тыс. (Европейской России 7809,6 тыс.) [706] . Число избыточных (по сравнению с местным спросом) рабочих в Европейской России г. С. Короленко определил в 6,3 млн. Выше мы видели (гл. III, § IX, стр. 174) [707] , что по 11 земледельческим губерниям число выданных паспортов оказалось превышающим расчет г-на С. Короленко (2 млн. против 1,7 млн.). Теперь мы можем добавить данные о 6-ти неземледельческих губерниях: г. Короленко считает в них избыточных рабочих 1287,8 тыс. человек, а число выданных паспортов равно 1298,6 тыс. [708] Таким образом, и 17 губерниях Европейской России (11 черноземных плюс 6 нечерноземных) г. С. Короленко считал 3 млн. избыточных (против местного спроса) рабочих. А в 90-х годах в этих 17 губерниях выдавалось 3,3 миллиона паспортов и билетов. В 1891 г. эти 17 губерний давали 52,2 % всего паспортного дохода. След., число отхожих рабочих, по всей вероятности, превышает 6 млн. чел. Наконец, данные земской статистики (большей частью устаревшие) привели г-на Уварова к тому выводу, что цифра г-на С. Короленко близка к истине, а цифра 5 млн. отхожих рабочих—»в высшей степени вероятна» [709] .
705
Л. Весин. «Значение отхожих промыслов и т. д.», «Дело», 1886, № 7, и 1887, № 2.
706
«Статистика производств, облагаемых акцизом и т. д., за 1837–1898 гг.», СПБ. 1900 Изд. главного управления неокладных сборов.
707
См. настоящий том, стр. 234–235. Ред.
708
Губернии: Московская (1885 г., устаревшие данные). Тверская (1896 г.). Костромская (1892 г.), Смоленская (1895 г.). Калужская (1895 г.) и Псковская (1896 г.). Источники названы выше. Данные о всех видах на отлучку, мужских и женских.
709
«Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины», 1896 г., июль. М. Уваров: «О влиянии отхожего промысла на санитарное положение России». Г-н Уваров свел данные по 126 уездам 20-ти губерний.
Спрашивается теперь, как велико число неземледельческих и земледельческих отхожих рабочих? Г-н Н. —он очень смело и совершенно ошибочно утверждает, что «громаднейшее большинство крестьянских отхожих промыслов суть именно земледельческие» («Очерки», с. 16). Чеславский, на которого ссылается г. Н. —он, выражается гораздо осторожнее, не приводя никаких данных и ограничиваясь общими соображениями о величине районов, отпускающих тех и других рабочих. Данные же г. Н. —она о пассажирском движении по жел. дорогам ровно ничего не доказывают, ибо неземледельческие рабочие уходят из дому тоже преимущественно весной и притом они в несравненно большей степени пользуются жел. дорогами, чем земледельческие [710] .
710
Ср. выше, стр. 174 (настоящий том, стр. 235. Ред.), примеч.