Полное собрание сочинений. Том 83

Толстой Лев Николаевич

На данное письмо С. А. Толстая отвечала 9 декабря: «Милый друг Левочка, наконец утешительное, радостное письмо, что ты приедешь. Как я давно ждала этого и боялась вызывать тебя. Почти наверное знаю, что письмо это не застанет уже тебя, но пишу на всякий случай. Лева, мой милый, что это ты как духом упал; как тебе не стыдно, голубчик мой, это на тебя не похоже. Всё пройдетъ, всё это следствие хлороформа, — я это предвидела и говорила об этом с Сережей. Твои нервы все расстроены, а некому утешить тебя; народ такой там живет всё грустный, не бодрый. Бедные они все, бедная Таня, мама. Кажется, всех бы взяла в свой мир детей, моего счастливого int'erieur, где играет забавный Сережа с двумя дудками в руках, и блестит глазенками моя Танюша, и где мне так хорошо и приятно, и легко живется, — когда только еще ты тут. А без тебя всё пусто, и трудно, и грустно. Я ужасно раскаиваюсь, что писала тебе письма в дурном духе, по крайней мере не обманывала тебя. Какая была, такая и тебе явилась..... Лева, милый, как мне грустно про роман твой. Что-то ты со всех сторон оплошал. Везде тебе грустно и не ладится. И зачем ты унываешь, зачем падаешь духом? Неужели сил нет подняться? Вспомни как ты радовался на свой роман, как ты всё хорошо обдумывал, и вдруг теперь не нравится. Нет, Левочка, напрасно. Вот как приедешь к нам, да вместо грязного, каменного Кремлевского дома увидишь наш Чепыж, освещенный ярким солнцем, и поле, усаженное смородиной, малиной и проч., и вспомнишь всю нашу счастливую

жизнь, и пойдем мы с тобой на порошу и будем няньчить своих деток, и ты мне начнешь опять с веселым лицом рассказывать свои планы писанья, у тебя пройдет вся ипохондрия твоя, ты почувствуешь, как улетучится весь твой хлороформ из тебя, и нервы успокоятся, и всё пойдет хорошо. О руке я успокоилась более, чем прежде, может быть она и будет подниматься совсем хорошо. Скучно ждать, и как-нибудь сократим время. Ты будешь мне диктовать, мысли опять придут, стрелять нельзя, — ну это так и быть!» (ПСТ, стр. 52—53.)

33.

1864 г. Декабря 7. Москва.

Вчера получилъ твое хорошее письмо, милый другъ. Вотъ ужъ 4-й день, что регулярно за обдомъ звонитъ почтальонъ и приноситъ твои письма.

