Полное собрание сочинений. Том 39. Статьи 1893-1898 гг.
Шрифт:
Кроме того, понимается это учение не одинаково: одни говорят, что всё дело в искуплении; другие, что всё дело в благодати, приобретаемой через таинства; третьи, что всё дело в повиновении церкви. Церкви же опять различные, понимают различно учение: католическая признает происхождение духа от отца и сына и непогрешимость папы и считает спасение возможным преимущественно через дела; лютеранская не признает этого и считает спасение возможным преимущественно верою; православная признает происхождение духа только от отца и для спасения считает необходимым и дела и веру.
Англиканская, епископальная, пресвитерьянская и методистская, не говоря о сотне разных других церквей,
Ко мне часто обращались и обращаются молодые люди и люди из народа, усомнившиеся в истине учения церкви, в которой они воспитаны, спрашивая меня, в чем состоит мое учение, как я понимаю христианское учение? Такие вопросы всегда огорчают и даже оскорбляют меня.
Христос — бог по учению церкви — сошел на землю, чтобы открыть людям божескую истину для их руководства в жизни. Человек, — простой, глупый человек, — если он хочет передать людям важное для них указание, всегда умеет передать его так, что люди поймут его. И вдруг бог пришел на землю только за тем, чтобы спасти людей, и бог этот не сумел сказать то, что ему нужно было сказать так, чтобы люди не перетолковали его слова так, что все разошлись в их понимании.
Не может этого быть, если Христос был бог.
Не может этого быть и тогда, если Христос не был бог, а великий учитель. Великий учитель только потому и великий учитель, что он умеет высказать истину так, что она ясна, как солнце, и уже нельзя ни скрыть, ни затемнить ее.
И потому в обоих случаях в евангелиях, передающих нам учение Христа, должна быть истина. И действительно, истина находится в евангелиях для всех тех, кто с искренним желанием познать истину и без предвзятой мысли и, главное, без мысли о том, что в них находится какая-либо особая, недоступная человеческому уму мудрость, будут читать их.
Так я читал евангелия и нашел в них вполне доступную, как и сказано в евангелиях, младенцам истину. И потому, когда у меня спрашивают: в чем состоит мое учение и как я понимаю христианское учение, я отвечаю: у меня нет никакого учения, а понимаю я христианское учение так, как оно изложено в евангелиях. Если я писал книги о христианском учении, то только для того, чтобы доказать неверность тех объяснений, которые делаются толкователями евангелий.
Для того, чтобы понять христианское учение, каково оно в действительности, нужно, главное, не толковать евангелий, а понимать их так, как они написаны. И потому на вопрос о том, как надо понимать учение Христа, я отвечаю: если хотите понять учение Христа, читайте евангелия, читайте, отрешившись от всякого предвзятого понимания, с одним желанием понять то, что сказано в евангелиях. Но именно потому, что евангелие есть священная книга, ее надо читать обдуманно, с толком и разбором, а не как попало, подряд, приписывая одинаковое значение всякому слову, которое в ней находится.
Для того, чтобы понять всякую книгу, необходимо выделить из нее всё вполне понятное от непонятного и запутанного, и из этого выделенного понятного составить себе понятие о смысле и духе всей книги, и тогда на основании вполне понятного выяснить для себя места не вполне понятные и запутанные. Так мы читаем всякого рода книги. Тем более так необходимо читать евангелие, книгу, прошедшую через многосложные coединения, переводы и переписки, составленную 18 веков тому назад людьми малообразованными и суеверными.68
Так что для того, чтобы понять
Пусть каждый, читая евангелие, подчеркнет всё то, что ему кажется вполне простым, ясным и понятным, — синим карандашом, отметив, кроме того, красным карандашом из отмеченного синим слова самого Христа, в отличие от слов евангелистов, и пусть перечтет эти отмеченные красным места несколько раз. И только после того, как он хорошо поймет эти места, пусть снова перечтет и остальные, раньше не понятые им и потому не отмеченные им, места из речей Христа и пусть подчеркнет красным и те из них, которые стали ему понятны. Места же, содержащие слова Христа, оставшиеся совершенно непонятными, а также непонятные слова писателей евангелий, пусть оставит совсем не отмеченными. Отмеченные таким образом красным места дадут читателю сущность учения Христа, — дадут читателю то, что нужно всем людям, и что поэтому Христос сказал так, чтобы все могли понять. Места, отмеченные только одним синим, дадут то, что писатели евангелий говорят понятного от себя.
Очень может быть, что при отметках вполне и не вполне понятного различные люди отметят различное, так что понятное для одного покажется темным для другого; но в самом главном все люди непременно сойдутся, и для всех одно и то же покажется вполне понятным. Вот это-то, вполне понятное всем, и составляет сущность учения Христа.
В моем евангелии отметки сделаны мною соответственно моему пониманию.
Лев Толстой.
Ясная Поляна.
22 июня 1896 г.
ХРИСТИАНСКОЕ УЧЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Жил я до 50-ти лет, думая, что та жизнь человека, которая проходит от рождения и до смерти, и есть вся жизнь его и что потому цель человека есть счастье в этой смертной жизни, и я старался получить это счастье, но чем дальше я жил, тем очевиднее становилось, что счастья этого нет и не может быть. То счастье, которое я искал, не давалось мне; то же, которого я достигал, тотчас же переставало быть счастьем. Несчастий же становилось всё больше и больше и неизбежность смерти становилась всё очевиднее и очевиднее, и я понял, что после этой бессмысленной и несчастной жизни меня ничего не ожидает, кроме страдания, болезни, старости и уничтожения. Я спросил себя: зачем это? и не получил ответа. И пришел в отчаяние.
То, что говорили мне некоторые люди и в чем я сам иногда старался уверить себя, что надо желать счастья не себе одному, но другим, близким и всем людям, не удовлетворяло меня, во 1-х, потому, что я не мог искренно, так же как себе, желать счастья другим людям; во 2-х, и, главное, потому, что другие люди, точно так же как и я, были обречены на несчастье и смерть. И потому все мои старания об их благе были тщетны.
Я пришел в отчаяние. Но тут я подумал о том, что мое отчаяние может происходить оттого, что я особенный человек, что другие люди знают, зачем живут, и потому не приходят в отчаяние.