Полоса отчуждения
Шрифт:
Но занудливый шаг сделан.
Он даже неожиданно для себя шлепнул языком, что способен готовить необыкновенные шашлыки.
– Но это искусство выше смерти! – подхватила Подруга Жены, ради кого, собственно, в ее, конечно, глазах, он и захотел поднять свой престиж.
И вскоре женщины оставили Максима один на один с тем, что он не знал.
– Давай назовем твою необыкновенность «Поцелуй от Бога», – предложила Подруга Жены. Потом почему-то стала рассказывать Вере о скульптуре Мухиной.
– Она пять раз была награждена Сталинскими премиями.
– Органичное решение, – незнакомо для Максима произнесла жена.
– Да! – подхватила Подруга Жены. – Для того чтобы полноценные переживания подвести под систему незыблемых ценностей, надо твердо чувствовать, что ты добьешься признания эпохи.
Она подошла к Максиму в ту пору, когда он чистил лук, то и дело промокая рукавом глаза.
И сразу выдала, можно сказать, афоризм или какую-то далеко не рядовую вычитанность:
– Тот не творец, кто не рыдал над своим произведением.
Подруга Жены еще с минуту постояла подле него, потом произнесла:
– Не гонись за иллюзиями! – И вроде совсем уже не по теме добавила: – Хочешь избавиться от одиночества – читай.
И пошла, выписывая ягодицами немыслимые пируэты.
Более всего Максима удивляло, что Подруга Жены могла стремительно менять темы, которыми только что жила.
Вот минуту назад она объясняла Вере значение слова ослушка, как тут же произнесла:
– Не всякие религиозные переживания подчеркивают царство совести. А ведь это и есть тайна грядущего.
Сегодня ее потянуло на стихи.
Читая их, она, как маленькая, даже взобралась на стул:
Твои запевкиКудрявят чувства.И чахнут девки,Познав искусство.Им невдомечно,Тем самым девкам,Что нужно срочноМенять припевки.Давать прививкуДуше безумством.И хавать вилкуС зубовным хрустом.Слово «хавать» дернуло Максима так, что он обрезал палец.
– Ну что, – сказала, увидев его поранку, Подруга Жены, – кажется, внетелесные путешествия окончились, и профессиональную деятельность пора поменять на духовные практики?
И тут Максим как бы увидел, в чем суть его кулинарной несостоятельности. Для костра Подруга Жены собирала только уродливые сучья.
– Не знаю, почему, – в следующую минуту сказала она, – но не мне всегда вдувает в голову мысли типа: «Встретилися в вечности». А молитвенный шепот добавляет: «Глубже и вечнее борьба за признание, обольщающее все, что только можно».
Максим то и дело ловил себя на ощущении, что уже способен на соединение ожидаемого и происходящего.
Это все развила в нем она, Подруга Жены, которая Европу зовет «пожилой», а Америку «до безобразия юной».
Причем она никогда не назидает.
Не понуждает присоединяться к своему порыву.
Но при ней он как бы теряет волевой настрой личности, чем-то схожий с объемом в пространстве, и его постигает самое острое отчаянье.
На образном уровне она для него указующий перст судьбы.
Порой, рисуя прямо на земле соответствующие знаки, она говорила:
– Единственное, чему тебе, Макс, надо учиться, – это искусству.
Он не возражал, но стеснялся спросить, как это сделать.
Наверно, у нее лопнуло терпенье, и она появилась у костра с ведром воды.
– Ну что, – спросила, – теория с практикой не срослись?
Он угукнул, сам заметив, что шашлычное мясо давно превратилось в полууголья.
– Ну что, – сказала она, заливая костер, – зато пришло осознание внутреннего движения души. И найдена разница между порывом и преодолением.
С этими словами женщины засобирались домой.
А он стал вспоминать стихи, которые когда-то вычитал не до полной запомненности. И звучали они так:
Вот в лесу особый рык –Это ладит кум шашлык.А кума ему под стать,Хочет молча отстрадать.Потому от шашлыкаПолучили мы пинкаНе на год, а на века.26
Этот мужик буквально цвел лысиной. Она была у него в виде лотоса. Он уселся подле Максима и сказал:
– Считай, что ты пережил нулевой стаж жизни. А эта гражданка раздает не только подачки, но и подначки. Одной из них, кстати, явилась моя фамилия. Вовсе не Сюрприоз, как звала меня мама в детстве, а – Дурата.
Максим чуть подхмыкнул.
С тех пор как его сосед по гаражу, тоже с экзотической фамилией Подстрельник, посоветовал прирабатывать за рулем, Максим с неделю, а то больше провел в смущении, пока однажды не увидел на дороге прислоненца – пьяного, который уже не мог идти.
Причем его ноги напоминали выкройки еще не ведомых сапог.
И ему стало жалко беднягу.
Он потихоньку усадил его на заднее сиденье, как тот сполошно произнес:
– Если мы с тобой не тезки по отчеству, то я никуда не поеду.
И стал выбираться из автомобиля.
И уже через секунду, дохнув перегаром так, что запотели окна, сказал:
– Нынче я тринадцатый день рождения справлял.
Только погрузив пьяного, Максим понял ошибку, которая не сулит ничего хорошего: он не знал, куда везти «именинника».
И вдруг тот протянул ему мятую брошюрку «Чудотворные места Нижнего Поволжья», где рядом со словом «Дурнобродство» был начертан какой-то адрес.