Полосатый катафалк (сборник)
Шрифт:
— Нет, оттуда она уехала, причем, насколько я могу судить, не меньше двух месяцев назад. Дом в Атертоне продается.
— Вот как? Я этого не знал. Вы уверены?
— Я был там всего час назад. Какой-то подозрительный тип увидел, что я забрался на стену, и угрожал мне пистолетом, — я описал Тревору субъекта в веселеньком галстуке. — Вы случайно не знаете, кто это? Мне он заявил, что его наняли сторожить дом.
— Тревор покачал головой:
— К сожалению, нет. И куда могла уехать Кэтрин, тоже понятия не имею.
— У вас с ней есть общие знакомые?
— Здесь, на Полуострове, — нет. Скажу вам откровенно, мистер Арчер: мы с Кэтрин Уичерли всегда были и останемся людьми совершенно разного круга. Мы с женой предпочитаем не общаться с такими, как она.
— А в какой среде вращается Кэтрин?
— Боюсь, что сейчас она не слишком разборчива в выборе знакомых. Впрочем, не хочу сплетничать.
— А жаль.
— Нет-нет, Кэтрин этого не заслужила. Да и мне самому было бы потом стыдно. — Его бледные щеки покрылись легким румянцем, глаза сверкнули. — Впрочем, мы с вами отвлеклись, — заметил он как бы невзначай. — Вернемся к моей племяннице, а то уже время позднее. Скажите, чем я могу вам помочь?
— Вы можете обратиться в полицию. Если пойду к ним я, они и пальцем не пошевелят. И потом, Уичерли как огня боится огласки. А вы могли бы конфиденциально навести справки о своей племяннице, и тогда дело, быть может, сдвинулось бы с мертвой точки.
— Обязательно заявлю в полицию. Завтра же.
— А еще лучше — сегодня вечером.
— Хорошо. — У этого человека сердце, возможно, было и слабое, зато характер очень сильный: он на мелочи не разменивался. — Как мне себя вести?
— Это дело ваше. Главное, чтобы власти как можно скорее приступили к розыску Фебы — и не только в Сан-Франциско, но и по всей округе. Кроме того, им следует осмотреть все неопознанные трупы, найденные с первых чисел ноября.
Тревор опять побледнел:
— Вы же сами говорите, что обычно беглянки остаются в живых.
— Обычно да. Но бывает всякое. У вас есть ее фотографии?
— Я фотографировал Фебу прошлым летом, когда она гостила у нас. Сейчас принесу.
Тревор встал, причем на удивление легко, без всякого усилия, его усталость выдавали одни глаза: на какое-то мгновение они погасли, словно фитиль от керосиновой лампы — на ветру.
Тревор вернулся через пять минут с пачкой цветных фотографий, сел и стал передавать их мне по одной. Вот Феба широко улыбается, стоя в белом летнем платье среди камелий; вот она в желтой майке с теннисной ракеткой в руке, а вот несколько пляжных кадров: девушка стоит, сидит, лежит на желтом песке, на фоне ярко-синего моря, на некоторых фотографиях на заднем плане виднеются скалы.
По-своему она была даже хорошенькой, хотя по-настоящему красивой Фебу, как, впрочем, и большинство ее сверстниц, назвать было трудно. В ее улыбке, особенно на пляжных карточках, сквозила застенчивость; ей ужасно хотелось хорошо получиться, и она пожирала глазами объектив фотоаппарата, выставив вперед свои маленькие острые груди.
Когда я встретился глазами с Тревором, то выяснилось, что все это время он внимательно меня изучал.
— Неординарная натура… — сказал он. — Тонкая, глубокая… Жаль, что детство у нее было тяжелым — Феба заслужила лучших родителей.
— Вы, я вижу, питаете к ней слабость.
— Я люблю ее как дочь. Своих детей у нас с Элен нет, и мне следовало бы больше заботиться о Фебе. Впрочем, сейчас об этом говорить уже поздно.
— Это прошлогодние фотографии?
— Да, у меня есть, разумеется, и более ранние карточки Фебы, даже детские сохранились. Но я решил показать вам только самые последние — тут она больше всего на себя похожа. В детстве Феба была полнее.
— Она проводила вместе с вами прошлое лето?
— Всего несколько дней, в августе. У нас с женой есть коттедж на океане, возле Медсин-Стоуна. Предполагалось, что Феба проживет у нас дольше, но они с Элен что-то не поделили, и девушка уехала раньше времени. Я в ее отношения с теткой не вникал.
— Вы не помните парня, с которым она познакомилась в Медсин-Стоуне? Красивый такой, рыжеволосый.
— Я издали видел, как он плавал на серфинге. Мне-то самому серфинг категорически противопоказан. Они с Фебой и еще несколько молодых людей барахтались в волнах. — Последнюю фразу Тревор произнес с нескрываемой завистью.
— Но сами вы с ним не знакомы?
— Нет, Феба почему-то решила нас не знакомить. Думаю, что из-за этого у нее и возникли трения с Элен — девушка явно предпочитала его общество нашему.
— Вы что-нибудь про него знаете?
— Нет. На вид здоровый, красивый самец. Надо сказать, что Феба очень им увлеклась. Но чести лично познакомиться с ним меня, увы, так и не удостоили. А вам что-нибудь про него известно?
— Сегодня утром я беседовал с ним в Болдер-Бич. Он там учится.
— И все еще за Фебой ухаживает?
— Ухаживал, пока она не исчезла.
— Вы подозреваете, что он в этом деле замешан?
— Нет.
— А по-моему, подозреваете. — Тревор поедал меня глазами.
— Я всех подозреваю — это у меня профессиональная болезнь. Что же касается этого парня, то у него нет никаких мотивов для преступления и есть алиби.
— Вы, я смотрю, с пристрастием его допросили. Как его зовут?
— Бобби Донкастер, — ответил я и сменил тему: — На какой фотографии Феба похожа на себя больше всего?
С ловкостью карточного шулера Тревор веером разбросал фотографии по столу и, выбрав ту, где Феба была в белом платье, заметил, что с теннисной ракеткой она вышла ничуть не хуже. Я попросил фотографию Фебы с теннисной ракеткой и тут же ее получил.
— Чем еще могу быть вам — вернее, Фебе — полезен?
— Размножьте, пожалуйста, ее фотографии. Пусть у нас будет пятьдесят или даже сто штук — на тот случай, если Гомер Уичерли по-настоящему возьмется за дело.
— То есть?
— То есть воспользуется услугами сыскных агентств, средств массовой информации, объявит общегосударственный розыск — возможно даже, с привлечением агентов ФБР. Уичерли богатый человек, он может многое.
Тревор захлопал в ладоши:
— Прекрасно. Если возникнет необходимость, я все это ему организую. Так вы считаете, что следует объявить розыск?