Полоса отчуждения
Шрифт:
А она уже тачала ему античные истории, полные довольно искусных искренних переживаний.
К тому же подспудное недоверие не то что грубо трактовала, даже клеветала на инакочувствующих, но давала понять, что устройство мира далеко не безупречно и человек не способен его изменить.
Когда старушка объявила, что доехала, выпивоха был совсем трезв. И, перед тем как уронить себя в молчание, признался:
– Вот почему я закоренелый женоненавистник.
13
На
Именно выследила, а не отловила, как это было раньше.
Тогда она попросту звонила ему на мобильник и назначала место, где ждет.
Это и квалифицировалось как отлов.
А выслежка – другое.
Тут она, стоя в тени деревьев, увидела, как он высадил пассажиров, и подошла, удивив уже тем, что хоть и неряшливо, но была повязана платком.
– Ты знаешь, – сказала, – я теперь крещеная.
– Поздравляю! – буркнул он, явно не расположенный бесплатно возить ее по неведомым адресам.
– И можешь представить себе, – продолжила она, – что отец Евфрасий – монах.
Максим догадался, что она речь ведет о том священнике, который ее крестил.
– Ну и что, – нарывуче вопросил он, – радоваться тому или соболезновать?
Она в упор глянула на него.
И он впервые обратил внимание, что у нее зеленые глаза.
И вообще, казалось, что в ней произошла какая-то перемена. Как будто она провалилась в некую яму и оттуда вялым голосом сообщает, что не может выйти в свадебном наряде.
Но главное, исчезла витиеватость ее речи.
И эта обыкновенность даже, кажется, обескуражила Максима.
Он как-то примялся душой и спросил:
– Куда тебя отвезти?
– Да никуда, – ответила она.
– В таком случае, чего ты тут делаешь?
– Не знаю.
Максим впервые видел, как на его глазах творится некое преобразование личности.
Неужели так подействовало не нее позднее крещение?
Напрочь улетучился тот цинизм, которым она была заряжена, кажется, до самой высшей точки безмерности.
– Ну, я пойду, – сказала она. – А то скоро начнется служба.
И поковыляла какой-то повинной походкой.
И еще одно удивило Максима.
Подруга Жены была в длинном, почти до пят, платье.
14
Максим не думал, что заболеет автоманией.
Если случался туман или гололед, и ему приходилось целый день сидеть дома, у него начинались одновременно мокрель ладоней, зуд под ложечкой и головная боль.
В такие дни он шел в гараж, заводил мотор машины и до одури дышал бензиновым перегаром.
И все это время вел монолог-размышление с образом тех людей, которых возил.
Часто вспоминалась та бабка, которую он – уже подряд несколько раз, причем бесплатно – подвозил до одинокой хатенки на самом краю горизонта.
А однажды, когда он ее только что усадил рядом с собой, у них заглох мотор.
И уже через минуту стало ясно почему: в баке кончился бензин.
Как он сумел вовремя не заправиться, уму непостижимо.
– На то и лох, чтобы везти под уздцы пёх, – сказала бабка, с крехтом покидая машину.
С неба сыпалась снежная крупа.
– Пойдем ко мне, – предложила бабка, – у меня давно какая-то канистра приблудилась.
Они двинулись – напрямую – по редколесью, и старуха сказала:
– Машина-то, наверно, у тебя безымянница?
– В каком смысле? – не понял он.
– Ну, как ты ее кличешь?
– Да вообще-то никак.
– А зря.
– Почему?
– Каждая вещь, в которую ты себя вкладываешь, одушевлена. Только не всем людям это заметно.
И объяснила, что серый камень, возле которого он ее заставал уже несколько раз, имеет имя Бурхан.
– А вот эти деревья, – указала она на тополь, сосну и березу, – троицу составляют из Автондила, Калисты и Глории.
Бабка похлопала их всех по стволам.
– Человек должен смотреть не только внутрь себя, – продолжила бабка, – но – через те же камни и деревья – в глубь земли, где зарождаются понятия, которых мы еще не знаем.
По касательной вспомнился один ученый, которого он возил на кордон.
Так он говорил: «Хрупкое совершенство природы – психологически важный факт. Я даже бы сказал, что это близко к случаю сотворения. Отсюда и вольность ландшафта».
А сейчас был пёх.
Тяжелый, как все посильное, но принужденное.
Но вот деревья вроде бы отшатнулись в стороны, и возникла хатенка старухи.
Их встретила нахохлившаяся ворона.
Она во дворе заменяла собаку.
Не заходя в дом, старуха направилась в сарай и действительно выволокла оттуда канистру.
В ней что-то бултыхалось.
Максим отвинтил пробку.
И нюх заняло бензиновой взболтанностью.
А старуха опять углубилась в лоно сарая.
И вскоре вывела оттуда задрипанный велосипед.
– На вот, пристрой как-нибудь и – гоняй.
Так он стал заложником своего честного слова, что и велосипед, и канистру, естественно с бензином, вернет в ближайшее время.
Но сколько он приезжал, бабки сроду не было дома.
Его встречала только нахохлившаяся ворона и та расхристанная сосна, которая, кажется, пребывает на этой земле загнанной безымянницей.
А между прочим к исходу имелся февраль.
И снег не шел, а сорил.
И дерево, что было безымянным у самого старухиного дома, он назвал «стоп-костыль».