Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня
Шрифт:
Эта работа не удается, если нет большого и горячего сердца. Две тысячи ткачих выбрали Валю Терешкову на такую работу.
В 1960 году Валя окончила техникум и перешла в ремонтно-механический цех «по-настоящему изучить оборудование». Это было продолжением учебы, но времени теперь было больше, и Валя не расставалась с парашютом. Ранец с парашютом она принесла в комсомольскую комнату. Это не была парадная комната, с плакатами и диаграммами достижений. Тут после воскресников, случалось, стояли лопаты и метлы, на столах лежали рулоны бумаги для стенных газет, в шкафу костюмы для маскарада, подарки шефам. Парашют, конечно,
Валя сидит, решает вместе с девчонкой. Кого-то обидели в цехе, Валя идет в завком. Валю отводят в сторону: «Валя посоветуй…» — и доверяют случай, какой доверишь не всякому.
Тут как раз приспели выборы нового секретаря комсомола. Должность нелегкая. Были на комбинате люди с опытом комсомольской работы, но ткачихи захотели выбрать «Валю-парашютистку».
Позвали Валю в партком:
— Тебя называют. Ты как?
— Но я же не справлюсь. Протоколы, собрания…
— Думаешь, люди выбирают тебя писать протоколы… Легкого не жди, не такая работа… У тебя должно получиться.
— Хорошо. Дайте подумать.
Утром она сказала:
— Если выберут, я согласна.
— Ее выбрали и не ошиблись, — так рассказывает старая коммунистка Валентина Федоровна Усова.
Полтора года работала Валя комсомольским секретарем. Две тысячи комсомольцев. Собрания, протоколы, воскресники, походы, персональные дела, боевые листки, шефский концерт, семинары, рейды на производство, первомайская демонстрация… Кто смог бы перечислить дела, которые принято называть комсомольской работой. Их не все запланируешь. Их не ждешь, они приходят сами. Заходит девчонка, вытирает платочком слезы. Ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры у девчонки, ни жилья, ни работы.
— Хорошо, Вера, недельку поживешь у меня… — Ведет секретарь девчонку к себе домой. А дом все тот же — одно окошко. Спят рядом. Девчонку наконец берут и на работу, и в общежитие. А у секретаря новые хлопоты. У кого-то в семье нелады, кому-то квартира нужна.
А тут вызывают в горком, «снимают стружку» за какую-то недоделку, за какой-то не вовремя сданный отчет. Случалось, и плакала, и ругалась до хрипоты. Ткачихи горячо полюбили веселую, готовую всегда подраться за правду «Валю-парашютистку».
В марте 1962 года Валя подала заявление в партию коммунистов. За нее поручилась комсомольская организация и трое особенно хорошо знавших ее людей. Валентина Федоровна Усова написала: «Трудолюбивая. Жизнерадостная. Смелая. Преданная Родине. Любит людей».
* * *
Несколько слов о большой страсти, которая привела ярославскую девушку в городок под Москвой, где готовятся космонавты.
Первый прыжок был зимой. Она приземлилась. Подбежали подруги.
— «Да» или «нет»?
С парашютом так: после первого раза или человек скажет «нет», или станет для него божеством парашют.
— Да, да, да, да! — кричала Валя. — Буду прыгать миллион раз. — Ее подбрасывали вверх на руках.
Целый день лицо ее светилось счастьем. И так было при каждом прыжке.
В Ярославле она прыгнула около сотни раз.
Прыгала и утром, и ночью, и в траву, где росли одуванчики, и в Волгу на большом празднике.
«Отними парашют, жизнь покажется пресной». Она, как альпинист, узнала чувство победной радости — шаг за шагом к вершине, шаг за шагом к познанию своей внутренней силы, выдержки. Она узнала чувство острого ощущения жизни. Это чувство не всем знакомо, не всем понятно.
* * *
Прохожий утром рано заметит купол мой И с легкой укоризной покачает головой: «Какой же черт занес тебя под облака?» Но все же пожелает ни пуха ни пера.Валя любила эту забавную песню, рожденную на аэродроме в часы ожиданий прыжков.
Летают чибисы и жаворонки. Солнце одним только глазом выглянуло из-за леса. Подруги Валя Терешкова и Таня Морозычева обрывают лепестки у цветов, провожают глазами непривычные для утра облака.
— Вон те два облака на что похожи?
— Целуются два кита.
— А я думаю, крылья, как у богов на картинке…
Валя мечтала поступить в авиационный институт. В потрепанной сумке рядом с бутербродами, с пригоршней пластмассовых медиаторов для домбры она всегда носила учебники. Чаще всего раскрывала книжку, читала подругам стихи по-французски.
Говорили о космонавтах. Полетят ли женщины? Решали: когда-нибудь полетят, но все-таки это, наверное, мужская работа.
Однажды в аэроклуб приехал полковник. Листая бумаги, наводил справки. Долго говорил с Валей. О чем говорил, никто не знает. Узнали: Валя уезжает в Москву. Подружки пришли проводить. Кто-то спросил:
— Надолго? Далеко?
— Вале поручается важная работа, — предупредительно и кратко ответил полковник.
Валино лицо осветилось счастьем.
* * *
Письма в Ярославль из Москвы. Матери, подругам на фабрику, подругам-парашютистам.
«Дорогая моя Танюша. Нет слов благодарить тебя. Ждешь сына. Назови Романом или Андреем. Я верю, что будет парень…
Я только что вернулась с прыжков. Видно, определяли, какие мы из себя, ведь тут все корифеи, а я-то — сама знаешь. Но ты скажи всем нашим, не подведу Ярославль. Выполнила все десять прыжков. Сначала колесила, потом уже стабильно делала развороты накрест и спирали.
Инструктор у нас мировой. Когда с ним — падаешь хорошо и радуешься, как ребенок. Я так ему благодарна. Передай поклон всем нашим инструкторам, которые из «кулемы» сделали человека. Я не согласна с тобой, что жизнь проходит мимо. Надо не смотреть на жизнь со стороны, а идти вместе с ней…»
* * *
«Мама, родная моя!
У меня все хорошо. Ни капельки не надо ни волноваться, ни беспокоиться. Все идет так же, как в Ярославле: прыжки и разные другие тренировки. Бывают и не очень легкие. Но ты ведь наешь, я выносливая… Часто бываю в Москве.
Стояла вечером у кремлевской стены, терлась щекой о шершавый кирпич. Кремль ночью особенно красив. Вот ты приедешь — мы сходим вместе к Кремлю ночью…
Скоро приеду. Привезу Володе костюм и обещанный Сережке маленький парашют…»