Осень поздняя. Небо открытое,И леса сквозят тишиной.Прилегла на берег размытыйГолова русалки больной.Низко ходят туманные полосы,Пронизали тень камыша.На зеленые длинные волосыУпадают листы, шурша.И опушками отдаленнымиМесяц ходит с легким хрустом и глядит,Но, запутана узлами зелеными,Не дышит она и не спит.Бездыханный покой очарован.Несказанная боль улеглась.И над миром, холодом скован,Пролился звонко-синий час.
Август 1905
«Девушка пела в церковном хоре…»
Девушка пела в церковном хореО всех усталых в чужом краю,О всех кораблях, ушедших в море,О всех, забывших радость свою.Так пел ее голос, летящий в купол,И луч сиял на белом плече,И каждый из мрака смотрел и слушал,Как белое платье пело в луче.И всем казалось, что радость будет,Что в тихой заводи все корабли,Что на чужбине усталые людиСветлую жизнь себе обрели.И голос был сладок, и луч был тонок,И только высоко, у Царских Врат,Причастный Тайнам, – плакал ребенокО том, что никто не придет назад.
Август 1905
«В лапах косматых и страшных…»
В лапах косматых и страшныхКолдун укачал весну.Вспомнили дети о снах вчерашних,Отошли тихонько ко сну.Мама крестила рукой усталой,Никому не взглянула в глаза.На закате полоской алойПокатилась к земле слеза.«Мама, красивая мама, не плачь ты!Золотую птицу мы увидим во сне.Всю вчерашнюю ночь она пела с мачты,А корабль уплывал к весне.Он плыл и качался, плыл и качался,А бедный матросик смотрел на юг:Он друга оставил и в слезах надрывался, —Верно, есть у тебя печальный друг?» —«Милая девочка, спи, не тревожься,Ты сегодня другое увидишь во сне.Ты к вчерашнему сну никогда не вернешься:Одно и то же снится лишь мне...»
Август 1905
«Там, в ночной завывающей стуже…»
Там, в ночной завывающей стуже,В поле звезд отыскал я кольцо.Вот лицо возникает из кружев,Возникает из кружев лицо.Вот плывут ее вьюжные трели,Звезды светлые шлейфом влача,И взлетающий бубен метели,Бубенцами призывно бренча.С легким треском рассыпался веер, —Ах, что значит – не пить и не есть!Но в глазах, обращенных на север,Мне холодному – жгучая весть...И над мигом свивая покровы,Вся окутана звездами вьюг,Уплываешь ты в сумрак снеговый,Мой от века загаданный друг.
Август 1905
Пляски осенние
Волновать меня снова и снова —В этом тайная воля твоя.Радость ждет сокровенного слова,И уж ткань золотая готова,Чтоб душа засмеялась моя.Улыбается осень сквозь слезы,В небеса улетает мольба,И за кружевом тонкой березыЗолотая запела труба.Так волнуют прозрачные звуки,Будто милый твой голос звенит,Но молчишь ты, поднявшая руки,Устремившая руки в зенит.И округлые руки трепещут,С белых плеч ниспадают струй,За тобой в хороводах расплещутОсенницы одежды свои.Осененная реющей влагой,Распустила ты пряди волос.Хороводов твоих по оврагуЗолотое кольцо развилось.Очарованный музыкой влаги,Не могу я не петь, не плясать,И не могут луга и оврагиПод стопою твоей не сгорать.С нами, к нам – легкокрылая младость,Нам воздушная участь дана...И откуда приходит к нам Радость,И откуда плывет Тишина?Тишина умирающих злаков —Это светлая в мире пора:Сон, заветных исполненный знаков,Что сегодня пройдет, как вчера,Что полеты времен и желаний —Только всплески девических рук —На земле, на зеленой поляне,Неразлучный и радостный круг.И безбурное солнце не будетНарушать и гневить Тишину,И лесная трава не забудет,Никогда не забудет весну.И снежинки по склонам оврагаЗаметут, заровняют края,Там, где им заповедала влага,Там, где пляска, где воля твоя.
