Шрифт:
ГЛАВА 1
— Дживз, — сказал я, — могу я поговорить с тобой откровенно?
— Безусловно, сэр.
— То, что я скажу, может тебя обидеть.
— Никогда, сэр.
— Ну, в таком случае:
Нет, подождите. Потерпите минутку. Опять меня занесло.
Не знаю, приходилось ли вам испытывать это ощущение, но лично я словно лбом упираюсь в каменную стену каждый раз, когда хочу рассказать какую-нибудь историю. С чего начать — для меня проблема, хуже не придумаешь. И, главное, тут нельзя дать промашку: один неверный
Существует и другая опасность: с первых строк ошарашить читателя тем, что близко и понятно вам одному; в этом случае, как нетрудно догадаться, читатель просто не поймёт, о чём вы толкуете, и, недоумённо пожав плечами, отложит книгу в сторону.
Весьма запутанную историю Гусика Финк-Ноттля, Медлин Бассет, моей кузины Анжелы, моей тёти Делии, моего дяди Тома, Тяпы Глоссопа и повара Анатоля я начал с диалога, который вы прочли выше, и тем самым, мне кажется, допустил вторую из двух промашек.
Ничего не попишешь, видно, придётся мне вернуться немного назад. Так вот, если тщательно во всём разобраться, одним словом, прикинуть, что к чему, можно сказать, что истоки, — вроде бы слово «истоки» тут подходит, — этой истории находятся в Каннах. Если бы я не поехал в Канны, мне не пришлось бы познакомиться с Бассет, и я не купил бы белый клубный пиджак, и Анжела не повстречалась бы с акулой, и тётя Делия не уселась бы играть в баккара.
Да, вне всяких сомнений, Канны были point d`appui.
Ну вот, теперь я во всем разобрался. Полный порядок. Сейчас попробую изложить факты по порядку.
Итак, я умотал в Канны (позволив Дживзу остаться в Лондоне, так как он дал мне понять, что не хочет пропустить скачки в Аскоте) где-то в первых числах июня. Вместе со мной отправились отдыхать моя тётя Делия и её дочь Анжела. Тяпа Глоссоп, жених Анжелы, должен был к нам присоединиться, но в последнюю минуту какие-то неотложные дела помешали ему покинуть Лондон. Дядя Том, муж тёти Делии, заявил, что юг Франции для него — хуже каторги и что его туда не заманишь ни за какие деньги.
Будем считать, расклад вам понятен: тётя Делия, моя кузина Анжела и я сам — Канны, начало июня.
Доступно я объяснил, что?
В Каннах мы отдыхали около двух месяцев, и, если не считать, что тётю Делию раздели до нитки в баккара, а Анжелу во время катания на водных лыжах чуть не проглотила акула, мы очень приятно провели время.
Двадцать пятого июля, бронзовый от загара и полный сил, я распрощался с курортом и в сопровождении тёти Делии и её единственного отпрыска отбыл обратно в Лондон. Двадцать шестого июля, в семь часов вечера, мы вышли из поезда на вокзале «Виктория». А в семь двадцать, или около того, мы распрощались, наговорив друг другу кучу любезностей. Мои, так сказать, дорогие и близкие отправились в Бринкли-корт, поместье тёти Делии в Вустершире, куда через день-другой должен был прибыть Тяпа, а я отправился домой, чтобы принять ванну, попарить, так сказать, косточки, а затем пойти в «Трутень» и пообедать.
Всласть наплескавшись в ванне, я вытирал свой торс полотенцем, болтая с Дживзом о том, о сём (мало ли что могло случиться за время моего отсутствия), когда он неожиданно упомянул в разговоре имя Огастеса (Гасси или попросту Гусика) Финк-Ноттля.
Насколько я помню, у нас состоялся следующий диалог.
Я: Ну, Дживз, вот я и дома, что?
Дживз: Да, сэр.
Я: Я имею в виду, я вернулся.
Дживз: Совершенно верно, сэр.
Я: Такое ощущение, что тыщу лет не был в Лондоне.
Дживз: Да, сэр.
Я: Скачки в Аскоте тебя не разочаровали?
Дживз: Никак нет, сэр.
Я: Что-нибудь выиграл?
Дживз: Весьма удовлетворительную сумму, сэр. Благодарю вас за внимание.
Я: Поздравляю. Ну, Дживз, что новенького? Выкладывай. Кто-нибудь заходил за время моего отсутствия?
Дживз: Мистер Финк-Ноттль заходил чуть ли не каждый день, сэр.
Я вздрогнул. По правде говоря, я не совру, если скажу, что у меня отвалилась нижняя челюсть.
— Мистер Финк-Ноттль?
— Да, сэр.
— Ты имеешь в виду мистера Финк-Ноттля?
— Да, сэр.
— Но разве мистер Финк-Ноттль в Лондоне?
— Да, сэр.
— Разрази меня гром!
Сейчас объясню, почему я удивился, дальше некуда. Честно признаться, я просто не поверил собственным ушам. Понимаете, путешествуя по жизни, изредка встречаешь таких чудаков, как Финк-Ноттль, которые терпеть не могут Лондона. Он жил, постепенно обрастая мхом, в своём поместье где-то в Линкольншире, не появляясь даже на ежегодных соревнованиях между Итоном и Хэрроу. А когда я однажды спросил его, не хандрит ли он время от времени в своей глуши, он ответил, что нет, так как у него в саду есть пруд и он изучает повадки тритонов.
Я никак не мог взять в толк, с чего это вдруг Гусика принесло в Лондон. Я мог бы поспорить с кем угодно, что пока все тритоны не передохнут, ничто не заставит бедолагу уехать из его захолустья.
— Ты уверен?
— Да, сэр.
— Ты ничего не напутал? Речь идёт о мистере Финк-Ноттле?
— Да, сэр.
— Поразительно! Если мне не изменяет память, последний раз он был в Лондоне пять лет назад. Гусик даже не скрывает, что от города его мутит. До сих пор он безвылазно жил в своей деревне, предпочитая общество тритонов любому другому.
— Сэр?
— Тритонов, Дживз. У мистера Финк-Ноттля тритономания. Ты знаешь, кто такие тритоны? Такие маленькие зверюшки, похожие на ящериц, которые шмыгают взад-вперёд и живут в прудах.
— О, конечно, сэр. Водные представители семейства саламандр, род Molge.
— Вот-вот. Гусик, можно сказать, всегда был их рабом. Он не расставался с ними даже в школе.
— Насколько мне известно, сэр, многие молодые джентльмены увлекаются тритонами.
— Они стояли у него на столе в стеклянной посудине, похожей на аквариум, и, насколько я помню, он проводил с ними всё свободное время. Уже тогда было ясно, что добром это не кончится, но ты ведь знаешь мальчишек. У нас хватало своих дел, и на придурь Гусика никто не обращал особого внимания. Возможно, мы изредка подшучивали над ним, но не более того. Сам понимаешь, чем это закончилось. Болезнь прогрессировала.