Полное собрание сочинений
Шрифт:
Ему открыл улыбающийся Гена.
– Папа! Папочка! Как я по тебе скучаю! – говорил он, прижимая отца к груди.
– Так звони почаще, приходи – я всегда рад видеть своих деток, – тепло ответил Калинич.
Он отвернулся и тут же стал разуваться, чтобы не расплакаться, как сентиментальная барышня. Гена предложил ему знакомые тапочки, но Калинич предпочел остаться в носках.
В комнате его ожидал накрытый стол, увенчанный бутылками коньяка и шампанского.
– Добрый вечер честной компании, – поздоровался Калинич, как в былые времена, когда сыновья были еще малолетними.
–
– Добрый вечер. Садись, Леня, – тихо со вздохом сказала Лида. – Сядем, поужинаем, как в старые добрые времена.
– Спасибо, я только что очень плотно поужинал. Кроме того, я за рулем – сами понимаете, – вежливо отказался Калинич. – А вы ужинайте – я ненадолго.
Он сел в свое бывшее кресло, расстегнул барсетку, достал толстый конверт и протянул Лиде. Та механически взяла его и положила на стол.
– Здесь пятьдесят тысяч долларов, – сказал Калинич. – Распорядишься, как пожелаешь. Охотно дал бы больше, но пока не могу. Детям я подкину еще кое-что. Позже, как только заработаю.
Все сидели в неловком молчании. Лида всхлипнула и закрыла лицо носовым платком. Чтобы поскорее закончить неловкую процедуру, Калинич обратился к сыновьям:
– Так Вы, я надеюсь, не возражаете, чтобы я забрал из гаража свои железяки?
– Да зачем они тебе? – удивленно спросил Гена. – Там хлам один остался, ничего стоящего.
– Ну, кому хлам, а кому и что-то полезное, – уклончиво ответил Калинич.
– Ты, я вижу, с говном не расстанешься, – пренебрежительно бросил Петя.
Калинич метнул на него гневный взгляд, но выручил Гена:
– Петька, имей совесть. Папа нам деньги принес, а ты такое говоришь. Извинись сейчас же!
– Нет! Он маме обязан за столько лет издевательств! – дерзко ответил Петя.
– Нет-нет, не нужно мне никаких извинений. Пете виднее. Но я все же хотел бы забрать эти самые железки, – настаивал Калинич.
– Я тебе все отдам, – мягко сказал Гена. – В субботу в два часа дня сможешь?
– Идет, – согласился Калинич. – Я тебе на мобильный позвоню перед выездом. Ну, вот, собственно, и все. Позвольте откланяться.
Калинич поднялся и, попрощавшись кивком головы, направился в прихожую, где стояли его туфли. В это время из спальни, шаркая ногами и громыхая клюкой, вышла бывшая теща. Увидев Калинича, она скривилась во злобе и с дикой ненавистью прошипела:
– Опять ты, змей пролетимый, сюда притащился! Когда ты уже нас в покое оставишь, гад ползучий! Всю жизнь перегадил бедной Лидочке и мне тем самым! Чтоб тебя, идола поганого, зымзало-крымзало день и ночь на том свете! Чтоб ты, нечистая сила, сгинул без следа, как ветер в поле!
– Бабушка, перестань! – осадил ее Гена. – Папа к вам с добром, а ты проклятиями сыплешь!
Злобная старуха зыркнула на Калинича выцветшими оловянными глазами и, содрогнувшись от лютой ненависти, побрела, бурча себе под нос разухабистые проклятия, пока не скрылась за дверью туалета. По части проклятий она была непревзойденной. Проклятия были ее духовной пищей, источником ее жизненной энергии. Без них она не смогла бы существовать.
– Прости ее, папа, – с искренним сожалением сказал Гена. – Она старая – не в себе уже.
– Бог простит, – криво улыбнувшись, ответил Калинич и, поцеловав на прощанье сына, вышел в подъезд.
XXXIX
На следующий день, когда по окончании рабочего дня Калинич подошел к своей «мазде», припаркованной на стоянке у институтской проходной, кто-то сзади тронул его за плечо. Он обернулся, думая, что это кто-нибудь из коллег хочет, как обычно, попросить подвезти по пути домой. Но он ошибся. На него сквозь темные стекла очков смотрел незнакомый мужчина лет пятидесяти.
– Добрый день, Леонид Палыч. Вы не очень спешите, я надеюсь? – вежливо спросил незнакомец с исключительно серьезным видом.
На нем были дорогие джинсы и не менее дорогая рубашка навыпуск тоже из джинсовой ткани. Обут он был в роскошные кроссовки, о которых любой из современных модников мог бы только помечтать. Вся одежда незнакомца была тщательно подогнана по фигуре, густая черная бородка с проседью и спортивного вида шевелюра подстрижены столь аккуратно, словно он только что вышел из самой «крутой» парикмахерской города. Окинув его изучающим взглядом, Калинич столь же серьезно и вежливо ответил:
– Добрый день. Простите, не имею чести знать Вашего имени и отчества…
– Мелентьев. Мирослав Антоныч Мелентьев, – отрекомендовался незнакомец. – Не уделите ли Вы мне, Леонид Палыч, несколько минут вашего времени?
– Несколько минут – пожалуйста, – корректно ответил Калинич. – Слушаю Вас, уважаемый Мирослав Антоныч.
– Быть может, нам лучше поговорить в автомобиле, чтобы понапрасну не привлекать внимания Ваших коллег? – по-деловому спросил Мирослав Антоныч.
Калинич открыл дверцу «мазды», пропуская Мирослава Антоныча, а сам зашел с противоположной стороны и сел на место водителя. Калинич опустил со своей стороны стекло, так как машина была раскалена лучами еще не зашедшего июльского солнца, и в тесном салоне было жарко и душно. Кондиционера в машине не было, но был вентилятор. Калинич тут же его включил. Дышать стало легче.
– Вот что, Леонид Палыч. Мне известно о Вашей работе по части телепортации, и речь пойдет именно о ней. У меня к Вам деловое предложение. Какую сумму Вы хотели бы за него получить? – напрямую спросил Мирослав Антоныч.
– Уважаемый Мирослав Антоныч, – сказал Калинич, стремясь быть исключительно спокойным и вежливым. – Спасибо, конечно, за деловое предложение. Но я еще не оформил надлежащим образом своего приоритета в этом деле, поэтому о каких-либо сделках говорить пока рановато.
– В том-то и дело, что нас устраивает именно такое положение вещей. Назовите, пожалуйста, сумму, которую Вы согласны получить за то, чтобы впредь не оформлять никаких приоритетов, не печатать никаких сообщений, не выступать ни с какими докладами и не давать никаких интервью на эту тему. Мы в состоянии выделить Вам достаточно, чтобы Вы смогли прожить в свое удовольствие весь остаток жизни, да потом еще и оставить после себя хорошее наследство. Мы не требуем от Вас немедленного ответа. Можете подумать как следует. Ну, что скажете? – спросил Мелентьев и откинулся на спинку кресла в ожидании ответа.