Полнолуние
Шрифт:
Надо прощупать, — твёрдо решил капитан, по обыкновению тщательно притушивая сигарету. — Прощупать этого Раскатова. Просмотреть документы, личный контакт… он из СКР, значит, в карауле… это легче… проверка несения службы.
Собрав готовые донесения, Зимин отнёс их на подпись к комбригу. Увидев в коридоре второго этажа слоняющегося без дела командирского водителя, отправил его за Симаковым, удачно вспомнив в этот момент о происшествии в карауле сутки тому назад, когда дурак-часовой залупил двумя патронами в пулеулавливатель, а такой же дурак-сержант, стоя рядом, считал ворон. Собственно говоря, можно было просто приказать солдату сбегать за старшим лейтенантом, но это не была бы чистая работа — пусть ненадолго, но всё же в мозгах у Терентьева зашевелились бы зряшные мысли: зачем вызвал?.. что понадобилось?.. — и родились бы ложные, но совершенно не нужные рядовому
Спустившись к себе, он мимолётно глянул в зеркало и сунул подписанные командиром донесения в сейф: время было к пяти, и секретчица, конечно, уже запирала своё хозяйство, торопясь на автобус. Зимин улыбнулся.
Зав секретным делопроизводством части Тамара Львовна Гуляева была, как и все женщины, любопытна и корреспонденцию, проходящую через свои руки, читала с увлечением — да вот только беда: любопытного там было не так уж много, обычно речь шла о количестве бензина или каких-то труб, или противогазов, пропади они пропадом. Грозные приказы с описанием чрезвычайных происшествий и раздачей слонов на головы провинившихся читать было уже значительно интереснее, но более всего хотелось Тамаре Львовне запустить глаз в переписку начальника особого отдела. Просто свербило у неё от такого желания, но капитан Зимин — чтоб ему пусто было! — являвшийся всегда с противной улыбкой и странными фразами типа «Примите телеграмму от братьев Карамазовых», этот чёртов Зимин неизменно приносил свои бумаги, заклеенными в конверт, на котором было напечатано на машинке, допустим, так: «Донесение по форме А-16/к»
— и секретчице ничего не оставалось, кроме как, дополнив это донесение сопроводиловкой, вкладывать конверт в другой, больший, прошивать и опечатывать. Честно говоря, никакой нужды в капитанском конверте не было, но Зимин забавлялся, глядя на бессильное клокотание секретной дамы, и смеху ради усугублял это клокотание, с многозначительным видом выдавая дурацкие афоризмы, в которых, как он проницательно догадывался, Тамара Львовна тщетно пытается отыскать глубинное содержание. Всё это было тем занятнее, что доводись Тамаре Львовне всё-таки заглянуть в донесения, она была бы жестоко разочарована, не обнаружив там ничего, кроме цифирек, расписанных по квадратикам. Но начальник особого отдела не спешил разочаровывать секретчицу.
Вспоминая это, Зимин длинно и как-то посторонне улыбался, вся джентльменская ретушь куда-то ушла с его лица, и сразу стало видно, что никакое оно не английское, а вовсе русское — и если б кто-либо из сослуживцев увидел его в эту минуту, то, наверное, тоже бы улыбнулся, неожиданно поняв, что капитан молод, и что жизнь в нём играет так же, как и в любом другом человеке, что он не прочь созорничать, да и что он просто неплохой парень, только должность сделала из него такого вот гуся.
В дверь кабинета постучали, Зимин спохватился и моментально вернулся в свой имидж. Это явился Симаков. Офицеры побеседовали, и Симаков ушёл. А капитан теперь глядел на подчёркнутую жирной линией надпись «Раскатов —?» и постукивал ручкой по столу. А через несколько секунд перестал постукивать. Потому что его посетила мысль — простая, как кирпич на голову. А вдруг этот самый Раскатов, — подумал Зимин, — какой-нибудь там чуваш или мордвин? И говорил во сне по-своему — по-чувашски или мордовски… Имена-то и фамилии у них русские… А Левашов, как он говорит, английский от узбекского не отличит… Да. Хорошее объяснение. Простое.
Зимин поднялся, походил туда-сюда по кабинету и остановился у окна, невидяще упёршись взглядом в промозглые сумерки. И понял, что ему не хочется, чтоб всё объяснилось так обидно просто. Хотелось тайны.