1 октября 1905
Лесной
«В голубой далекой спаленке…»
В голубой далекой спаленкеТвой ребенок опочил.Тихо вылез карлик маленькийИ часы остановил.Всё, как было. Только страннаяВоцарилась тишина.И в окне твоем – туманнаяТолько улица страшна.Словно что-то недосказано,Что всегда звучит, всегда...Нить какая-то развязана,Сочетавшая года.И прошла ты, сонно-белая,Вдоль по комнатам одна.Опустила, вся несмелая,Штору синего окна.И потом, едва заметная,Тонкий полог подняла.И, как время безрассветная,Шевелясь, поникла мгла.Стало тихо в дальней спаленке —Синий сумрак и покой,Оттого, что карлик маленькийДержит маятник рукой.
4 октября 1905
Эхо
К зеленому лугу, взывая, внимая,Иду по шуршащей листве.И месяц холодный стоит, не сгорая,Зеленым серпом в синеве.Листва кружевная!Осеннее злато!Зову – и трикратыМне издали звонкоОтветствует нимфа, ответствует Эхо,Как будто в поля золотого закатаГонимая богом-ребенкомИ полная смеха...Вот, богом настигнута, падает Эхо,И страстно круженье, и сладко паденье,И смех ее в длинномЗвучит повтореньиПод небом невинным...И страсти и смерти,И смерти и страсти —Венчальные ветвиОсенних убранств и запястий...Там – в синем раздольи – мой голос пророчитВозвратить, опрокинуть весь мир на меня!Но, сверкнув на крыле пролетающей ночи,Томной свирелью вечернего дняУскользнувшая нимфа хохочет.
4 октября 1905
«Вот Он – Христос – в цепях и розах…»
Евгению Иванову
Вот Он – Христос – в цепях и розах —За решеткой моей тюрьмы.Вот Агнец Кроткий в белых ризахПришел и смотрит в окно тюрьмы.В простом окладе синего небаЕго икона смотрит в окно.Убогий художник создал небо.Но Лик и синее небо – одно.Единый, Светлый, немного грустный —За Ним восходит хлебный злак,На пригорке лежит огород капустный,И березки и елки бегут в овраг.И всё так близко и так далёко,Что, стоя рядом, достичь нельзя,И не постигнешь синего Ока,Пока не станешь сам как стезя...Пока такой же нищий не будешь,Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь,И не поблекнешь, как мертвый злак.
10 октября 1905
«Так. Неизменно всё, как было…»
Так. Неизменно всё, как было.Я в старом ласковом бреду.Ты для меня остановилаВремен живую череду.И я пришел, плющом венчанный,Как в юности, – к истокам рек.И над водой, за мглой туманной, —Мне улыбнулся тот же брег.И те же явственные звукиМеня зовут из камыша.И те же матовые рукиПровидит вещая душа.Как будто время позабылоИ ничего не унесло,И неизменным сохранилоПевучей юности русло.И так же вечен я и мирен,Как был давно, в годину сна.И тяжким золотом кумиренМоя душа убелена.
10 октября 1905
Митинг
Он говорил умно и резко,И тусклые зрачкиМетали прямо и без блескаСлепые огоньки.А снизу устремлялись взорыОт многих тысяч глаз,И он не чувствовал, что скороПробьет последний час.Его движенья были верны,И голос был суров,И борода качалась мерноВ такт запыленных слов.И серый, как ночные своды,Он знал всему предел.Цепями тягостной свободыУверенно гремел.Но те, внизу, не понималиНи чисел, ни имен,И знаком долга и печалиНикто не заклеймен.И тихий ропот поднял руку,И дрогнули огни.Пронесся шум, подобный звукуУпавшей головни.Как будто свет из мрака брызнул,Как будто был намек...Толпа проснулась. Дико взвизгнулПронзительный свисток.И в звоны стекол перебитыхВорвался стон глухой,И человек упал на плитыС разбитой головой.Не знаю, кто ударом камняУбил его в толпе,И струйка крови, помню ясно,Осталась на столбе.Еще свистки ломали воздух,И крик еще стоял,А он уж лег на вечный отдыхУ входа в шумный зал...Но огонек блеснул у входа...Другие огоньки...И звонко брякнули у сводаВзведенные курки.И промелькнуло в беглом свете,Как человек лежал,И как солдат ружье над мертвымНаперевес держал.Черты лица бледней казалисьОт черной бороды,Солдаты, молча, собиралисьИ строились в ряды.И в тишине, внезапно вставшей,Был светел круг лица,Был тихий ангел пролетавший,И радость – без конца.И были строги и спокойныОткрытые зрачки,Над ними вытянулись стройноБлестящие штыки.Как будто, спрятанный у входаЗа черной пастью дул,Ночным дыханием свободыУверенно вздохнул.