Польша против Российской империи: История противостояния
Шрифт:
В 1810 г. Михаил Николаевич поступил в университет на физико-математическое отделение. Здесь он необыкновенно быстро выдвинулся из среды товарищей своими способностями и, несмотря на свой юный возраст (ему было 14 лет), успел основать «Московское общество математиков», к которому сначала примкнули его товарищи студенты, а потом и некоторые профессора. Целью этого общества было распространение в России математических знаний посредством бесплатных публичных лекций по математике и военным наукам. Президентом общества был избран Н. Н. Муравьев, а вице-президентом или директором сын его, студент Михаил Николаевич. Такое влиятельное положение в ученом обществе совсем еще юного Михаила Николаевича несомненно свидетельствует как о чрезвычайно раннем развитии его душевных способностей, так и о неутомимой настойчивости в достижении раз избранной им цели.
Глава II
Поступление графа Муравьева в свиту Его Величества по квартирмейстерской части. — Пребывание его в Вильне. — Служба его при штабе 5-го гвардейского корпуса. — Участие графа Муравьева в Бородинском сражении. — Возвращение его в армию и служба в генеральном штабе. — Женитьба графа Муравьева и выход в отставку.
В конце 1811 года Россия деятельно стала готовиться к войне с Наполеоном I. В это время М. Н. Муравьев, подобно другим молодым дворянам, вышел из университета и отправился в Петербург для поступления
По поступлении на службу, Михаил Николаевич назначен был дежурным смотрителем над колонновожатыми и преподавателем математики, а затем экзаменатором при главном штабе. Но учебные занятия Михаила Николаевича вскоре должны были прекратиться. В начале марта 1812 года военный министр Барклай-де-Толли выехал в Вильну для принятия начальства над первой Западной армией, а 30 марта того же года отправился туда и молодой Муравьев, прикомандированный к штабу армии вместе с своими старшими братьями Александром и Николаем.
По прибытии в Вильну братья Муравьевы поселились в доме Стаховского на Рудницкой улице; к сожалению, место это теперь неизвестно [199] .
Средства у них в это время были весьма ограниченные, и они перебивались, по словам Н. Н. Муравьева, пополам с нуждой. «Скоро начались увеселения в Вильне, балы, театры; но мы не могли в них участвовать по нашему малому достатку, а когда купили себе лошадей, то перестали даже в одно время чай пить».
В мае месяце, М. Н. Муравьев вместе с братом своим Николаем командированы были в 5-й гвардейский корпус, который стоял тогда в городке Видзах. Со времени выступления этого корпуса во внутрь России началась чрезвычайно тяжелая служба обоих Муравьевых, исполненная всевозможных лишений. «С выездом нашего из Видз, — говорит в своих записках Н. Н. Муравьев, — мы почти все время были на коне и очень мало спали: питались кое-чем и ни одного разу не (с. 7) раздевались… Денег мы не имели, и потому положение наше было незавидное; но мы друг другу не жаловались, не воображая себе, чтобы в походе могло быть лучше. Лошадей своих мы часто сами убирали и ложились подле них в сараях, на открытом же воздухе, около коновязи» {42} . По мере дальнейшего движения нашей армии в глубь России, труды и лишения братьев Муравьевых все более и более увеличивались, и часто они едва держались на ногах. Наконец, в Бородинском сражении Михаил Николаевич был тяжело ранен и едва не лишился жизни. Вот как рассказывает об этом брат его Николай: «Во время Бородинского сражения Михаила находился при начальнике главного штаба Бенигсене, на Раевского батарее, в самом сильном огне. Неприятельское ядро ударило лошадь его в грудь и, пронзив ее насквозь, задело брата по левой ляжке, так что сорвало все мясо с повреждением мышц и оголило кость; судя по обширности раны, ядро, казалось, было 12-ти фунтовое. Брату был тогда 16-й год от роду. Михаилу отнесли сажени на две в сторону, где он, неизвестно сколько времени, пролежал в беспамятстве. Он не помнил, как его ядром ударило, но, пришедши в память, увидел себя лежащим среди убитых. Не подозревая себя раненым, он сначала не мог сообразить, что случилось с ним и с его