Он вспомнил свои походы по лесу. Там было это — необъяснимое, где-то вроде рядом, но не давалось в руки, отступая за стволы деревьев, маячило, потрескивая в малом отдалении валежником, и было не понять где — спереди ли, сзади, слева, справа…
Вдруг захотелось в лес, да так, что капитан, не зная сам зачем, схватил фуражку и выскочил из кабинета, опамятовавшись уже на полпути к выходу из штаба. Стало неловко — хорошо, что никого в кабинете не было. «Мальчишество», — сердито подумал он про себя, но всё же вышел на крыльцо покурить. Курил, смотрел. Дождь перестал, и туман вроде бы как отошёл, но опустились сумерки, всё уже в зыбкой полумгле… Мимо устало прошагал сменившийся с наряда караул; его начальник, лейтенант, завидев руководство, аж издалека выкатил глаза, растворил рот и начал забирать воздух в грудь, чтобы гаркнуть: «Смирррно, рравнение нна-право!!» — но Зимин махнул рукой, и строй прошёл мимо, тяжело ступая, — осунувшиеся хмурые лица, приоткрытые рты, потухшие глаза… Взгляд Зимина отыскал Левашова: тот шагал в такт со всеми, так же устало, опустив голову, не глядя по сторонам. Колонна повернула направо, за угол здания, топот вскоре затих. Капитан бросил окурок в урну, сдержанно зевнул. Вдалеке тревожно гукнул локомотив, долетел приглушённый расстоянием перестук колёс. Справа резко дунул холодный ветер, и Зимин поспешил войти в здание. Идя к себе, он решил, что сегодня обязательно познакомится с Раскатовым воочию, если документы ничего не прояснят. С этой мыслью он отпер кабинет, включил настольную лампу и сел работать с очередной порцией донесений.
Он увлекся, и когда в дверь постучали, удивился, обнаружив, что уже семь часов. Прибыл Симаков, принёсший истребованные капитаном документы на трёх своих солдат. Гусев и Петренко Зимина, конечно, не интересовали, их он приплел к этому делу, наводя тень на плетень. Просмотрел список личного состава и выбрал две фамилии наугад… Ротный предъявил учётные карточки и медицинские книжки, а характеристики только на двоих. «На Петренко этого документа не было, военкоматчики не прислали», — извиняющимся тоном пояснил Симаков. «Ну и ладно, нет так нет», — сказал Зимин, и не стал мытарить старшего лейтенанта, отпустив его. Затем запер дверь и приступил к изучению документов.
Взяв учётную карточку Раскатова, он тут же отыскал в ней графу «национальность»… Русский! Загадка не исчезла, и душа приятно затревожилась перед ней. Азарт охотника, идущего по следу.
Так. Раскатов Александр Викторович. Русский… год рождения… так… призван Северо-Восточным окружным военкоматом… военкоматом города… ага, Урал… «крупный промышленный центр… стратегический узел…» промелькнули в памяти странички «Справочника офицера»… Так. Состав семьи: отец, мать, брат… несовершеннолетний. Место работы — приборостроительный завод, электромеханик… А образование у него?.. техникум, среднее специальное, значит.
Проштудировав карточку, Зимин не нашёл в ней ничего необычного — разве только то, что парень сразу же попал в войска, минуя учебку. Для человека, имеющего за плечами техникум, это не совсем характерно… хотя и ничего странного в этом нет. Бывает такое сплошь и рядом, в военкоматах этих, действительно, сплошное уродство… Ну-с, ладно, дальше… Он просмотрел медицинскую книжку, выругав мимоходом врачей за почерк, но всё же разобрал, что Раскатов А. В. ничем серьёзным не болел ни в детстве, ни в юности, а в медсанчасть бригады обращался один раз, прошлой весной, в марте, с жалобой на насморк, жар и недомогание. Был констатирован грипп, выписаны лекарства, латинские названия коих капитан выяснять не стал, и назначен стационарный режим, по истечении которого, через неделю, рядовой Раскатов был отправлен в родную роту бодрым, здоровым и полноценным солдатом. Всё.
Отложив книжку, Зимин пробежал глазами характеристику с места работы, заверенную военкоматом, но, ясное дело, ничего оттуда не извлек. «За время работы… показал себя трудолюбивым, исполнительным, дисциплинированным работником… инициативен… порученные задания выполнял качественно и в срок… морально устойчив, политически грамотен». Тьфу! «Начальник цеха А. И. Пеньков». Хорошая фамилия. Соответствующая содержанию.
Оставив потрёпанный листок, Зимин встал, прошёлся от стола к окну и обратно. Остановился посреди комнаты. «Визуальное изучение документального материала подозрений не вызвало», — помыслил он стандартной формулировкой, подобно А. И. Пенькову, вернулся к столу, сел и закурил.
В общем-то этого и следовало ожидать. Что может быть подозрительного в документах?.. «Национальность — китаец?»… М-да. Ну что ж, значит личный контакт… личный… конта-а-акт… — врастяжку думал капитан, пуская в потолок колечки дыма, по мере подъёма начинавшие колебаться, терять форму и, наконец, бесследно исчезавшие… «Чепуха всё это», — с отвращением решил он и встал, чтобы открыть окно. Открыл. Свежо на улице, славно. Прохлада, сумерки… За промокшей спортплощадкой с уныло провисшей рваною волейбольной сеткой, бетонным забором, за неопрятными панельным домами военного городка со множеством самодельных несуразных антенн над плоскими крышами тёмной стеной с ломаной линией верха таинственно молчал лес. — Че-пу-ха, — с ударением произнёс Зимин, отходя от окна. — Одному дураку померещилось, другой — даром, что в капитанских чинах — уши развесил, шпионов ищет… А тут…