Полное собрание стихотворений

Брюсов Валерий Яковлевич

1913

* * *

Три змеи, три кольца, окружили меня,И в глаза мне глядят шесть сверканий огня.Давят кольца всё крепче, всё ласковей грудь,Я, под яростью ласки, не в силах вздохнуть.Три змеи, три кольца, сплелись вкруг меня;Кольца: алое, черное, все из огня;В их объятьях, простерт, я недвижен, как труп,Ищут жадные губы безжалостных губ.Три змеи, три кольца, обвились вкруг меня,Я – в кольце из желез, я– в кольце из огня;Оплетают мне тело шесть ласковых рук,Чуть дышу, чуть вздыхаю под нежностью мук.Три змеи, три кольца, окружили меня,В теле – смерть, в сердце – ужас, в глазах —блеск огня.Всё тесней, всё нежней, за изгибом изгиб,В муках ласк обмираю, я гибну, погиб...

1913

Москва

* * *

Как

из коры точит желтеющую камедь,В Аравии, согбенный ствол,Так медленно точит измученная памятьВоспоминанья благ и зол.Но меж всех обликов, что, плача и ревнуя,Моя мечта навеки избрала, —Воспоминание святого поцелуя,Что девушка, вся в черном, мне дала.Был пуст туманный порт, весь мир как будто вымер;Колеблемый в береговой воде,Стоял у пристани заокеанский стимер,Готовясь ввериться своей звезде.Я, одинокий, ждал, склоняясь к черным водам.Была душа уныла и пуста...И девушка, спеша по сходням, мимоходом,Мне поцелуем обожгла уста...

1913

* * *

Когда я, юношей, в твоих стихах мятежныхВпервые расслыхал шум жизни мировой:От гула поездов до стона волн прибрежных,От утренних гудков до воплей безнадежныхПокинутых полей, от песни роковойСтолиц ликующих до властного напеваРаздумий, что в тиши поют нам мудрецы,Бросающие хлеб невидимого севаНа ниве жизненной во все ее концы, —Я вдруг почувствовал, как страшно необъятенВесь мир передо мной, и ужаснулся яГромадности Земли, и вдруг мне стал понятенСмысл нашего пути среди туманных пятен,Смысл наших малых распрь в пучине бытия!Верхарн! ты различил «властительные ритмы»В нестройном хаосе гудящих голосов.

1913

* * *

Проходит день, как смена отражений —Разноголосица движений, красок, слов,И строго ночь восходит на ступени,Цвета лучей преображая в тени,За шумом дня вскрывая тихость снов.«Есть некий час всемирного молчанья».Спит суета и онемела страсть...Впивая тишь в волнах благоуханья,Тогда лови иных миров качанья,Чтоб, как река, в простор вселенной впасть.

1913

* * *

Я в море не искал таинственных Утопий,И в страны звезд иных не плавал, как Бальмонт,Но я любил блуждать по маленькой Европе,И всех ее морей я видел горизонт.Меж гор, где веет дух красавицы Тамары,Я, юноша, топтал бессмертные снега;И сладостно впивал таврические чары,Целуя – Пушкиным святые берега!Как Вяземский, и я принес поклон Олаю,И взморья Рижского я исходил пески;И милой Эдды край я знаю, – грустно знаю;Его гранитам я доверил песнь тоски.Глазами жадными я всматривался долгоВ живую красоту моей родной земли;Зеркальным озером меня ласкала Волга,Взнося – приют былых – Жигули.Страна Вергилия была желанна взорам:В Помпеи я вступал, как странник в отчий дом,Был снова римлянин, сходя на римский форум,Венецианский сон шептал мне о былом.И Альпы, что давно от лести лицемернойУстали, – мне свой блеск открыли в час зари:Я видел их в венцах, я видел – с высей Берна —Их, грустно меркнущих, как «падшие цари».Как вестник от друзей, пришел я в Пиренеи,И был понятен им мой северный язык;А я рукоплескал, когда, с огнем у шеи,На блещущий клинок бросался тупо бык.Качаясь на волнах, я Эльбы призрак серыйВысматривал, тобой весь полн, Наполеон, —И, белой полночью скользя в тиши сквозь шхеры,Я зовам викингов внимал сквозь легкий сон;Громады пенные Атлантика надменноБросала предо мной на груди смуглых скал;Но был так сладостен поющий неизменноНад тихим Мэларом чужих наяд хорал...На плоском берегу Голландии суровойЯ наблюдал прилив, борьбу воды и дюн...И в тихих городах меня встречали сноваГальс – вечный весельчак, Рембрандт – седой вещун.Я слушал шум живой, крутящийся в Париже,Я полюбил его и гул, и блеск огней,Я забывал моря, и мне казались ближеТвои, о Лувр,Но в мирном Дрездене и в Мюнхене спесивомЯ снова жил отрадной тишиной,И в Кельне был мой дух в предчувствии счастливом,Когда Рейн катился предо мной.Я помню простоту сурового Стефана,Стокгольм – озерных вод и «тихий» Амстердам,И «Сеn» 'у в глубине Милана,И вставший в темноте Кемпера гордый храм.О, мною помнятся – мной не забыты виды:Затихший Нюнесгейм! торжественный Кемпер!Далекий

