Полное собрание сочинений. Том 73. Письма 1901-1902 гг.

Толстой Лев Николаевич

* 32. Эйльмеру Мооду (Aylmer Maude).

1901 г. Февраля 19. Москва.

Москва, 19 февр. 1901.

Любезный друг Моод,

Я, разумеется, очень сожалею о том, что вы не сошлись с Ч[ертковым] в деле переводов и печатания, но более всего огорчаюсь тому, что такие люди, как вы и он, оба живущие не для своей личности, а для исполнения того дела, на кот[орое] мы посланы, не нашли того общего принципа, кот[орый] соединил бы вас в данном вопросе. Соображения, к[оторые] вы выставляете против F[ree] A[ge] P[ress] и за copyright, справедливы, но также справедливо и то соображение, что самый процесс издания должен сообразоваться с теми основами, кот[орые] проповедуются в изданиях. И я думаю, что последний довод важнее первых. Я думаю, что если вы не согласны с этим, то ваши и вашей жены прекрасные переводы того, что уже издано и дурно переведено, должны найти издателя. Если же нет, то все-таки

и то, что вы намерены делать, мне очень приятно.

Мое отношение к этому делу такое: Ч[ертков] потратил так много и продолжает тратить любовного труда на правильное воспроизведение и распространение моих мыслей, кот[орые] он вполне и очень чутко понимает, что я только могу радоваться, имея такого посредника между собою и читателями. Главное же для меня то, что после всего потраченного им труда я не могу обмануть его ожидания и, вместо помощи ему, мешать его делу. Помощь же моя в его деле ограничивается тем, что я всё новое (если что будет) распространяю прежде всего через него, предоставляя потом всем, если это кому нужно, пользоваться этим как кто хочет.

Мне и очень жалко, что я и Ч[ертков] лишаемся вашей и вашей жены помощи, очень ценной и по знанию языков, и по добросовестности работы, и по одинаковому пониманию жизни, но меня больше всего огорчает то, что не я ли своей неакуратностью и переменами был причиной отвращения, полученного вами от этой работы. Пожалуйста, простите меня за это. Главное же, не приписывайте этому важности и не позволяйте мертвым делам нарушать живое общение с живыми людьми. Дружески жму руку вам и вашей милой жене.

Лев Толстой.

Печатается по фотокопии с автографа. Опубликовано в переводе на английский язык в книге Моода «The Life of Tolstoy. Later Years», London, 1910, стр. 571—572. Отрывок напечатан в статье В. И. Срезневского «Отражение в русском обществе отлучения Л. Н. Толстого от церкви» — ТП, 3, стр. 132—133.

Ответ на письма Эйльмера Моода от 3 и 19 февраля н. ст. 1901 г. по поводу английского полного собрания сочинений Толстого, осуществить которое предполагал издатель Грент Ричардс (см. прим. 4 к письму № 6). После свидания с В. Г. Чертковым Моод отказался от предложения Грента Ричардса; однако, не соглашаясь с отменой авторского права (copyright), проводимой издательством «Free Age Press», и не одобряя поведения Черткова, Моод отказался от сотрудничества и в этом издательстве. Поскольку все новые произведения Толстого впервые публиковались В. Г. Чертковым, Моод и его жена решили посвятить свои силы новым переводам произведений, ранее изданных в плохом переводе.

33. В. Г. Черткову от 19 февраля.

* 34. Коханенко.

1901 г. Февраля 20. Москва.

Любезный брат,

Вы мне задаете столько вопросов и такие важные, что ответить на них письмом нельзя. Что я думаю об этом, я писал в своих книжках. Прислать вам их не могу. Посылаю вам одну статейку и советую сделать то, что в ней говорится.

На все же ваши вопросы дам один главный ответ. Не верьте преданиям человеческим, не верьте чудесам. Чудес никогда не было и нет. Есть одно чудо: это то, что в человеке живет дух божий. В это одно надо верить и верить в то, что говорит каждому из нас живущий в нас дух божий. А говорит он то, что во всех нас один и тот же дух и нам в этой жизни надо соединяться любовью и что эта любовная жизнь не кончится с нашей смертью.

Лев Толстой.

20 февр. 1901.

Печатается по копировальной книге № 4, л. 24.

Письмо Коханенко, на которое отвечает Толстой, неизвестно. Биографические сведения об адресате также не найдены.

* 35. Д. А. Хилкову.

1901 г. Февраля 20. Москва.

Дмитрий Александрович,

Давно уже получил ваше письмо и хотел ответить на него, да всё нездоровится и такая слабость, что неспособен к писанию и уже давно ничего не пишу. Отвечать на ваши недоумения — чего вы не понимаете — не то что не хочу, а истинно не могу, п[отому] ч[то] не понимаю ваших недоумений. Одно могу сказать, что у меня составился взгляд на жизнь, внутренно связный и вполне меня удовлетворяющий, п[отому] ч[то] я никакого другого, более меня удовлетворяющего, не только не знаю, но и не могу себе представить, тем более, что взгляд этот совпадает с учениями лучших и имеющих наибольшее число последователей людей: браминов, Конфуция, Будды, Христа, и я с этим взглядом прожил спокойно и радостно сознательно больше 20 лет и с этим взглядом собираюсь радостно и сознательно умереть. Всякий, кто усваивает это мировоззрение, не только не попадает в противоречия, но, напротив, от окружающих его противоречий приходит к единству и ясности и простоте. Противоречия же, кот[орые] усматривают в нем люди, не усваивавшие этого мировоззрения, показывают только то, что они не понимают его, не умеют обращаться с ним, точно также, как люди, не знающие или не хотящие знать законов математики, усмотрят противоречие