Помни, душенька, что я расчитываю на то, что ты тотчасъ извстишь меня, ежели съ Сережей будетъ нехорошо. У него долженъ быть желудочный катаръ. Средства противъ этаго: гигіена, тепло и удобоваримая пища — молоко, супъ, и Анд[рей] Ев[стафьевичъ] совтуетъ очень телячьи ножки и саго. Саго я привезу теб. Вчера я писалъ теб о моихъ планахъ, о моей рук и моей тоск здсь. Все это точно такое же нынче. Воскресенье думаю быть у тебя; рукой заставляю Алекся длать раза два въ день движенія и ношу повязку, к[отор]ая очень меня облегчаетъ. За дло ни за какое не могу приняться. — Вчера утромъ читалъ англійской романъ автора Авроры Флойдъ.¹ Я купилъ 10 частей этихъ англійскихъ не читанных еще мною романовъ и мечтаю о томъ, чтобы читать ихъ съ тобою. Вотъ бы ты съ Лизой занималась по-англійски. Потомъ опять противный Алекс[андръ] Мих[айловичъ], Кат[ерина] Ег[оровна],² Лиза. Даже и читать нельзя, угла нтъ. Только пошелъ походить до обда, и ни въ библіотекахъ, ни для покупокъ ничего не могъ сдлать, потому что воскресенье. Посл обда опять: «Погубилъ я свою молодость»,³ и въ 7 часовъ «Жизнь за Царя».⁴ Очень хорошо, но монотонно. Въ театр была одна воскресная публика, и потому половины интереса наблюденій для меня не было. Но зато, вернувшись, мы были одни: Л[юбовь] А[лександровна], к[отор]ая очень, очень мила и хороша, Лиза, Таня и Петя, и было очень весело отчего-то. Вспоминали, разсуждали. Таня увряла, что она хочетъ однаго — жить въ одной башн, высоко, высоко, съ гитарой. Л[юбовь] А[лександровна] доказывала, что въ башн надо сть и ходить начасъ, и Таня нервно и весело, какъ и тотъ разъ объ поповой дочери, расплакалась, и мы разошлись спать. Кром того, Петя спалъ и вралъ, и я разсказывалъ, что я долженъ, несмотря на ревнивый характеръ жены, для очищенія совсти сознаться въ ужасномъ поступк съ Анночкой.⁵ Снимая фракъ, я размахнулъ рукой въ то время, какъ она проходила, и⁶ рукой попалъ прямо въ ея грудь. Я вижу, какую ты сдлаешь мн знакомую брезгливую мину... Ахъ, Соня, скоро ли пройдутъ эти 5 дней. Для очищенія совсти я хочу распаренную руку показать Нечаеву. Отъ Каткова и Любимова не получаю отвта и рукописи, и мн досадно, a вмст съ тмъ хать къ Каткову не хочется. Въ архив⁷ почти ничего нтъ для меня полезнаго. А нынче поду въ Чертковскую⁸ и Румянцовскую⁹ библіотеку. Очень мн гадко и скучно, особенно эти два послдніе дни. Ты говоришь, чтобъ я здилъ. Никуда не хочется. Одна мысль: какъ бы не забыть сдлать то, что нужно. Но, выбирая изъ двухъ праздностей — ухищряться разговаривать объ умномъ или жантильномъ, или шляться по Кремлевскимъ комнатамъ, безъ дла, все лучше послднее, особенно, когда нтъ Алек[сандра] Мих[айловича], к[отор]ый, я теб разскажу почему, сталъ мн такъ гадокъ, что я его видть не могу равнодушно, и умышленно обошелся съ нимъ такъ холодно подъ конецъ, что онъ не задетъ къ намъ. Онъ ухалъ вчера, въ 5 часовъ. Вс черныя вашей семьи мн милы и симпатичны. Л[юбовь] А[лександровна] ужасно похожа на тебя. Она на дняхъ длала колпакъ для лампы, точно какъ ты, — примешься за работу и ужъ тебя не оторвешь. Даже нехорошія черты у васъ одинаковы. Я слушаю иногда, какъ она съ увренностью начинаетъ говорить то, чего не знаетъ, и утверждать положительно и преувеличивать, и узнаю тебя. Но ты мн всячески хороша. Я пишу въ кабинет, и передо мной твои портреты въ 4-хъ возрастахъ. Голубчикъ мой, Соня. Какая ты умница во всемъ томъ, о чемъ ты захочешь подумать. Отъ этаго то я и говорю, что у тебя равнодушіе къ умственнымъ интересамъ, а нетолько не ограниченность, а умъ, и большой умъ. И это у всхъ васъ, мн особенно симпатичныхъ, черныхъ берсахъ. Есть Берсы черные — Л[юбовь] Ал[ександровна], ты, Таня; и блые — остальные. У черных умъ спитъ, — они могутъ, но не хотятъ, и отъ этого у нихъ увренность, иногда некстати, и тактъ. А спитъ у нихъ умъ оттого, что они¹⁰ сильно любятъ, а еще и отъ того, что родоначальница черныхъ берсовъ была неразвита, т. е. Л[юбовь] А[лександровна].¹¹ У блыхъ же Берсовъ участіе большое къ умственнымъ интересамъ, но умъ слабый и мелкой. Саша пестрый, полублый. Славочка на тебя похожъ, и я его люблю. Воспитанье его съ угощеніемъ и баловствомъ мн кое въ чемъ не нравится, но онъ врно будетъ славный малый. Одинъ Степа, я боюсь, еще доставитъ всмъ намъ много горя. Онъ и самъ дуренъ отчего-то, а воспитанье его еще хуже его. Вчера, по случаю прнія о гувернер, въ к[отор]омъ принимали участіе Таня, Петя и Володя, нападая на Гувернера, Л[юбовь] А[лександровна] ршила отдать всхъ, кром Пети, въ заведенія. И я говорю: прекрасно, по крайней мр ваша совсть покойна будетъ. А правда, что отца нтъ. Я говорю: коли я умру, одно завщанье оставлю Сон, чтобы она Сережу отдала въ казенное заведенье. А я такъ и не сказалъ, за что ты умница. Ты, какъ хорошая жена, думаешь о муж, какъ о себ, и я помню, какъ ты мн сказала, что мое все военное¹² и историческое, о к[отор]омъ я такъ стараюсь, выйдетъ плохо, а хорошо будетъ другое — семейное, характеры, психологическое. Это такъ правда, какъ нельзя больше. И я помню, какъ ты мн сказала это, и всю тебя такъ помню. И, какъ Тан, мн хочется закричать: мама, я хочу въ Ясную, я хочу Соню. Началъ писать теб не въ дух, а кончаю совсмъ другимъ человкомъ. Душа моя милая. Только ты меня люби, какъ я тебя, и все мн ни почемъ, и все прекрасно. Прощай, пора идти по дламъ.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Письмо впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 34—37. Датируется седьмым декабря на основании содержания письма, в котором речь идет о посещении накануне оперы «Жизнь за царя», шедшей 6 декабря. В ПЖ датировано 8 декабря.

