Полный вперед назад, или Оттенки серого
Шрифт:
— Это… вовсе не плохо, — медленно проговорил я.
Джейн расхохоталась. Не вместе со мной, а надо мной. Я почувствовал себя униженным и постарался перейти в наступление, задав неуклюжий вопрос:
— Как ты за одно утро скаталась в Гранат и обратно?
— Никуда я не каталась. Это невозможно. И мы никогда раньше не встречались, запомни.
— Я тебе несимпатичен?
— Это требует усилий. Проявлять равнодушие куда легче. Послушай, ты оказал мне услугу, я — тебе. Мы квиты.
— Ничего подобного. Я спас тебя от кучи неприятных вопросов, а ты всего лишь посоветовала
— Если бы ты знал, что я туда положила, то думал бы иначе.
— Что?!.
— Я закончила, — объявила она, вытирая руки полотенцем и собираясь уходить, — а самое главное, у нас с тобой все закончено. Еще раз попробуешь заговорить со мной — я сломаю тебе руку. Скажешь про мой прелестный вздернутый носик — я убью тебя. Я не придуриваюсь. Мне терять нечего.
— Но ты ведь служанка. Если мне вдруг понадобится получше накрахмалить воротник или еще что?
Зря я это сказал. Я-то хотел только сохранить общение между нами любой ценой — но фраза вышла дурной, грубой. Мои права оказались попраны. Стало абсолютно ясно, кто здесь главный. Она была сама властность. Но не та властность, что дается от рождения, а та, которую сообщают ясная цель и сила.
Она сделала шаг в мою сторону и уставилась на меня — вероятно, соображая, есть ли во мне скрытые глубины. Поняв, что нет, и удовлетворенная этим, Джейн направилась к двери.
— Если что нужно, можешь оставить мне записку.
И она ушла. Я чувствовал себя опустошенным и сбитым с толку. Внешние пределы представлялись мне бесхитростным патриархальным миром, но за то короткое время, что я пребывал в Восточном Кармине, все стало казаться непростым и запутанным — намного сложнее моей небогатой событиями жизни в Нефрите. В свой актив я, однако, мог записать два обстоятельства. Во-первых, от угроз сломать челюсть Джейн перешла к угрозам сломать руку: то был шаг в верном направлении. Во-вторых, что куда важнее, отец отдал мне ложку мнимого пурпурного. Как и любая личная ложка, она несла на себе полный почтовый код: ЛД2 5ТЗ. Сейчас я думаю, что лучше бы мне не предпринимать и не знать ничего, но все сложилось иначе. Хищные ветви дерева ятевео начали склоняться надо мной.
Томмо Киноварный
5.3.21.01.002: Однажды предоставленный почтовый код сохраняется за человеком пожизненно.
— Привет! — сказал парень, позвонивший в дверь получасом позже. — Это ты Бурый?
— Эдди.
— Я Томмо Киноварный. Де Мальва велел показать тебе наши примечательнейшие достопримечательности. Ты сгораешь от нетерпения?
— Уже несколько недель.
— Болото болотом, — заявил он, когда мы выбрались наружу. — Даже тараканы считают эту дыру туалетом. Друзья?
— Друзья.
Громоуловитель на зенитной башне был самым необычным из легко заметных объектов, о чем я и сообщил Томмо, пока мы шли по площади.
— А Желтая Погибель уже поведала, что это ее идея?
— Что-то такое говорила.
— Старая кошелка трезвонит об этом направо и налево. Эта штуковина стоила городу больше трехсот тысяч общественных баллов, хотя на памяти местных только шестеро человек скончались от молний. Причем пятеро — от шаровых, против которых громоуловитель бесполезен. Она устраивает тревоги каждую неделю и требует
Его необузданная прямота понравилась мне почти сразу. Томмо был коренастым и круглолицым, чуть пониже меня ростом, а его стремительные манеры вполне подошли бы и желтому. Под красным кружком у него красовался значок «Бесцеремонный» и еще два: «Мало баллов» и «Главный младший инспектор»; вместе они производили странное впечатление.
Киноварные были известным родом. Некогда они вели крупную торговлю малиновыми красителями — вплоть до ценового скандала, который повлек за собой массовое лишение баллов и изъятие средств. Но они продолжали упорно хранить свою подпорченную гордость и не стеснялись обходить правила, когда хотели. Несмотря на внушительную череду предков Томмо и престижный семейный код ФК6, несколько неудачных браков с низкоцветными — неуклюжие, суетные попытки евгенических экспериментов, как утверждали некоторые, — разбавили фамилию. Теперь Киноварные обладали в основном средним и низким цветоощущением, скатываясь к серым. Бурые шли в гору, Киноварные — под гору. Так и работала система.
— Зайдем на почту? — предложил я. — Мне надо отправить телеграмму.
Здание почты располагалось на углу, как почти везде. Снаружи на стене висела доска с нацарапанным мелом заголовком из «Спектра» — бандиты что-то где-то учинили в очередной раз. Почтовый ящик был мягкого натурального красного цвета — не то что у нас в Нефрите с их насыщенными красками. Я не сразу понял, что ящик натурального цвета и притом сильно поблекший. Оглянувшись вокруг, я заметил, что синтетических оттенков в городе вообще мало.
Я послал телеграмму в Нефрит своему лучшему другу Фентону, в которой просил его выяснить относительно ингредиентов для Северуса и сообщал, что я записал таксономический номер кролика. Но поскольку я не видел кролика, а тем более его штрихкод, пришлось изворачиваться. Первые двенадцать цифр для млекопитающих были такими же, как у нас, но вот дальше возникали проблемы. Я поставил «13» для обозначения отряда, поскольку между грызунами и ежами существовал пробел в коде, потом «2» для рода и «7» для вида. Оставшееся я заполнил произвольными цифрами, не забыв поставить в конце F — femina, то есть самка: даже Фентон знал, что кролик на самом деле был крольчихой. Я нервничал, так как писал откровенную ложь, — но кто об этом узнает? А деньги, которые они мне дали, я уже потратил. Телеграммы в стихах на адрес Констанс я посылать не стал, решив сочинить что-нибудь хоть отчасти приемлемое. Констанс привыкла получать поэтические послания и от меня, и от Роджера Каштана, и планка была задрана достаточно высоко: как я, так и Роджер, не будучи сильны в рифмовании, платили за стихи другим людям.
Когда мы покинули почту, Томмо стал расспрашивать меня о моем житье-бытье. Я рассказал о стычке с Берти Маджентой, о переписи стульев и о Нефрите.
— Есть у нас уклон в сторону зеленых, это правда, но в общем все неплохо: заплесневелые с нами почти не разговаривают.
— А к сети город подключен?
Я кивнул.
— Набор из трех цветов, давление двадцать шесть фунтов. Можно получать большинство оттенков в пределах гаммы. Шестидесятипроцентные насыщенность и яркость.
Томмо тихо присвистнул.