Полнолуние
Шрифт:
– Убей, не знаю.
– А ты подумай, подумай, Станислава. Пошевели как следует серым веществом. Не забудь учесть события последних суток и мои вчерашние слова.
И тут меня осенило!
Мысль эта была настолько неожиданна, настолько невероятна, что я даже чуть не вскрикнула от удивления. Я посмотрела на деда.
– Ты хочешь сказать, дед, что кто-то… – я ткнула пальцем в первый попавшийся снимок, – кто-то из твоих детишек вырос и теперь…
– Ответ правильный.
Вид у деда был донельзя довольный. Как будто он сделал открытие, достойное
– И ты понял, кто именно из них это сделал?! – чуть не заорала я, подпрыгивая на месте от возбуждения.
– Увы, нет.
– А что ты еще узнал?
Дед вытащил из папиросницы новую папиросу. Спокойно прикурил от настольной серебряной зажигалки в форме бочонка. Настенные часы захрипели, разродились негромкой короткой мелодией и стали мерно отбивать время. Три часа пополудни. Я терпеливо молчала, зная по собственному опыту: деда лучше не торопить. Если он захочет, то сам рано или поздно все выложит. А не соизволит захотеть – не заставишь никакими силами. Так оно и сейчас вышло: он захотел.
– Учти, что это всего лишь мои умозаключения. Построенные, можно сказать, на песке… – сказал дед.
– Дед, не тяни! – взмолилась я.
– Видишь этого мальчика на фотографии? Который стоит слева? – спросил он, пододвигая ко мне один из снимков.
На небольшой фотографии стояли в обнимку двое мальчишек лет двенадцати-тринадцати. Оба в коротких, по колено, штанах на лямках и одинаковых белых майках. Загорелые, худые. Тот, что слева, был чуть потемнее и пониже ростом.
– Да, вижу.
– Когда-то, давным-давно, у меня вышла не совсем приятная история с одним из моих воспитанников. Круглым сиротой. Именно с этим, который на фотографии стоит слева. Рядом со своим братом. История малопонятная, трагическая и во многом случайная…
Так начал дед свой рассказ.
И я, затаив дыхание, услышала из первых уст историю про трагедию, которая случилась давным-давно на севере Урала, про двух братьев-сирот, про маленького волчонка и его смерть и про таинственное исчезновение одного из мальчиков. А закончил дед свое повествование вот какими словами:
– В том, что Филипп бесследно пропал, есть, разумеется, и моя вина…
– Какая такая вина? Ты-то здесь при чем? – бурно запротестовала я.
– А при том, что прикончить звереныша приказал не кто иной, как твой покорный слуга. И еще: ведь пристрелил волчонка Иван Пахомыч Пахомов. Который позавчера был зверски убит неизвестным преступником. Вот такие дела, Станислава…
Я невольно ужаснулась:
– Так ты думаешь, что он вернулся сюда? И стал мстить?
Дед молча кивнул.
– Спустя столько лет? Из-за обычного волчонка?! Но, дед, это же просто ни в какие ворота не лезет! Ведь для этого надо быть… – я запнулась в поисках подходящего определения, – ненормальным маньяком! Параноиком!
– А кто, по-твоему, как не параноик, мог таким зверским способом убить Ивана Пахомыча? А потом и Шаповалова?
– Ну хорошо, – сказала я. – Предположим, ты прав в своих рассуждениях. Он вырос, озверел окончательно и вернулся, чтобы убить дядю Ваню. Но при чем здесь Верин отец? Он-то чем перед ним провинился?
– Не знаю.
– А ты нашему дуболому про свои догадки рассказал?
– Кому-кому?
– Ну, этому майору, Терехину?
– Конечно же нет. Эта версия, если, конечно, она претендует на право называться таковой, пришла мне в голову только сегодня. Поздно ночью. Но сама понимаешь – все это мои голые умозаключения: убийцей может оказаться любой бывший воспитанник детдома. Или вообще посторонний человек. Никаких доказательств у меня нет.
– Как это нет? А фотографии мальчиков? А история про волка? А то, что этот парень бесследно исчез?
– Это отнюдь не доказательства, Станислава. Это только мои, пусть и достаточно веско звучащие, предположения. Общее место. Не более, чем артефакт, – устало закончил дед.
Ничего себе артефакт! Который мочит невинных граждан почем зря.
Я снова посмотрела на фотографию.
Да… Трогательная история про бедного сиротку, задумавшего отомстить белому свету, приобретала угрожающую правдоподобность. Все что угодно я себе могла представить, но чтобы такое…
Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Потому что меня поразила внезапная и очень неприятная мысль. Если действительно предположить, что этот здорово подросший волкофил решил расправиться со всеми, кто были так или иначе виновны (естественно, только в его наверняка исковерканном психозом сознании) в стародавней смерти волчонка, то следующими прямыми кандидатами на тот свет автоматом становятся двое людей – его брат и мой дед!
Неведомый брат свихнувшегося юнната меня нисколько не волновал – туда ему и дорога; все равно одна кровь, к тому же дурная. Но вот мой дед!..
Я взглянула на него. Он, вальяжно откинувшись на мягкую спинку кресла, пускал кольца к потолку с невозмутимым видом олимпийца-небожителя. Как будто тот, кто убил дядю Ваню и дядю Игоря, никогда не сможет до него добраться. Как будто все, что происходит в поселке, – просто интеллектуальные игры, а не настоящие кровь и смерть.
– Но ты понимаешь, что может случиться, если ты прав хотя бы на один процент? – спросила я.
– Разумеется, понимаю, Станислава. Я – наиболее вероятная следующая жертва, – спокойно, даже с долей самодовольства ответил дед.
И тогда я не выдержала. Соскочила с роликов. Я слетела с дивана и завизжала, как недорезанный поросенок. Начала сыпать ругательствами, бессвязно вопя о том, что он ни хрена не заботится ни о своей жизни, ни о моей; я обвинила его в эгоизме, бессердечии, тупости и отсутствии элементарного благоразумия. Я заявила, что если он сам не пойдет в милицию к майору, то тогда пойду я и все ему выложу. На всем протяжении моей истерики дед молча, с интересом за мной наблюдал. А когда я перевела дух, чтобы продолжить свою инвективу, он жестом руки остановил меня. Я в изнеможении рухнула на диван.