Полный вперед назад, или Оттенки серого
Шрифт:
Джейн подняла бровь.
— И все это — с ведома главного префекта?
— При стопроцентной смертности никто не ожидал, что я вернусь. Думаю, план состоял в том, что Виолетта немного поплачет обо мне, а потом выйдет за Дуга, как и замышлялось. Он никогда не узнает, что ребенок не его.
Она грустно покачала головой.
— Вот тебе и пурпурные. А теперь послушай. — Она порылась в рюкзаке, пока я стоял, глупо моргая. — Нам обоим надо принять меры предосторожности. Постарайся не думать ни о чем.
С этими
— Добрый день! — раздался радушный голос. Я заморгал: прямо передо мной стоял молодой человек в опрятном сером костюме с пестрым логотипом НСЦ, вышитым слева, на нагрудном кармане. — Благодарим за пользование протоколом Гордини НЦ7–3. Просим подождать, пока идет реконфигурация.
— Я кого-то вижу, — шепнул я, наклоняясь к Джейн.
— Расслабься. Смотри на гордини и скажи мне, когда услышишь больших собак.
— Если во время реконфигурации вы почувствуете непредусмотренный дискомфорт, — продолжал молодой человек радостно-певучим голосом, — можете прибегнуть к помощи службы клиентской поддержки. — Он вновь улыбнулся. — Национальная служба цвета. Помните, что ваши отзывы помогают нам помогать вам.
Он пропал. Я не отводил глаз от гордини, как и Джейн. Покалывание сменилось запахом свежевыпеченного хлеба. Я услышал голос моей дважды вдовой тетки Берил — та говорила что-то про кошек, которых у нее никогда не было. Сквозь все это пробивались музыка и запах лука.
— Мантовани.
— А у меня Брамс. Продолжай смотреть.
На границе поля зрения стали переливаться все цвета радуги, а потом — на краткий, невероятно воодушевляющий миг — я увидел полноцветный мир. Казалось, все вокруг стало цветным садом, но не в убогой триадной палитре от НСЦ, а с бесконечным количеством оттенков, тонко дополняющих и усиливающих друг друга в сложной хроматической гармонии — я даже видел фиолетовый вне шкалы, которого прежде не видел никогда. То был мир, каким его следовало воспринимать.
— Это… прекрасно!
До меня донесся звук хлещущей воды. Пальцы мои выпрямились, я невольно заморгал.
— Уже слышишь собак?
— Нет, пока моргаю.
Потом началось: раздражающий визг и вой терьеров, в то время как у меня в голове все смешалось — свет со звуком, запах с воспоминаниями, прикосновения с музыкой, цвет со всем вообще.
— Небольшие собаки подойдут? — спросил я.
— Держись.
Маленьких собак сменили средние, после чего началось глубокое, горловое «у-у-у» догов. К ним присоединились гончие и волкодавы, и вскоре в моей голове не осталось ничего, кроме лая, завываний и пыхтения псов.
— Большие собаки.
Джейн захлопнула коробочку, и звуки внезапно прекратились.
— Стой прямо. — Она взяла меня за локоть.
— Что это было?
— Меры предосторожности. Небольшая реконфигурация коры головного мозга. Большие собаки означают, что все готово, — как свисток у чайника. Засеки время. У нас есть пара часов в запасе.
— Я видел цвета. Настоящие цвета. И призрака.
— Это вестник. Потерянная страница из пропавшей книги. Он всегда там и всегда говорит одно и то же.
Но я не слушал ее — у меня было слишком много вопросов.
— Ты сказала, меры предосторожности? А что такое пара часов в запасе? Для чего нам нужна пара часов?
— Всему свое время, красный. Идем, надо бы нагнать Кортленда.
— Вестник говорил что-то насчет протокола Гордини. Что это такое?
— Верь мне, красный. Всему свое время.
Кортленд ждал нас у каменного молитвенного дома, густо увитого плющом. Двухэтажная постройка не обрушилась и не ушла в землю.
— Думал, вы пропали, — сказал он. — Глядите сюда. Соображаете, что это значит?
Он указал вовнутрь дома. Крыша провалилась уже давно, пол был покрыт толстым ковром из мха. Внутри парило элегантное устройство размером с «форд» — явно некий экипаж, но без колес, построенный целиком из способного парить материала. Сверху он порос лишайником и ползучими растениями, но все еще мог свободно двигаться. На стене, на высоте примерно в ярд, была отметина — об это место ударялся экипаж, когда его сносил ветер. Дверь здания заклинило, и лишь поэтому он не мог вылететь и направиться к морю — единственный для него путь оказался отрезанным. Я нажал на машину, но она снизилась совсем чуть-чуть.
— Шестьсот минус-фунтов, не меньше, — пробормотал Кортленд. — Ложки, цельный парящий предмет. Тут настоящие богатства. Как здорово, что я здесь!
Я поглядел на Джейн. Та не сказала ничего, и мы двинулись прочь.
Скоро мы оказались на развилке: от дороги на север шла, змеясь, еще одна. Но идти по ней было не легче — пожалуй, даже труднее. То и дело попадались поросшие травой валуны, проржавевшие насквозь конструкции, невысокие деревья, изо всех сил старавшиеся расти на тонком слое почвы, а порой — непроходимые заросли рододендрона, которые надо было огибать. Наше продвижение от этого замедлялось еще больше.
— Где начинается перпетулит? — спросил Кортленд.
— Примерно через милю, — ответила Джейн.
Я взглянул на часы:
— Время поджимает. Такими темпами мы разве что успеем бегло осмотреть город.
— А что еще нужно?
Еще полчаса мы пробирались сквозь обломки и наконец ступили на перпетулитовую поверхность. То была четырехполосная дорога из превосходной серо-черной смеси. Бронзовые пики стояли не так часто, как в Мрачном Углу, — значит, растрескивание здесь проявлялось слабее.