Полосатый Эргени
Шрифт:
Ноябрь нагнал седые тучи, навалил в тайге сугробы снега, разогнал ветры. Иногда проглядывало солнце, наступала оттепель, но потом мороз сковывал землю, покрывая снег крепкой ледяной коркой.
Тигры не любили, когда мокрые хлопья снега прилипали к их шкурам. Они терлись о деревья, тряслись, прятались в горных ущельях. А когда разыгрались бураны и ни ущелья, ни лапчатые ветви елей не могли укрыть их, тигрица огрызалась на Эргени, как будто он был виной этому снежному бурану. Эргени, как маленький, плелся сзади матери и нюхал воздух.
Однажды после двухдневной голодовки он под, корнем лиственницы нашел худую мышь и только хотел ее проглотить, как к нему
Но добыча попадала редко, и чаще тигры ходили с пустыми желудками. Дубняк, что тянулся на много верст по западному склону Сихотэ-Алиня, был тиграми осмотрен самым тщательным образом, и в нем они не нашли никаких признаков кабанов. Тигры горами сошли опять к реке Лефу, и вдруг перед ними промелькнуло какое-то пыхтящее чудовище. Длинный след едкого дыма окутал зверей, и они долго чихали и терли себе морды лапами, не зная, как избавиться от него. И после, когда поднялась вьюга, тигры были рады ей, - теперь они больше всего боялись едкого дыма.
Пробродив безрезультатно несколько дней по склонам гор над рекой, тигрица смело сошла в долину. Прежде всего бросилась ей в глаза длинная бесконечная, черная лента. Тигрица, злобно ворча, подползла к рельсам и долго лежала не двигаясь. Когда мимо нее пронеслось пышущее жаром чудовище и за ним повис темный след дыма, тигрица не побежала в тайгу, а только отошла в кусты и приготовилась к защите.
Ветер разметал дым, и тигрице не пришлось биться с чудовищем. Она оглянулась на горы. Между двух кедров приметила осторожного Эргени. Вытянувшись на снегу, он наблюдал за матерью. Тигрица ласково замурлыкала, но Эргени оказался глух к ее призыву. Она повторила громче, но в это время до ее слуха долетело нежное повизгивание поросят. Тигрица насторожилась. Поросята визжали недалеко. Тигрица подползла снова к железнодорожному полотну, осмотрела окрестности. За полотном у гор она приметила человеческое жилище. Ближе к ней стояло такое же строение, и поросячий визг исходил от него.
Тигрица перепрыгнула через рельсы и, мягко припадая к земле, подскочила к небольшой стайке (*), сколоченной путевым сторожем из старых шпал. Обойдя осторожно стайку кругом, тигрица нашла узкую щель, просунула в нее лапу, и дверь скрипнула на ржавых шарнирах. Тигрица сунула в щель голову, но проход был еще мал. Из стайки аппетитно несло свиным запахом. Тигрица заворчала и поднялась на задние лапы. Одной лапой она уперлась в кол, притворявший дверь, кол сорвался, и дверь распахнулась. Одним прыжком тигрица покончила с громадной свиньей и затем стала душить поросят. Поросята заметались по стайке, подняли пронзительный визг. Двое вырвались и, оглушая двор резким визгом, понеслись к человеческому жилью.
Тигрица на беглецов и не обратила внимания. Она была так голодна, что тут же, в стайке, принялась за завтрак.
Но не успела она еще покончить и с одним поросенком, как вдруг дверь хлопнула, за ней что-то щелкнуло, за стеной послышались торжествующие человеческие голоса. Тигрица в тревоге заметалась, но куда бы она ни бросилась, везде натыкалась на крепкие деревянные шпалы.
Эргени не долго ожидал свою мать. Как только послышался поросячий визг, он понял, что мать напала на добычу. Но так как железные полосы смущали его, он горами и опушкой леса добежал до человеческого жилья и только хотел спуститься в долину, как услышал торжествующие крики людей. Он трусливо повернул к тайге и поспешил скрыться в горах.