Каркасон! пленительное Лидо!..Я – жрец всех алтарей, служитель многих вер!Европа старая, вместившая так многоРазнообразия, величий, красоты!Храм множества богов, храм нынешнего бога,Пока земля жива, нет, не исчезнешь ты!И пусть твои дворцы низвергнутся в пучиныСедой Атлантики, как Город Шумных Вод, —Из глуби долетит твой зов, твой зов единый,В тысячелетия твой голос перейдет.Народам Азии, и вам, сынам Востока,И новым племенам Австралии и двухАмерик, – светишь ты, немеркнущее око,Горишь ты, в старости не усыпленный дух!И я, твой меньший сын, и я, твой гость незваный.Я счастлив, что тебя в святыне видел я,Пусть крепнут, пусть цветут твои святые страныВо имя общего блаженства бытия!

1913

* * *

Опять мой посох приготовлен,Все тот же, старый и простой,И день отбытия условлен —Отмечен роковой чертой.Там, за окном, в пустом пространстве,Все тот же – милый лик луны.Кругом —трофеи прежних странствий,Как память мира и войны.Там– камни с гор, там – лук и стрелы,Там – идолы, там – странный щит,Мой облик, грустно-поседелый,На них из зеркала глядит.Вот – карты; резко исчертилаИх чья-то сильная рука.Вот – книги; что когда-то жило,Звучит в них – зов издалека!А там – собранье всех приветствий,Дипломов пышных и венков...(О, слава! Как приманчив в детствеТвой льстивый, твой лукавый зов!)Так почему ж, под мирной сенью,Мне не дремать покойным сном,Не доверяться наслажденьюМечты о буйном, о былом?Я окружен давно почетом,Хвалой ненужной утомлен.Зачем же бурям и заботамЯ брошу мой счастливый сон?

<1913>

* * *

– Плохо приходится старому лешему,Мне, горемычному, брат домовой!Всюду дороги– телегам и пешему,Летось от пса я ушел чуть живой,Сын было думал помочь мне, – да где ж ему,Бок ему месяц лечил я травой.– Плохо, брат леший, и мне, домовому,Фабрики всюду, везде корпуса,Жить стало негде, дом каменный к дому,В комнатах лампы горят, как глаза;Веришь, и думать забыл про солому,Видно, придется и мне к вам в леса;

<1913>

* * *

Ступени разрушенной лестницыУводят в глубокий овраг,Где липы, столетью ровесницы,Вечерний нахмурили мрак.Река обегает излучинойПриниженный берег. Во мглеТолпой, беспорядочно скученной,Рисуются избы в селе.Лесами просторы обставлены,Поет недалекий родник...О город, о город отравленный,Я здесь, твой всегдашний двойник!

28 июня 1914

Эллису

Нет! к озаренной сиянием безднеСердце мое не зови!Годы идут, а мечте все любезнейГрешные песни любви.Белые рыцари... сень Палестины...Вечная Роза и крест...Ах, поцелуй заменяет единыйМне всех небесных невест!Ах! за мгновенье под свежей сиреньюС милой – навек я отдамСлишком привычных к нездешнему пеньюОных мистических Дам.Их не умею прославить я в песне...Сердце! опять славословь,С годами все умиленней, чудесней,Вечно земную любовь!

1914

Листок, спрятанный в коре

Над Озером Грез, где большие березыЛюбовно дрожат на вечерней заре,Они, в летний день, свои детские грезыДоверили белой коре.В заветном листке было сказано много;О чем они робко мечтали вдвоем,О чем они тайно молили у богаВ недавнем прекрасном былом.В тот день, как свершились бы эти мечтанья,Как правдой надежды их сделал бы Рок, —Они бы вернулись на место свиданья,Чтоб вынуть поблекший листок.И дерево свято в груди сохранялоЛисток пожелтелый с чуть видной каймой,В июле ветвями его обвевало,Хранило от стужи зимой.Мечты же писавших не сбылись. ТаилаСудьба приговор: им не встретиться вновь!И юношу зло сторожила могила,Ее же – другая любовь.Но все же остались их юные душиНа старом листке у свидетеля грез:О маленькой Мане и бедном ИлюшеТвердят колыханья берез.