Полнолуние
Шрифт:
– Можешь засунуть свое мнение себе в задницу, старлей! – оборвал я его, открывая дверь. – Второй покойник на твоей земле, сынок. Рыть! Рыть надо. Как экскаватором! Ох, чую, полетят у нас головы! Как пить дать полетят!
Я вышел в коридор и увидел славную семейку Бутурлиных, обступившую несчастное чадо.
Михайлишин догнал меня и протянул забытую в кабинете кепку:
– Вы оставили…
– Она мне без головы не понадобится, – буркнул я, но кепку, конечно, взял.
Глава 29. СТАСЯ
К чертовой матери!
Меня всю
Все эти мысли буквально в мгновение ока пронеслись у меня в голове, когда я, злая как собака, выкатилась из кабинета этого ублюдка в пропахший сапожным кремом и дешевым одеколоном коридор. Навстречу поднялись папа и дед, а мама тут же бросилась ко мне, обняла, запричитала, как будто я чудом вернулась с того света, а не с тривиального допроса.
Не мешкая, мы все четверо пошли прочь от кабинета этого тупого мента. При этом я одновременно рассказывала про этот жуткий допрос, возмущалась и отвечала на вопросы моей перепуганной родни. Но тут, уже спускаясь по лестнице, я увидела замечательное зрелище, которое отчасти подняло мне настроение, – значит, не одна я пострадала в эту ночь.
В большую, насквозь прокуренную комнату внизу, там, где за стеклянной загородкой рядом с зарешеченной дверью в каталажку восседал дежурный, невозмутимый, словно Будда, в сопровождении милиционеров-автоматчиков вваливались с рюкзаками в руках все мои московские гости. Включая бедного (и бледного) Андрюшу, который лыка не вязал. Вид у всех у них был весьма и весьма растерзанный – такое впечатление, что их только что выдернули из спальных мешков.
Что, наверное, соответствовало действительности.
Ребята размахивали руками и, перебивая друг друга, что-то возмущенно говорили милиционерам. Больше всех, естественно, старалась моя милая подружка: Алена так и напрыгивала на здоровяков-милиционеров, словно храбрая маленькая собачка на стадо невозмутимых зубробизонов. Шум поднялся просто невероятный. А посреди всего этого бедлама невозмутимо, уперев руки в бока, пеньком стоял мой болван-городовой, который, пока мы четверо шли по коридору, спустился, видимо, по другой лестнице, обогнал нас и был уже тут как тут. В шаге за ним стоял Антон Михайлишин.
– Боже мой, что я вижу? – раздался у меня за спиной изумленный мамин голос. – Ведь это же Аленушка Маканина!.. Стасенька, это она?
– Да, – вынуждена была признать я.
– Что она здесь делает?! Нет, вы только посмотрите! И Мишенька здесь, и Любаша, и Ваня… Это же твои ребята!.. Что происходит, Стасечка? – воскликнула мама, делая шаг вперед и разворачивая меня к себе.
Ну, что – ничего не попишешь.
Видимо, фортуна от меня отвернулась окончательно и пришло время выложить родителям всю неприглядную правду. Я взяла маму за руку и натянула на лицо умильно-виноватую гримаску. Это выражение, я знала прекрасно, на нее практически безотказно действует.
– Мамуля, прости. Я тебе не хотела говорить, не хотела, чтобы ты беспокоилась, – сказала я, горестно вздохнув. – Но, честно говоря, ребята приехали ко мне еще вчера вечером и сразу же…
Но мое покаянное признание не состоялось.
Потому что стены алпатовского узилища потряс восторженный вопль Алены: она наконец-то обнаружила мое присутствие и тут же бросилась ко мне. Я повернулась к Алене, стремглав взлетевшей по ступеням лестницы.
– Стасюня, они и тебя замели?! – заорала она, хватая меня за руки. – Что тут происходит? Это же чистой воды произвол, насилие над личностью и нарушение всех прав человека! Да здесь просто гестапо какое-то, фашистский застенок и филиал Освенцима!..
Судя по этим высокопарным словесам и тому, что Алена даже малейшего внимания не обратила на присутствие моих стариков, на озере она за время моего отсутствия явно не раз приложилась к бутылочке "Алазанской долины". И, наверное, к Андрюше тоже. Поэтому сейчас она могла фокусировать зрение только на мне одной.
– Да, я требую адвоката, – продолжала разоряться Алена. – Немедленно! В соответствии со своими конституционными правами! Я их научу закон уважать! Да я всю их эту сраную деревню в порошок сотру вместе со всеми погаными ментами! Да я во все газеты напишу, что эти педики тут вытворяют!..
– Может быть, ты с нами все же поздороваешься, Лена? – Сухо вымолвила мама, прерывая нескончаемый поток Алениного красноречия.
Меня всегда потрясал и продолжает потрясать Аленин талант к лицедейству. Ей надо было во ВГИК поступать на актерский, а не к нам на филологический. Недюжинный талант зарывает в землю девушка – я бы на ее месте резко поменяла профессию.
На счет раз из разъяренной мегеры Алена превратилась в маленькую невинную девочку, которую ни за что ни про что обидели злые дядьки. В какой-то момент мне показалось даже, что у нее за спиной выросли крохотные белые крылышки.
– Ой, здравствуйте, Елена Георгиевна! – залепетала Алена. – Простите, что я всех вас сразу не заметила. Но я так возмущена этим милицейским беспределом – поневоле голову потеряешь! Представляете, мы мирно спим у себя в палатках, как вдруг из темноты с криками вылетают эти вооруженные до зубов рэмбо и разве что не начинают палить в нас из своих автоматов! Как будто мы – беглые преступники! Каторжники!.. А потом безо всяких объяснений хватают нас, арестовывают и везут сюда. Просто ужас какой-то!..