С этих пор Эргени ни разу не встречал свою мать.
– --
(*) Стая - хлев, конюшня.
VII. КИТАЕЦ ЦЫ-ЮН
Первые же морозы принесли Эргени мясо. Случайно он напал на косачей. Забившись от непогоды в снег, они оказались похороненными под замерзшей толстой коркой верхнего слоя.
Переходя через сугробы, Эргени под снегом услышал возню. Рассчитывая, что там логово зайца, Эргени сильным ударом разбил ледяной покров и тут же отскочил в сторону. Шумя черными крыльями, мимо его морды вылетело несколько косачей. Но уже в следующую минуту тигренок был у отверстия, и в его лапах билась жирная птица.
На следующий день Эргени посчастливилось напасть на лежбище кабанов. Затем, вступив в бой с рысью, он отбил у нее остатки изюбря.
Но по мере того, как снегу выпадало все больше и больше, становилось труднее добывать пищу. В декабре Эргени был доволен, если придавит зайца или проглотит одного, двух бурундуков.
Однажды он наткнулся на узкую тропинку, пахнущую человеком. И не будь Эргени так голоден, он постарался бы отойти подальше. Но голод толкал вперед. Глухо ворча, он медленно, поминутно припадая к снегу, пошел по человеческому следу. Через несколько шагов в железном капкане он нашел жирного зайца. Не дотрагиваясь до железа, он осторожно разгрыз зайца, оттащил его в сторону и съел. В следующей ловушке под поваленным стволом толстого дерева он добыл бурундука.
На другой день Эргени в ловушке охотника нашел двух соболей, а вечером сытно закусил громадным волком, влетевшим обеими передними лапами в капкан.
Сухощавый китаец, охотник Цы-юн, обходя свои ловушки, сразу понял, что они уже осмотрены тигром. Широкие кошачьи следы ему были давно знакомы. Китайцы-охотники считают тигра священным животным, поэтому Цы-юн припал к следу, приложил руки к груди и, покорясь судьбе, направился к своей фанзе. Присутствие тигра говорило ему, что в этот день он не должен обходить свои ловушки.
Почти у самой фанзы, случайно заглянув в кусты, он под небольшими стволами деревьев нашел несколько рябчиков. Хозяйственные привычки взяли верх над поклонением тигру, и, выбрав рябчиков, он снова насторожил ловушки.
Пять дней бродил Эргени около фанзы китайца, оставляя перед перепуганным охотником широкие следы. За эти дни он перевернул все ловушки Цы-юна, оборвал снасти и пожрал всю добычу.
Вечером на шестой день поднялась пурга. Эргени бросился в чащу, но резкий ветер проскальзывал мимо голых ветвей и морозно обхватывал тигра. Эргени прыгнул к толстому стволу кедра. Он сжался в комок, спрятал между лап свою голову, но ненадолго. Снежные вихри закружили и, разметав шерсть, окатили его снегом. Эргени злобно зарычал и побежал прочь от ветра. Вдруг перед ним вырос снежный сугроб. За ним не было ветру. Эргени прижался к нему ближе, потерся боком о снег. Снег осыпался, и он почувствовал широкую кору сухого дерева. Закрыв от удовольствия глаза, Эргени еще сильнее привалился к сугробу и тихонько заурчал.
Цы-юн сидел на кане (*) и, прислушиваясь к вою ветра, чинил себе обувь. Вдруг стена над его головой слабо треснула. Китаец с удивлением поднял голову и взглянул на окно. Вместо занесенного снегом стекла он увидел темную массу.
"Неужели его закидало ветками..." - подумал китаец и, подняв светильник, поднес его к окну. Руки у него задрожали, и сало полилось на пол. Фитиль замигал и зашипел. Китаец упал перед окном на колени и тихо зашептал молитву, не отрывая взора от полосатого бока тигра, прикрывавшего его окно.