Полонянин

Гончаров Олег

Может, потому, что деда не помню? Матушка мною тяжелая ходила, когда он на бранном поле лег. А может, потому, что уже полтора года мы со стариком Веремудом в ладу живем, и он мне стал первым советчиком? И тот давний бой меж дедом и варягом по Прави был. Честно в поединке они мечи свели, и сам Веремуд кровью своей расплатился. А теперь вот со мной против неизвестно кого встанет и спину мне прикроет.

Вот ведь какие странности жизнь с нами порой вытворяет. Всего три года назад мы друг другу врагами смертными были, а ныне плечом к плечу биться собрались. Я древлянин, Кислица с Зарубом поляне, а Веремуд и вовсе варяг.

Потешаются Пряхи, кудели свои завивают, загадки подкидывают, на которые отгадок век не сыскать. А может, потому я таким спокойным оказался, что опасность надо мной и над ними одинаково нависла? Или посчитал, что старые споры на потом отложить можно? Или вдруг осознал, что сам русеть начал?

Почти все собрались, только Малуши с близнецами-пастухами все не было. Я уже беспокоиться начал, как бы чего не случилось. Но вскоре из леса раздался собачий лай, на опушку выскочили два здоровенных волкодава, а вслед за ними показались двое мальчишек и сестренка моя… а с ними еще один человек. Незнакомый.

Насторожило меня это появление. Еще больше насторожило, что незнакомец в отдалении, на опушке, задержался, когда пастушки к нам поспешили.

– Это кто таков? – спросил я Малу.

– Приблудный он, – за сестренку ответил один из пастушков, толи Твердош, то ли Твердята, никто близнецов в Ольговичах различить не мог, даже мать родная.

– С утра раннего к нам прибился, – сказал второй, – хлебушка с молоком попросил. Мы его и накормили. А что? Нельзя, что ли?

– И собаки его приняли, – поддакнул первый, – лаять не стали. Мы его и приветили.

– Не знали они, – заступилась за пастушков Мала, – что сейчас чужих опасаться надобно. Он же с самого утра пришел, а эти, на лодке, уже к обеду появились.

– Вот тебе раз! – Веремуд шишак свой рогатый на голове поправил. – То не докричишься ни до кого, а то прут, как мухи на дерьмо. Ну и денек.

– А чего же он сюда не пошел, а на опушке пупырем торчит? – спросил Заруб и телепень с плеча спустил.

Глухо ударился шипастый кистень о землю, и цепочка звякнула.

– Боится, что вы его за лазутчика примете, – утер пот со лба пастушонок. – Малушка же на весь бор гай подняла. Коров перепугала. Рассказала, что по речке к деревне недруги идут. Он и остерегается. Говорит: вы сначала узнайте, как меня ваши примут, а если что не так, я в лес убегу. Вот мы и узнаем, – потом помолчал и мне прямо в глаза взглянул: – Убивать его будете?

– Жалко, если будете, – сказал второй. – Дед хороший. Сказки нам с Твердятой рассказывал.

– Ладно, – сказал я. – Зовите его. Посмотрим, что за человек.

– Дед Андрей! – замахал рукой Твердош. – Иди сюда! Никто не тронет тебя!

– Христианин, – поморщился Кислица.

– А они что? Не люди, что ли? – удивленно взглянула на него Мала.

– Люди, – кивнул ей Заруб. – И сейчас нам еще один мужик не помешает.

– Слушайте все, – распорядился я, пока христианин не подошел, – судя по всему, ладья вот-вот появится. Мы не знаем, кто в той ладье, сколько их и чего хотят. А потому сильно стращаться не стоит, однако настороже быть не помешает. А посему: Зарубу с Кислицей возле ворот стоять. Веремуд со мной будет.

– Как скажешь, Добрый, – кивнул варяг.

– Остальным мужикам вилы и косы взять да за тыном хорониться. Чтоб не знали находники, сколько нас и как вооружены. Вы, – повернулся я к близнецам, – я видел, кнутами знатно владеете.

– Ага, – кивнули они одновременно.

– Вот и хорошо. Это теперь ваше оружие. Бейте, если что, по ногам.

– Так я и глаз выстегнуть кому хошь могу, – пустил Твердята волной кнутовище.

– А Волчка с Жучком, – кивнул второй близнец на волкодавов, – я на потраву натаскал. Они у меня на «ату» приучены.

– Это хорошо. Пусть с тобой будут. Тебе, Владана, за стрелами следить, чтоб колчан у меня не опустел. Я зимой целую снизку наделал. В горнице они, будешь подносить.

– Хорошо.

– Да побереги себя.

– Ладно.

– Загляда, собирай баб в теремке. Ножи и серпы при себе держите, если что… защити вас Даждьбоже. Да за Малушей присмотри.

– Я с тобой, Добрынюшка!

– Нет, сестренка, – погладил я ее по голове. – Мне спокойней будет, если ты в схороне посидишь. Всем все ясно?

– А когда нам в бой вступать? – спросил кто-то из парней-рядовичей.

– Ишь, – усмехнулся Веремуд, – прыткий какой.

– Постараемся без крови обойтись, – ответил я. – Ну а если не сладится, как на тын полезут, так и бейте. По местам!

– Мир вам, люди добрые! – раздалось, и я понял, что совсем про христианина забыл.

– Да уж, – вздохнул Веремуд. – Мир нам сейчас не помешает.

– И тебе здоровья, – ответил я на поклон христианина и вдруг почуял что-то знакомое в этом невысоком человеке.

– А ты, Гридислав, опять в переполох попал? – взглянул он на меня хитро. – Или тебя теперь Добрыном кличут?

И вспыхнул в памяти стылый берег Вислой реки. Костерок, возле которого божий человек у горячего огня нас с Яромиром и Хлодвигом ушицей приветил, и отлегла тревога от сердца. Понял я, что не лазутчик христианин.

Свой он.

Наш.

– Жив, значит, – улыбнулся я ему. – А я уж думал, что больше не свидимся.

– Все в руце Божьей, – улыбнулся и он мне щербатым ртом и перекрестился. – Во имя Отца, Сына и Духа Святого.

– Рад тебя видеть, рыбак, – обнялись мы.

– Так вы знакомцы? – спросил Веремуд.

– А то как же. Это же Разбей-рыбак. Ой, – смутился я, – обозвался. Андреем же ты теперь прозываешься. И много ты душ человеческих наловил, Андрей-рыбак?

– Ты прости меня, Добрыня, что не смог вас тогда предупредить…

– Да будет тебе, – махнул я рукой. – Хлодвига только жалко, а так все обошлось.

– Добрыня! – Кислица от ворот крикнул. – Вон они!

– А я все надеялся, что они вспять повернут, – снял я лук с плеча и к воротам направился.