Полное собрание творений. Том 7

Брянчанинов Игнатий

Нет сомнения, что Михаил Васильевич воспитывался в религиозной семье и набожное настроение было привито ему с детства. Тем не менее о вере он имел «весьма темное понятие» и, может быть, не решился бы на столь крутой поворот в своем жизненном пути, если бы не встретился с Дмитрием Александровичем. Вот как он сам описывает влияние на него его товарища: «В одну субботу слышу приглашение от товарища своего идти к священнику. «Зачем?» — «Да обычай у меня исповедаться, а в воскресенье приобщаться Святым Христовым Тайнам. Смотри и ты не отставай». Бедная моя головушка пришла тогда в изумление и великое смятение. Страх и ужас: что и как, не готов, не могу! — «Не твое дело, а духовника», — отвечает храбро товарищ и любовию своею влечет за собою.

Раз сделано, а на другую субботу опять то же приглашение. Хотя это делалось, по-видимому, легко, но внутренний мой состав весь потрясался. Юность

и здоровье, и все внешние обстоятельства, и вся обстановка, да к тому же и внутреннее сильное {стр. 517} восстание страстей и привычек, разъяренных противодействием им, страшно волновали душу, и могла ли бы она своею немощию устоять, если б не была невидимая сила, свыше поддерживавшая ее? И при всем этом, не будь у меня такого друга, который и благоразумием своим меня вразумлял, и душу свою за меня всегда полагал, и вместе со мною всякое горе разделял, не уцелел бы я на этом поприще — поприще мученичества добровольного и исповедничества».

Молодые люди начали ходить к инокам Валаамского подворья для исповеди и Святого Причащения. «Один из них, — пишет Чихачев, — отец Серафим сказал им однажды: «Здесь вы не удовлетворите души вашей, а, если угодно, есть в Невском монастыре ученики отца Леонида, старца опытного и получившего образование монашеское от учеников старца Паисия Молдавского, они вам лучше укажут путь и со старцем своим могут познакомить». Последовав этому совету, Дмитрий Александрович и Михаил Васильевич стали ходить в Невскую Лавру и познакомились там с иеромонахом Аароном и монахами Харитоном и Иоанникием.

По рассказу Чихачева, жизнь их в это время протекала следующим образом: от семи до часу дня они проводили в училище, в классах. Возвратившись к себе и скромно отобедав, отправлялись к вечерне в Лавру, где, по окончании богослужения, заходили в кому-нибудь из учеников отца Леонида для беседы. Но из трех знакомых им иеромонахов в монастыре остался скоро один отец Иоанникий, а два других, по назначению начальства, перешли в другие монастыри. С отцом Иоанникием и Лаврским духовником отцом Афанасием молодые люди совещались о всем, что касалось внутреннего монашеского делания, им они исповедывали свои помыслы, не скрывая ничего, учились у них «охранять себя от страстей, от помыслов, от поползновений». Занимались прилежно чтением книг «святых Отцов: Дмитрия Ростовского, Иоанна Златоустого, Добротолюбия, Лествицы и других», почерпая у них образ мыслей, разум духовный и способы ко спасению души.

Скоро представился случай познакомиться и со знаменитым старцем отцом Леонидом, который прибыл в Петербург по своим делам и остановился в Невской Лавре. После первой же беседы с ним Дмитрий Александрович говорил Чихачеву: «Сердце вырвал у меня отец Леонид; теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу, ему предамся всею душою и буду искать единственно спасения души в уединении».

{стр. 518}

Однако по окончании училища Дмитрий Александрович вместо отставки, о которой он просил, был направлен в Динабургскую крепость. Вскоре, однако, начальство убедилось, что состояние здоровья не позволяет ему продолжать службу. Получив в ноябре 1827 г. «вожделенную» отставку, он отправился к отцу Леониду в Александро-Свирский монастырь. По пути он заехал в Петербург, где в это время находился Чихачев. «Вот я уже еду, — сказал он ему, — а как думаешь ты устроить свою дальнейшую жизнь? Не раздумал ли ты еще последовать за мною?» Чихачев, которому всегда казалось, что он, хотя и желал всем сердцем во всем подражать непорочной жизни своего товарища, но «далеко, далеко отставал от него и по слабости и по лености, и по вкоренившимся с детства порокам, от которых при всех усилиях не мог отстать», чистосердечно отвечал, что, не полагаясь на свои силы, он последует за своим другом только в том случае, если этот последний обещает никогда не оставлять его без своей помощи. «Подавай же в отставку, — воскликнул, услышавши это, товарищ, — а о неоставлении с моей стороны само собою разумеется».

Однако Михаил Васильевич тоже вместо отставки был командирован в Бобруйскую крепость. Здесь он вторично подал прошение об отставке, и на этот раз оно было удовлетворено. 11 ноября 1829 г. он прибыл в Площанскую пустынь Орловской епархии, куда к этому времени переместился отец Леонид со своими учениками.