в том, что величина может уменьшаться от умножения или что -1 x -1 = +1, или что может быть

Всё это противоречия для того, кто не знает или не хочет знать законов математики, и возражать на такого рода возражения нельзя. Можно только сожалеть, что возражающий тратит время и силы на такие возражения. Не думайте, чтобы, говоря так, я думал, что я не могу ошибаться. Я очень могу ошибаться и ошибаюсь часто, примером чему служит ваше верное замечание о статейке «Где выход», которая может человека, читавшего только эту статью и дурно расположенного, заставить думать, что я думаю, что всё спасение в отказах от военной службы. Статья эта ошибочна, п[отому] ч[то] выражает мои мысли. Но когда речь идет о непротивлении злу насилием и других основных положениях мировоззрен[ия], то я не могу о них рассуждать, а могу только просить интересующихся этими предметами усвоить понятия существующ[его] мировоззрения, к[оторое] я называю христианск[им], или составить свое, более связное, ясное, простое и отвечающее на все вопросы жизни. Вообще ваше письмо произвело на меня очень грустное впечатление, во-1-х п[отому], ч[то] в нем чувствуется недоброе отношение ко мне, а это всегда больно, особенно когда это ничем не заслужено, как в данном случае, а во-2-х, и главное (пожалуйста, простите меня и примите мои слова добро и снисходительно), вы страшно запутаны в своих взглядах и путаетесь всё дальше и дальше. Откиньте на время все соображения о прошедшем и будущем, все счеты с людьми, поставьте себя лицом к богу, вспомните, что здесь вам жить придется, жить только один раз, и спросите себя: то ли вы делаете и, главное, то ли вы думаете, что нужно.

Прощайте и простите.

Лев Толстой.

20 февр. 1901.

Отрывок, без указания даты, впервые опубликован в статье В. И. Срезневского «Отражение в русском обществе отлучения Л. Н. Толстого от церкви» — ТП, 3, стр. 135—136.

О Дмитрии Александровиче Хилкове (1858—1914) см. т. 64, стр. 134. К концу 1900 г. у Хилкова вполне определилось отрицательное отношение к религиозно-нравственному учению Толстого и сочувственное — к революционерам.

Ответ на письмо от 30 января 1901 г., в котором Xилков подробно излагал, в чем состояли его расхождения с Толстым.

* 36. А. В. Власову.

1901 г. Февраля 21. Москва.

Любезный брат Андрей Власов,

Я давно уже получил ваше письмо со статьею. Простите меня, что долго не отвечал вам; всё время был нездоров, да и теперь не поправляюсь, а понемногу слабею и приближаюсь к смерти плотской, на которую часто смотрю как на желательную перемену должности. Я думаю, что как в этой жизни дело наше только в том, чтобы проявлять и разжигать в себе искру божию, так и после смерти дело будет то же, хотя и в другой форме, о которой мы здесь понятия иметь не можем, и потому смерть не изменяет нашего дела, а только ставит нас в новые, лучшие против здешних условия. Лучше же будут условия п[отому], ч[то] всё в мире идет к лучшему — вперед, а не назад.

Статью вашу прочел и нашел ее хорошей и для людей полезной, только в России ее напечатать нельзя. За границей можно попробовать. Если у вас дальше написано, то присылайте. Мне кажется, что у вас всё самое главное сказано. Не забывайте того, что для того, чтобы статьи были действительны, надо, чтобы не только было справедливо то, что сказано, и хорошо, от души сказано, но надо и то, чтобы ничего не было лишнего, чтобы было ясно и коротко. В статье вашей мне особенно понравилось то, что вы главное зло усматриваете в ложной вере. Я точно так же думаю. Исправить зло, царствующее на земле, можно только тем, чтобы освободить людей от обмана, в кот[ором] их с детства воспитывают. Это очень трудно, п[отому] ч[то] слуги зла все силы употребляют на то, чтобы обман их, тем, кот[орым] они живут, не был раскрыт, но если мы хотим служить богу, то все силы наши должны употреблять на обличение обмана. Это я и стараюсь делать, пока во мне есть жизнь. Недостаток же вашего писания в том, что вы слишком много и часто опираетесь на библию. Убеждает людей не то, что слова эти есть в библии, а то, что слова эти согласны с разумом и требованиями духа. Простите.

Брат ваш Лев Толстой.

21 февр. 1901. Москва.

О сектанте Андрее Васильевиче Власове (р. 1845?) см. т. 72, стр. 222—223.

Письмо и статья Власова, которые упоминает в письме Толстой, неизвестны.

* 37. К. И. Ландеру.

1901 г. Февраля 21. Москва.

Дорогой Карл Иванович,

Простите меня, если до сих пор сам не отвечал на ваше письмо. Здоровье последнее время плохо — слабость и вероятное приближение смерти, на кот[орую] большей частью смотрю с радостью, предвидя в ней только перемену формы деятельности той же самой, кот[орая] составляет и здесь задачу нашей жизни: проявления и расширения божеской любви, составляющей сущность нашей жизни.