Полное собрание сочинений
Шрифт:
Наступил день, которого Калинич ждал столько времени, к которому упрямо шел, преодолевая множественные сомнения и препятствия. Задолго до обеденного перерыва он сделал последнюю пайку и с облегчением выключил паяльник. Все! Готово! Тьфу-тьфу – три раза через левое плечо! Леонид Палыч откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Только сейчас он почувствовал голод и вспомнил, что уже конец июля, что на улице палящий зной, что с мая месяца не было дождя, что почти все коллеги в отпуске. Да ведь и сам он вот уже девять дней, как числится в отпуске. Но какой может быть отпуск, когда созрела столь грандиозная идея, и так приблизилось ее осуществление?! И если он ее не проверит тут же, немедленно, то непременно
Калинич встрепенулся, словно ему на голову внезапно вылили ведро холодной воды. Он поспешно собрал оба полукомплекта и подключил к управляющим компьютерам исполнительные блоки с рабочими боксами. Пока коллеги в отпуске, можно воспользоваться их компьютерами. Он счел, что девочка-практикантка и два лаборанта, работавшие с ним бок о бок, будут ему мешать при первом испытании, и, несмотря на зуд нетерпения, решил подождать до конца рабочего дня, когда все разойдутся по домам. Тогда можно будет спокойно провести, наконец, свой долгожданный эксперимент, не привлекая ничьего внимания и избежав всяких ненужных вопросов типа «что?», «как?», «зачем?» и тому подобных. От этого эксперимента зависит все: итог доселе прожитой жизни, самооценка, планы на будущее, дальнейшее благополучие и взаимоотношения со всеми окружающими. Поэтому нервы Калинича были напряжены до предела.
Внезапно Калинича охватило беспокойство и какой-то животный страх перед предстоящим экспериментом. Как перед смертным боем. Дрожали руки, млели икры, перехватывало дыхание. Калинич сделал несколько глубоких вдохов, но в воздухе, казалось, было недостаточно кислорода. Отчаянно колотилось сердце, готовое вдребезги разнести грудную клетку и выскочить наружу. За грудиной нарастала тупая давящая боль, с которой он успел познакомиться лет пять тому назад. «Не хватало еще приступу разыграться! – подумал Калинич. – Как некстати!»
Леонид Палыч полез в карман за валидолом. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, он прикрылся носовым платком, будто вытирает губы, и незаметно сунул под язык огромную таблетку. Раскрыв изрядно потрепанную рабочую тетрадь, Калинич бессмысленно уставился в нее невидящим взором и принялся листать, словно в срочном порядке выискивая какую-то архиважную запись. Наконец, валидол начал действовать, и удушающая боль постепенно отступила. Но Калинич все продолжал сидеть над тетрадью, опасаясь ее возвращения. В голове теснились, наползая одна на другую, тревожные мысли.
Да… Предстоит последний, итоговый эксперимент, который, по идее, должен завершиться успешно и положить конец его треволнениям. Калинич представил себе, как все вокруг будут удивляться его результатам, как его имя прогремит на весь мир во всех средствах массовой информации, как вместе с ним будут радоваться его друзья и близкие, как будут от злости скрежетать зубами завистники и злопыхатели. А уж он…
А что, собственно, он? Сколько раз уже в процессе работы над этой идеей ему приходилось переживать подобные ситуации! И всегда поначалу казалось, что все проблемы решены и остается только сделать последний, решающий шаг. Но почему-то после свершения этого шага ключевая проблема порождала множество новых, которых он никак не мог предвидеть заранее. А финал в очередной раз отодвигался на неопределенный срок. И, едва оправившись от следующего удара судьбы, он упрямо начинал все сначала. Калинич не исключал, что этот процесс может оказаться бесконечным, а идея – принципиально неосуществимой, несмотря на кажущуюся простоту и логичность.
Неужели его снова ждет удар и горькое разочарование? Тогда – полный крах, которого он может не пережить. Сделан ход ва-банк. На карту поставлено все: его официальная работа, престиж как ученого, перспектива дальнейшего пребывания в своей должности и в институте вообще. Пожалуй, у него уже не будет ни сил, ни физической возможности начать все заново. Его с треском вытурят из института, даже не дав доработать до вожделенной пенсии. А дома?.. Какие чудовищные упреки услышит он от жены?.. Что скажут сыновья?.. Об этом не хотелось даже думать.
Интересно, какой же сюрприз готовит ему на сей раз госпожа Фортуна? Неужели эта привередливая барышня снова повернется к нему задом? С одной стороны, Калиничу не терпелось как можно скорее узнать ответ на роковой вопрос: верны ли его теория и ее инженерное решение. И что же таится там, за гранью неизведанного? А с другой – сомнения и страх перед неопределенностью сковывали, парализовали его действия. Но научное любопытство все же брало верх, а остальные проблемы Калинич вытеснил из круга насущных мыслей, загнал в самый отдаленный уголок памяти.
Сегодня Леонид Палыч позавтракал еще в половине восьмого утра, и голод уже ощутимо давал о себе знать. Он выключил компьютеры и направился в столовую, где взял обед из первого, второго и третьего. Но аппетита не было. Он попробовал борщ и тут же отодвинул тарелку. Борщ резко отдавал недоваренной свеклой, чего Леонид Палыч не переносил с детства. Котлета тоже была тошнотворной. Жир буквально тек из нее. Казалось, она состояла только из хлеба и сала. Калинич съел один гарнир, макаронные рожки, и запил компотом. Кое-как умерив остроту голода, он медленно двинулся в свой корпус. Чтобы как-то убить время, оставшееся до конца дня, Леонид Палыч обошел полупустую лабораторию, заглянув в каждую комнату. В стендовой его пригласили на чашку кофе. Потягивая горячий ароматный напиток, сотрудники говорили о политике, о повышении цен, о невыносимой жаре, о море, но Калинич так и не смог включиться в разговор – думал лишь о своем эксперименте. Его мысли гудели, жужжали и вибрировали, перебирая все возможные варианты хода предстоящего испытания.
Поблагодарив коллег за кофе, Леонид Палыч вышел в коридор и принялся звонить по мобильному телефону. Он позвонил жене, сыновьям, невесткам, поговорил со старшим внуком и пожелал ему удачи в предстоящих соревнованиях по настольному теннису. Посмотрев на часы, он отметил, что «убил» всего-навсего чуть больше часа.
Не зная, куда себя девать, Леонид Палыч выглянул на улицу. Было пасмурно, но жарко и душно. Ни малейшего намека на прохладу. Пахло дождем, однако дождь все никак не начинался. Временами поднимался небольшой горячий ветер и начинал кружить в воздухе пыль, проникающую буквально во все щели и складки, сухую траву, бумажные обрывки и прочий мусор. Откуда-то издали иногда даже слышались невнятные бормотания грома.
Леонид Палыч прошелся по коридорам института, забрел в библиотеку и стал рыться в каталогах, выискивая новинки по знакомой тематике. Одни и те же авторы. Набившие оскомину перепевы старого. Встретилось несколько новых фамилий, но рефераты их работ ничего интересного не сулили. Сплошь научный мусор. Читальный зал был пуст. Только две молоденькие библиотекарши просматривали какой-то красочный журнал, то и дело заливаясь звонким смехом. Леонид Палыч взял пару литературных журналов и, полистав, принялся читать какую-то современную повесть. Но он никак не мог сосредоточиться на тексте, и смысл прочитанного все время куда-то ускользал.