лошадью, лежавшею в нескольких шагах от него. Михаила хотел встать, но едва он приподнялся, как упал и, почувствовав тогда сильную боль, увидел свою рану, кровь и разлетевшуюся в дребезги шпагу свою. Хотя он очень был слаб, но имел еще довольно силы, чтобы приподняться и просить стоявшего подле него Бенигсена, чтобы его вынесли с поля сражения. Бенигсен приказал вынести раненого, что было исполнено четырьмя рядовыми, положившими его на свои шинели; когда же они вынесли его из огня, то положили на землю. Брат дал им червонец и просил их не оставлять его; но трое из них ушли, оставя ружья, а четвертый, отыскав подводу без лошади, взвалил его на телегу, сам взявшись за оглобли, вывез его на большую дорогу и ушел, оставя ружье свое на телеге. Михаила просил мимо ехавшего лекаря, чтобы он его перевязал, но лекарь сначала не обращал на него внимания; когда же брат сказал, что он адъютант Бенигсена, то лекарь взял тряпку и завязал ему ногу просто узлом. Такое положение на большой дороге было очень неприятно. Мимо брата провезли другую телегу (с. 8) с ранеными солдатами; кто-то из сострадания привязал оглобли братниной телеги к первой, и она потащилась потихоньку в Можайск. Брат был так слаб, что его провезли мимо людей наших, и он не имел силы сказать слова, чтобы остановили телегу. Таким образом привезли его в Можайск, где сняли с телеги, положили на улице и бросили одного среди умирающих. Сколько раз ожидал он быть раздавленным артиллерией или повозками. Ввечеру московский ратник перенес его в избу и, подложив ему пук соломы в изголовье, также ушел. Тут уверился Михаила, что смерть его неизбежна. В избу его заглядывали многие, но, видя раненого, уходили и запирали дверь, дабы не слышать просьбу о помощи. Участь многих раненых! Нечаянным образом зашел в эту избу л.-г. казачьего полка урядник Андрианов, который служил при штабе великого князя. Он узнал брата и принес несколько яиц всмятку, которые Михаила съел. Андрианов, уходя, написал мелом, по просьбе брата, на воротах Муравьев 5-й. Ночь была холодная; платье же на нем изодрано от ядра. 27 поутру войска наши уже отступали через Можайск, и надежды на спасение, казалось, никакой более не оставалось, как неожиданный случай вывел брата из сего положения. Когда до Бородинского сражения брат Александр состоял в арьергарде при Коновницыне, товарищем с ним находился по квартирмейстерской части подпоручик Юнг, который перед сражением заболел и поехал в Можайск. Увидя надпись на воротах, он вошел в избу и нашел Михаилу, которого он прежде не знал; не менее того долг сослуживца вызвал его на помощь. Юнг отыскал подводу с проводником и, положив брата на телегу, отправил его в Москву. К счастью случилось, что проводник был из деревни Лукино князя Урусова. Крестьянин приложил все старание свое, чтобы облегчить положение знакомого ему барина, и довез его до 30-й версты, не доезжая Москвы. Михаила просил везде подписывать его имя на избах, в которых он останавливался, дабы мы могли его найти. Александр его и нашел по этой надписи. Он тотчас поехал в Москву, достал там коляску, которую привез к Михаиле и, уложив его, продолжал путь. Приехав в Москву, он послал известить Пусторослаева, который разыскал известного оператора Лемера; но когда сняли с него повязку, то увидели, что антонов огонь уже показался». Лемер тотчас вырезал рану… (текст отсутствует) (с.9) …затем больного уложили в коляску и отправили в Нижний Новгород, где находился его отец.
199
В доме Стаховского была первая квартира в Вильне будущего графа Виленского. Н. Н. Муравьев, находясь в 1851 г. в Вильне с гренадерским корпусом, старался найти этот дом, но не нашел. «Дома все перестроились, — говорит он в своих записках, — и Стаховского имени никто не помнит».
«Спустя несколько лет после сего», рассказывает далее Николай Николаевич Муравьев, «Михаила приезжал в отпуск к отцу в деревню и отыскивал Лукинского крестьянина, чтобы его наградить; но его не было в деревне: он с того времени не возвращался, и никакого слуха о нем не было; вероятно, что он погиб во время войны в числе многих ратников, не возвратившихся в дом свой»{43}.