Письмо является ответом на письмо С. А. Толстой, от 3 декабря, в котором она писала: «Половину письма напишу теперь, пораньше, потому что вечером нынче дела много. И ванна, и переноска. Хочу нынче вечером переходить вниз опять, потому что уже сейчас будет готово, а здесь детям холодно. Какой пол вышел чудесный, просто прелесть. Другую половину письма напишу тебе по получении письма. Уж нынче я надеюсь непременно получить известие о тебе, мой милый Лева, а то уж слишком было бы грустно. Сегодня я опять совсем здорова, и зуб прошел совершенно, только всё немного охрипла. Сережа всё еще плох. Слабит его не часто, но совершенно как вода, и очень бело. Ясно, что молоко, которое он сосет, проходит насквозь не перевариваясь. Что всего хуже, что мальчику 2-й год, и в нем просто ни кровинки, и ручки постоянно холодные. Нынешний раз я не так отчаяваюсь, как бывало, потому что он довольно весел, играет, кушает и спит порядочно. Пишу всё подробно тебе, милый друг мой Лева, потому что это меня очень занимает, и ещё для того, чтоб уж ты ни о чем не беспокоился, а знал бы всю истинную правду». (ПСТ, стр. 38.)

¹ Мэри Елизабет Брэддон (р. 1837), английская писательница. Толстой читал одну из двух следующих книг Брэддон: «Lady Audley’s secret» («Тайна леди Аудлей») или «John Marchmont’s legacy» («Наследство Джона Марчмонта»); это явствует из того, что доныне в яснополянской библиотеке имеются эти две книги в изданиях 1862 и 1864 гг.

² Екатерина Егоровна «Безе, немецкая учительница мальчиков Берс» (н. п. С. А.).

³ Романс.

⁴ Опера Глинки, шедшая в Большом театре 6 декабря 1864 г. с исполнителями: Демидовым (Иван Сусанин), Анненской (Актонида), Владиславлевым (Собинин), Рехт (Ваня).

⁵ «Престарелая горничная сестер» (п. С. А.).

⁶Зачеркнуто: трону

⁷ Архив Дворцового ведомства.

⁸ Александр Дмитриевич Чертков (1789—1858), археолог и нумизмат, владел библиотекой (до двадцати двух тысяч томов книг и рукописей). Эта, так называемая, Чертковская библиотека или музеум находился в доме Черткова на Мясницкой, где позднее был книжный магазин Салаева (д. № 5). Впоследствии библиотека была помещена при Румянцевском музее, а затем влилась в собрание Исторического музея в Москве.

⁹ Румянцевская библиотека организована Николаем Петровичем Румянцевым (1754—1826), пожертвовавшим свои собрания книг, рукописей, монет, минералов и драгоценностей в общественное пользование. С 1831 г. по 1861 г. музей был в Петербурге. В Москве помещен в Ваганьковском переулке; ныне Всесоюзная библиотека СССР имени В. И. Ленина (ул. Маркса и Энгельса).

¹⁰Зачеркнуто: умютъ

¹¹ «Моя мать вышла замуж шестнадцати лет, выросла в деревне с мачехой и гувернанткой Мими» (п. С. А.).

¹² В романе «1805 год».

34.

1864 г. Декабря 7. Москва.

