Половой вопрос
Шрифт:
Мотивом для развода могут служить также такие физические недостатки, которые остались необнаруженными до вступления в брак. Однако, закон здесь считается лишь с интересами потерпевшей стороны и, если это нужно, предупреждает рождение калек. Но не в его компетенции высказывать свое мнение о половых отношениях и об их прекращении.
Важным является вопрос о прелюбодеянии, который, однако, тоже нуждается во вмешательстве со стороны закона. В связи с обнаруженным прелюбодеянием, пострадавшая сторона раньше всего имеет право на развод, получая и некоторые преимущества. Но при таких случаях браконарушений, когда, с согласия обеих сторон, они выливаются в бигамию или биандрию, ни гражданскому, ни уголовному закону здесь нет места. Под таким случаем мы разумеем такой, когда, например, супруги, в силу каких-нибудь личных соображений, желают продолжать сожительство, но в связи с обнаруженной импотентностью или же бесплодием у одной из сторон, другой предоставляется право на половые сношения вне брака. В таких случаях интересы третьего лица или общества остаются незатронутыми, и стало-быть, правовое вмешательство является неуместным.
Сложным представляется разрешение вопроса, как быть в тех случаях, когда развода требует одна из сторон, но на нее не согласна другая, причем для развода мотивов не имеется. В этом случае почти ничего нельзя
Здесь мы останавливаемся перед запутанными отношениями. Мы убедились уже в том, что необходимо во многих случаях ограничение права на удовлетворение полового стремления, как сопряженное с нарушением прав других лиц. Наибольшее осложнение заключается в том, что такое удовлетворение (не считая патологических случаев) нуждается в участии двух существ, из которых одно получает удовольствие, другое может считать его для себя оскорбительным или вредным. Этот случай входит уже в компетенцию уголовного права, при рассмотрении которого мы этого и коснемся. Но и гражданско-правовые отношения требуют, чтобы свободное удовлетворение полового пробуждения обусловлено было лишь добровольным согласием на это обеих сторон. Здесь не могут быть допущены никакие отступления. Не только несовершеннолетние, но и совершеннолетние должны быть охранены от посягательства на телесное насилие, противное их воле. В установлении христианского брака имеется еще достаточно применительно к этому остатков варварства, причем закон заставляет женщину отдаваться своему властелину и повелителю в зависимости от его усмотрения. В этом заключается нечто противоположное мужской верности, лишь формальной в браке. Что касается женщины, то она даже при большой возбудимости в силу физиологических причин лишена возможности располагать таким же правом, и ее жалоба принимается лишь в соображение, когда может быть доказана абсолютная импотенция. Здесь мы видим, насколько неуместно со стороны закона вмешиваться в подробности половых отношений, и право неизбежно уступит место бесправию. Это предусматривается и в судебной практике и интерпретируется «супружескими обязанностями». Индивидуальное половое стремление чрезвычайно неустойчиво и насильное введение его в рамки моногамного законодательного установления не только бессмысленно, но и неосуществимо. Мы должны поэтому считать необоснованными мечтаниями взгляд на брачную жизнь Толстого, относясь однако с уважением к его этическим заключениям. Если мужчина, обладающий сильной чувственностью, сочетался в браке с холодною девушкою, для которой совершение полового акта является чем-то весьма противным, то в одинаковой мере бессмысленно навязывать мужу воздержание, а жене согласие на совершение полового акта. Здесь облегчить положение вещей могут лишь развод, конкубинат или бигамия, если нет места для взаимных уступок. При современном взгляде на вещи разрешается только развод, который, в свою очередь, будет жестоким, если имеется уже налицо беременность, или любимый ребенок, или же любовь и уважение между супругами, без связи с их половыми побуждениями.
Однако, все эти крайности могут быть умерены доброю волей. Не считаясь здесь с вопросами морали, а базируясь лишь на правде, мы желаем урегулировать вопрос в том случае, когда одна сторона постоянно желает, а другая этого не желает. Особенно роковым является здесь то обстоятельство, что половая страсть сосредоточивается на одном индивидууме, причем может случиться, что любовь будет отвергнута безапелляционно, что мы и видим каждодневно. Мы поэтому и полагаем, что не в интересах нравственности навязывать помощью религиозной проповеди, или поэзии, или всяких иных форм, ненарушимость любви в смысле моногамии, т. е. такого положения, в силу которого «женщина (и даже мужчина!) может и обязана лишь единственный раз в жизни любить». Такой жестокий взгляд на вещи должен быть категорически опровергаем, ибо он не страшен в сентиментальных грезах поэта, но является несчастьем для людей, которые видят в нем догму. На почве такого взгляда рождаются мученики, никому ненужные, явившиеся следствием смерти любимой стороны, болезни ее, а также семейного разлада и даже непризнанной любви. Внушаемость играет здесь крупную роль.
