Полный вперед назад, или Оттенки серого
Шрифт:
— Но это же против правил! — воскликнул я, потрясенный не столько убийством, сколько враньем. — Префекты лгали нам. Это против принципов, которые отстаивал Манселл!
— Строго говоря, ты не прав, — заметила Джейн, покачав головой. — Сказано ведь: стремление к гармонии требует жертв от каждого из нас. Не сказано только, каких именно жертв. Тяжелой работы, самоотверженности, выполнения гражданского долга — а порой кое-чего еще. Не уверена, что префекты вообще знают об этом. Это все Главная контора.
Я еще раз поглядел на ложки,
— Ведь их почтовые коды не присваиваются заново?
— Нет, — подтвердила Джейн. — Вот почему в Коллективе недонаселение.
— Но ведь Прежних было восемьдесят миллионов, а может, и больше! Не говори только, что всех их послали в такие вот места.
Она посмотрела на меня.
— Я не знаю, что случилось с Прежними.
— А апокрифик знает?
— Может, он имеет об этом представление. Но все это его не трогает — часть истории, не более того.
Мы помолчали. Столько всего неведомого, столько всего предстоит открыть! Но пока что мне хотелось лишь задавать вопросы.
— Почему же люди не пробуют сбежать? Почему ты просто ждешь, пока тебя не пожрет перпетулит?
— Если б все было так просто… Поверь мне, Эдди, ты не знаешь и половины этой истории. — Она поглядела в небо, определяя время по солнцу. — Надо уходить. Я не хочу возбудить подозрения, доставив тебя обратно после наступления темноты.
— Но ты можешь это сделать.
— Ты не представляешь, до чего прекрасно ночное небо. Ты можешь видеть звезды — яркие точки света, висящие среди полной черноты.
— Я могу вообразить себе это.
— Нет. Никто не может. И то же самое со светляками, что сверкают в безлунной ночи.
— Светляками?
— Именно. И с луной тоже.
— Я могу ее видеть, хотя и плохо, — возразил я.
— Не саму луну, — объяснила Джейн, — а огни на неосвещенной стороне полумесяца. Ночью видны и другие светящиеся точки — они движутся по небу.
Она улыбнулась мне устало и с облегчением: об этом она не говорила еще никому.
Я направился к Кортленду, который набивал ложками все, что можно: оба рюкзака, карманы, ботинки. В руках у него тоже были две полные пригоршни ложек. Будь у Кортленда такая возможность, он набил бы ими свои уши.
— Что такое? — спросил он.
— Мы уходим.
— Я не против. Если кто-нибудь из вас понесет один рюкзак, плачу двадцать баллов.
Мы сказали, что он сам должен тащить свое неправедно нажитое богатство, и зашагали прочь, оставив площадь за спиной. Хоть мы и отказались быть вьючными животными, Кортленд пребывал в восторге и без конца говорил о своем везении, о том, как осторожно будет он выбрасывать ложки на рынок, чтобы не переполнить его, и о том, что потребуется месяц для сверки выгравированных кодов с регистром — свободны они или нет.
— Не хочу, чтобы префекты задавали мне вопросы, — сказал он, — пусть даже мамочка одна из них.
Кортленд без конца молол языком по пути. Одурманенный жаждой наживы, он
Кортленд
1.1.02.01.159: Иерархию следует соблюдать всегда.
По перпетулиту мы зашагали значительно быстрее, но потом достигли места, где он растрескивался. Путь опять стали преграждать непроходимые заросли рододендронов и травянистые кочки. Поклажа сильно мешала Кортленду; вскоре он вспотел и начал пыхтеть, как паровоз. У развилки дорог он немедленно потребовал сделать привал.
— Я собираюсь оставить это здесь, — сообщил он, освобождаясь от всех ложек, кроме тех, что нес в рюкзаках. — Мы можем сказать Смородини, что нам надо вернуться сюда.
— Мы не вернемся сюда, — спокойно сказала Джейн. — Здесь нет ничего ни для кого.
Кортленд рассмеялся:
— Ложек тут столько, что можно разбить цветной сад, не вспоминая о мусоре для переработки. Восточный Кармин станет центром основанного мной ложечного бизнеса. Вы тоже устали — или только я?
Он тяжело присел на покрытую мхом бетонную плиту.
— Никто не должен приходить сюда, — объявила Джейн, садясь на упавшее дерево. — После того как провода заржавели, а зенитные башни перестали использоваться, у перпетулита искусственно вызвали омертвение, чтобы задержать нежеланных гостей. Никто не должен возвращаться из Верхнего Шафрана. Никто никогда не возвращался из него.
— До сегодняшнего дня, — поправил ее Кортленд.
— Да. До сегодняшнего дня. Скажи, Кортленд, когда ты якобы проводил перепись стульев, вчера, в Серой зоне, ты искал что-то конкретное?
— Например?
— Например, неучтенных сверхкомплектных жителей.
Удивление Кортленда было вполне искренним.
— А что, в Восточном Кармине они есть?
— Шестнадцать человек, — с готовностью уточнила Джейн, — и пятеро из них слепы.
— С-слово? — спросил он недоверчиво. — Лишенные зрения? С-слово?
— Госпожа Оливо ослепла двадцать два года назад, — сказала Джейн, глядя на меня. — Страх перед ночью становится бессмысленным.
— Как можно выжить, заболев плесенью разновидности С? — резонно поинтересовался Кортленд. — Я имею в виду, когда зрение слабеет, человека поражает гниль. Это избавляет его от ужаса постоянной темноты.
— Это не ужас, — возразила Джейн, — совсем нет. Кое-кто сделал из ночи барьер, препятствующий передвижениям. Слепые люди, не боящиеся темноты, разрушат эти планы.
— Ночь как барьер? — изумился Кортленд. — Но зачем?
Я посмотрел на Джейн. Мне тоже хотелось знать.
— Перед Явлением существовали тюрьмы — места, где лишенных баллов удерживали против их воли.
— Как это дико и бесчеловечно, — вырвалось у меня.
— Но тюрьмы по-прежнему есть, — продолжила Джейн, — только стены в них сделаны из страха, табу и неизвестности.