Дмитрий Александрович с радостью встретил своего друга. К этому времени он уже преуспел в подвигах духовных и мог быть для своего товарища добрым наставником в первых шагах его иноческой жизни. Особенно утвердился он в правильности выбранного ими пути после происшедшего с ним здесь случая, описанного Чихачевым: «В одно утро, разбудив товарища своего Чихачева, послал его в церковь к утрени;

сам же остался в келье, ибо по болезни не мог в то время даже в церковь ходить. Возвратившись от утрени, Чихачев застал его бодрым, веселым, и не следа болезни в нем не было заметно. «Что с тобой необычное сделалось?» — спросил Чихачев. «Милость Божия великая», — сказал он и поведал бывшее ему видение, не во сне, а в тонкой дремоте: виделся ему светлый крест во весь его рост и надпись на кресте таинственная и ему непонятная. Над крестом виделись ветви и длани Христа Спасителя, при кресте благоговейно стояли он и товарищ его Чихачев. И был от креста Голос к нему: «Знаешь ли, что значат слова, написанные на кресте?» — «Нет, {стр. 519} Господи, не знаю», — отвечал он. «Они значат искреннее отречение от мира и всего земного, — продолжал невидимый Голос, — а знаешь ли, почему ветви и длани Христа Спасителя наклонены на сторону ту, где стоит твой товарищ?» — «И этого не знаю, Господи!» — отвечал он. Тогда Голос ясно и значительно произнес: «Это значит, что он должен участвовать в твоих страданиях»».

На этом видение прекратилось, оставив в душе видевшего его глубокий мир, благодатное утешение и обильное умиление духовное, невыразимое словами. По замечанию Чихачева, с тех пор товарищ его получил особую духовную силу разума, удобно постигал и разрешал трудные вопросы и недоумения духовные и являл в себе многие свойства благодатные, нередко приводившие Чихачева к благоговейному удивлению.

Недавно прибывший в Площанскую пустынь Михаил Васильевич не сразу заметил, что товарищ его не вполне удовлетворен руководством отца Леонида; о себе же он писал: «Нередко случалось, придешь к отцу Леониду и передашь ему все свои беды, а он какими-нибудь простыми словами и благословениями до того облегчит сердечную скорбь и обновит унылый дух, что пойдешь от него совсем обновленный, как бы переродившийся новый человек, и примешься опять с усердием и удовольствием за внутренний подвиг очищения сердца от страстей». Дмитрий же Александрович страдал от многолюдства около отца Леонида, от празднословия в его приемной, от неумения старца разрешать его недоумения. Он просил старца благословить его жить отдельно, а тот, не сразу, но все же разрешил ему и Чихачеву жить отдельно, избегая многолюдных собраний.

Всего несколько месяцев прожили молодые подвижники в благодатном уединении в Площанской пустыни. В апреле 1829 г. отец Леонид вынужден был покинуть ее. Вслед за ним и Брянчанинову с Чихачевым было предписано оставить пустынь. Пришлось друзьям самим искать себе приют. Они побывали в Белобережной пустыни, но не смогли там остаться. Тогда они прибыли в Оптину Пустынь, куда перешел отец Леонид. Но и здесь настоятель ее, отец Моисей, колебался принять молодых дворян, предполагая, что им невмоготу будет соблюдать монастырские правила. Старшая братия, однако, уговорила его, и он разрешил им остаться.

Вскоре, рассказывает Чихачев, для них настали тяжкие и многотрудные дни: противники старчества относились неблагосклонно к ним, как ученикам отца Леонида, к тому же грубая мо{стр. 520}настырская пища, приправленная плохим постным маслом, весьма вредила и без того плохому здоровью Дмитрия Александровича. Видя, что другой пищи взять негде, друзья придумали у себя в келье варить похлебку без масла и, с большими затруднениями выпрашивая круп, картофелю и кастрюльку и употребляя вместо ножа топор, сами готовили себе более легкую и сносную пищу. Однако условия жизни привели к тому, что оба они тяжело заболели. Спасло их то, что некоторые изменения обстоятельств в семье Дмитрия Александровича [313] сделали возможным его возвращение под родительский кров в село Покровское, куда пригласили и больного Чихачева. По дороге в Покровское они приложились к мощам в Троице-Сергиевой Лавре и к мощам Димитрия Ростовского в Яковлевском монастыре. В Покровском, на первых порах, их встретили очень радушно: родители Дмитрия Александровича надеялись, что после перенесенных испытаний он откажется от своего намерения стать монахом. Чихачев вспоминал, что «его лечили, окружили всеми удобствами, при которых молодой человек быстро стал поправляться и сохранил навсегда к Александру Семеновичу и всей семье его живейшее чувство признательности».

Недолго, однако, могла продолжаться эта безмятежная жизнь. Мир снова начал настойчиво предъявлять свои требования, и молодые люди опять начали помышлять о том, как бы им поместиться на жительство в монастырь. В феврале 1830 г. в начале Великого поста они отправились в Кирилло-Новоезерский монастырь Новгородской губернии, в 30 километрах от города Белозерска. Здесь из-за сырого климата Дмитрий Александрович снова заболел, и в июне 1830 г. родители прислали за ним экипаж и его перевезли в Вологду.