И действительно, если может быть по справедливости допустимо право отвергнуть половое посягательство другого, то с точки зрения закона и морали желающий любить, но не встретивший взаимности, может остановиться на другом выборе, который отнесется к нему более благосклонно. Однако, в настоящее время под гнетом общественного мнения люди охотнее остаются терпящей стороною, и на законе лежит обязанность урегулировать такую ненормальность.
Закон признает, что мотивами для развода могут служить дурное обхождение, повреждения в половой сфере, прелюбодеяние, преступность и половая импотенция, но и здесь общественное мнение производит свое давление, а между тем при вышеуказанных условиях возможно еще и требование гражданского удовлетворения, а то уголовного наказания. Чем-то невероятным является гражданский и особенно уголовный взаимный иск неразведенных супругов, у которых брак, само собою разумеется, должно считать фактически нарушенным, а дальнейшее его продолжение в меньшей мере скандальным.
Венерическое заражение является очень важным рассмотреть здесь с точки зрения гигиенически-гуманитарной. Если зараженный венерической болезнью совершает половой акт с другой стороною, этой болезнью не страдающей, то здесь мы встречаемся с ярко выраженным преступлением, причем закон должен вознаградить потерпевшего на счет виновного, не освобождая последнего от наказания. В этом случае, очевидно, обмануто доверие, причем потерпевший имеет право жаловаться, но часто не делает этого из чувства стыда. Это и является на руку преступным элементам, тогда как наказание виновных служило бы вернейшим обеспечением против заражения венерическими болезнями и размножения обремененных наследственным сифилисом детей. Эти последние вообще не должны были бы появляться на свет, о чем и должны позаботиться сифилитически зараженные супруги, прибегая в этом случае, например, к кондому (см. главу XIV).
Мы коснулись уже тоже весьма замысловатого вопроса, имеющего в виду взаимоотношения гражданского права и проституции. Мы резко осудили какую бы то ни было попытку ее урегулирования и официального признания. Однако, каково отношение гражданского закона к свободной проституции, которая этически представляет собою колоссальное зло? Но пока сильно господство Мамоны, нечего и говорить об ее уничтожении, так как торговля телом обусловливается свойственной человеку продажностью, причем люди, привыкшие все получать за деньги, получат за соответствующее вознаграждение и согласие на совершение полового акта. Противодействие может быть только нравственное. Государству надлежит в связи с этим как можно скорее отвернуться от этой клоаки, перестав ее опекать и признавать, но направив всю свою энергию на уничтожение сводничества и каких бы то ни было общественных выступлений проституции, которая таким образом перейдет в сферу исключительно личных интимных взаимоотношений. И торговля собою можно надеяться, окончательно исчезнет с введением более справедливой организации трудовой деятельности, заработной платы, а также с прекращением употребления спиртных напитков.
Резюмируя вышеизложенное, мы заключаем, что последовательные реформы видоизменят гражданский брак в наиболее свободный договор, имеющей целью половое сожитие. Закон поэтому должен вычеркнуть из сферы своей деятельности никому не нужную и даже вредную работу на выяснение половых отношений, заменив ее приведением в должный порядок обязанностей родителей применительно к их потомству. Тогда будет сведено на-нет различие между браком и ничем не связанными половыми отношениями, так как закон будет тогда заботиться не о сохранении полового установления, будто бы утвержденного богом, а об укреплении естественных отношений в семье, служащих к возвышению этических и социальных чувств. (См. главу X. Брак по расчету. Нельзя не улыбнуться, когда разрешают именовать утвержденным богом на всю жизнь установлением такие брачные союзы, как брак богатой девушки с купленным офицером или же собственницы публичного дома с сутенером. Впрочем, в прежние времена брак по покупке был обставлен еще хуже).