Писалъ теб утромъ и пишу еще вечеромъ. Нынче не было письма. Что-то съ тобой длается? Чмъ ближе приходитъ время, когда я увижу тебя, тмъ мн страшне становится. Все кажется, что въ эту длинную разлуку съ тобой что-нибудь случится. И приходятъ такія мысли, въ к[оторыхъ] и теб совстно признаться. Нынче съ утра я былъ въ струн. Только написалъ теб письмо, сейчасъ пошелъ со двора, въ Чертковскую библіотеку, и тамъ пробылъ часа три за книгами, очень для меня нужными, и за портретами Генераловъ,¹ к[отор]ые мн были очень полезны. Тамъ мн сказали, что у Гр[афа] Уварова² есть переписка его дяди,³ командовавшаго корпусомъ въ 1805 году, похалъ къ нему, но не засталъ дома, предметъ же мой прежній,⁴ мн сказали, что принимаетъ, но я, разумется, не вошелъ, потому что мн скучно бы было и теб, можетъ быть непріятно. Дома вс по старому. Лиза не переставая работаетъ: отъ нмецкаго перевода къ англійскому уроку, отъ англійскаго къ уроку съ дтьми; я право любуюсь на нее. Таня нтъ-нтъ и заплачетъ; и жалко, и досадно на нее смотрть, больше жалко. Мы счастливы, мужчины. Ежели мы любимъ, то можемъ дйствовать; а ей надо терпть или забывать, а она ни того, ни другаго не уметъ.

Посл обда продиктовалъ немножко Лиз военную сцену, хотя и безъ связи, но не дурно. И только было расписался, какъ меня оторвали хать въ баню. Потомъ читалъ англійской романъ,⁵ написалъ записочку Бартеневу,⁶ и теб пишу одинъ. Вс уже разошлись спать. —

Завтра намренъ идти въ Румянцовскую публичную библіотеку, а вечеромъ дома и писать. Ежели не будетъ завтра посланія отъ Каткова, то намренъ посл обда създить къ нему и взять рукопись. Какъ ты мила, что поняла мое чувство, отдавая рукопись. Вотъ такія черты для меня самыя главныя и лучшія доказательства твоей хорошей любви ко мн. Л[юбовь] А[лександровна] нынче говоритъ съ своей грубоватой простотой, что какъ только ты прідешь домой, такъ Соня забеременитъ, несмотря на то, что кормитъ. Это будетъ очень грустно, но я боюсь, что это будетъ правда. Такъ страстно я желаю тебя видть. — Вижу твое лицо, какъ ты скажешь — гадости и т. д. Странный сонъ я видлъ про тебя. Ты утонула и опять ожила. Рука все въ томъ же положеніи, въ повязк не болитъ, и я надюсь на лучшее, и, по правд сказать, не думаю о ней, когда самъ здоровъ, а когда не въ дух, тогда мн кажется, что это большое лишеніе. Прощай, душенька, милая, еще надо написать Ив[ану] Ив[ановичу].⁷ Еще 5 дней..

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 37—38, с пропуском двух фраз в конце письма, начиная со слов: «Л. А. нынче» и кончая: «будет правда». Датируется седьмым декабря на основании первых слов письма: «Писал тебе утром и пишу еще вечером» в связи с датировкой предшествующего письма.

¹ Имеется в виду издание: Михайловский-Данилевский «Император Александр I и его сподвижники в 1812, 1813, 1814, 1815 годах. Военная галлерея Зимнего дворца». Изд. В. Межевича и И. Песецкого. Спб. 1845—1849 в шести томах, заключающих 159 литографированных портретов и биографий.

² Гр. Алексей Сергеевич Уваров (1828—1884), археолог. В 1864 г. был одним из основателей Московского археологического общества. Имеется письмо к нему Толстого 1882 г.

³ Федор Петрович Уваров (1769—1824), кавалерийский генерал. Был близок к Александру I.

⁴ Гр. Прасковья Сергеевна Уварова (1840—1924), рожд. кж. Щербатова, жена А. С. Уварова. За гр. Уваровой «Л. Н. некоторое время ухаживал» (н. п. С. А.).

⁵ Брэддон.

⁶ Петр Иванович Бартенев (1829—1912), историк и библиограф, был библиотекарем Чертковской библиотеки с 1859 г.; редактор «Русского архива». Находился в переписке с Толстым (письма Толстого к нему напечатаны в «Русском архиве», 1913, № 12 и 1914, № 1, «Печати и революции» за 1924 г. № 4 и в сборнике четвертом «Толстой и о Толстом» М. 1928). В записке к П. И. Бартеневу от 7 декабря 1864 г. содержится просьба разрешить ознакомиться с перепиской Ф. П. Уварова, на которую указал ему П. И. Бартенев и которая находилась на его квартире, так как гр. А. С. Уваров оказался в Петербурге. Толстой был уверен, что «он не откажет мне в своем согласии прочесть письма».