Предлагались всевозможные способы для наибольшего облагораживания существующих свободных половых отношений, причем указывалось на бессмысленное обыкновение присваивать замужней женщине другое титулование, чем незамужней, так как действительно можно было бы считать справедливым присваивать неженатому мужчине название «Herrlein», как и незамужней женщине «Fraulein» В зависимости от этого девушка, имеющая ребенка и во всяком случае не сделав этим ничего нехорошего, ибо она слушалась лишь велений природы, оставаясь при таком наименовании, носит на себе как бы клеймо позора. Одна женщина, которая имела от мужчины при свободной любви потомство из девяти человек и заболела душевным расстройством, на мое обращение к ней со словом «Fraulien» иронически ответила мне: «очень приличная „Fraulien“ с девятью детьми». Этот ответ может стоить доброго кодекса. Дети, на самом деле, представляют собою связывающий элемент в браке. При их отсутствии бессмысленным является вмешательство закона в эти брачные отношения, пока нет страдающей стороны, и ничто не могло бы препятствовать самой непритязательной организации гражданского брака. Мы коснемся в дальнейшем более существенной стороны этого вопроса. Уже в наши дни некоторые государства предоставляют право прибегать к законам о гражданском браке, устанавливают брачные договоры, обусловливающие разделение имущества и труда, а также определенные права и обязанности по отношению к потомству, и таким образом как бы вводится поправка в существенные пробелы законодательства.
Характерными являются стремления извращенных в половом смысле людей, особенно же гомосексуалистов (см. главу VIII, б), обручаться и вступать в брак с объектами их любви. Закон с такими «браками» во всяком случае считаться не может, но, поскольку они не отражаются на интересах общества или частных лиц, закон не должен обращать на них никакого внимания, тем более, что и потомства ожидать не приходится.
Правовые отношения детей. Матриархат. Дети, как мы видели, представляют собою действительный, филогенетически и психологически обусловленный, связывающий элемент в браке и семье. Это настолько обосновано, что, как это уже констатировано в главе VI, многие дикие народности тогда лишь юридически признают брак, когда он дал уже потомство; причем бесплодная женщина даже у культурных народов заслуживает пренебрежения. Тем более должно считать ненормальным в правовом смысле тот пункт Наполеоновского кодекса, в силу которого возбраняется разыскивание отцовства. Если считаться со всеми высокими социальными, обязанностями, возлагаемыми на людей воспроизведением, то каким ненормальным порядком должно признать законное освобождение одного из родителей, в данном случае мужчины, от несения ответственности только по той причине, что не были приняты в соображение некоторые религиозные и законные формальности до зачатия. Но, может быть, вина мужчины при рождении ребенка вне брака значительно меньше, чем вина женщины, если вообще здесь может быть речь о проступке? Столь же позорно, сколь и курьезно, что французский язык дает внебрачным детям обозначение «еnfants naturels» (между прочим, и в немецком «naturliche kinder»)! Но тогда, быть может, детей, рожденных в браке, мы будем именовать «surnaturels», или неестественными. Позорно для нашего законодательства ни в чем неповинных внебрачных детей клеймить тем, что им предоставляется лишь в виде исключения присваивать себе фамилию матери, вместо фамилии отца. Если говорить о естественном праве, то дети, независимо от их брачного и внебрачного происхождения, должны быть уравнены в правах своих в социальном отношении, нося имя своего отца или матери, причем последнее было бы даже логичнее. Матриархат, наблюдаемый у дикарей (см. главы VI и XIX), так именно и поступает, являясь значительно более приличным, чем патриархат. Но должно допустить, что, вместе с признанием за женщиной ее социальных прав, исчезнут и преимущества одного лица в брачном союзе. Тогда, между прочим, на основе равноправия обоих полов, материнское имя, в интересах ясности и простоты, сделается вместе с тем и фамильным именем, но очевидна большая близость матери к ребенку, чем отца. Значительно реже является не установленным или сомнительным материнство (дети найденные, подмененные или подкинутые), но оно значительно легче и чаще устанавливается, чем отцовство. Так при одновременных половых сношениях матери с двумя мужчинами, не всегда легко установить истинного отца. Если же исходить из тех попечений, трудностей и даже трат собственного организма, с которыми связано для матери рождение и воспитание ребенка, и которые совершенно чужды отцу, то присвоение ее имени потомству, в качестве фамильного имени, будет особенно справедливым. Наше законодательство с таким положением вещей, к сожалению, еще не считается, но мы должны их всячески подчеркивать, как способ для разрешения многих запутанных вопросов.