В Нижнем Новгороде Михаил Николаевич, благодаря попечениям о нем отца его Николая Николаевича и доктора Мудрова, стал быстро оправляться. В это время юный герой был обрадован известием о пожаловании ему за раны, полученные при Бородине, ордена Св. Владимира четвертой степени. Но не долго Михаил Николаевич находился под родительским кровом. В начале следующего года, как только рана закрылась, он отправился к войскам, находившимся тогда за границей, но по состоянию здоровья не мог долго участвовать в войне. В 1814 году он возвратился в Петербург и был назначен поручиком в гвардейский генеральный штаб. Служба в штабе оставляла тогда офицерам очень много досуга, особенно зимой, поэтому Михаил Николаевич, не любивший вообще развлечений, большую часть времени проводил в чтении и за любимыми своими математическими выкладками. Между прочим, он составил тогда руководство под заглавием: «Измерение высот посредством барометрических наблюдений».
В 1818 году 26 августа М. Н. Муравьев вступил в брак со старшей дочерью отставного капитан-поручика гвардии Василия Петровича Шереметьева, семнадцатилетней девицей Пелагеею Васильевною. Сделавшись семьянином, он решился оставить военную службу, к чему, главным образом, побуждала его постоянно открывавшаяся рана на ноге, и заняться сельским хозяйством в имении своей жены. Князь Волконский возвратил, однако, Муравьеву прошение об отставке, ссылаясь на необходимость удержать его на службе, как весьма полезного офицера, и дал ему бессрочный отпуск для поправления расстроенного здоровья. Польщенный таким лестным вниманием своего начальника, Михаил Николаевич пробыл в деревне только одно лето и опять возвратился к своим служебным (с. 10) занятиям. В 1820 году он произведен был в капитаны, а через месяц переведен подполковником в свиту Его Величества по квартирмейстерской части. Но в конце того же года Михаил Николаевич опять подал прошение об увольнении его от службы. Это прошение сопровождалось еще письмом отца Муравьева к князю Волконскому, в котором он просил не удерживать его сына на службе. Волконский должен был уступить таким настоятельным просьбам Муравьевых, хотя с большим сожалением. «Имея много опытов», писал он Николаю Николаевичу, «сколько отличного усердия к службе сына вашего, подполковника Муравьева, столько и редких его способностей, я с большим сожалением решился войти с представлением к Государю Императору об увольнении его от службы, которая лишается в нем одного из достойнейших офицеров»{44}.
Глава III.
Жизнь графа Муравьева в деревне. — Арест его. — Записка об улучшении административных и судебных учреждений. — Назначение гр. Муравьева вице-губернатором в Витебске. — Северо-Западный края в первой четверти текущего столетия. — Воззрение гр. Муравьева на прошлые судьбы Северо-Западного края. — Назначение гр. Муравьева губернатором Могилевской губернии. — Участие его в усмирении польского восстания 1831 года. — Управление Гродненской губернией. — Служба графа Муравьева в Петербурге.
20 ноября 1820 года М. Н. Муравьев вышел в отставку и поселился со своей молодою супругою в ее имении Лазицах Смоленской губернии. 1820 и 1821 годы были крайне тяжелыми годами для Смоленской и соседних губерний. Двухлетний неурожай решительно подорвал благосостояние не только крестьян, но и многих помещиков. В это тяжелое время М. Н. Муравьев явился истинным благодетелем крестьян как своих, так и соседних помещиков. На прокормление крестьян и на корм их скота, он издержал до 20 тысяч рублей. Этим он заслужил горячую к себе любовь не только со стороны своих крестьян, быстро оправившихся (с. 11) от последствий неурожая, но и со стороны соседних дворян.
В 1826 году Бог судил Михаилу Николаевичу пережить тяжкое время. Заподозренный в том, что принимал участие в заговоре «декабристов», которые задумывали преобразовать государственное устройство России, он был арестован и некоторое время содержался в заключении, но как только дело было разобрано, он немедленно получил свободу и снова зачислен был в военную службу, хотя без назначения к какой-либо должности.
В январе 1827 года М. Н. Муравьев имел счастье представить Государю Императору Николаю Павловичу замечательную записку об улучшении местных административных и судебных учреждений и истреблении в них взяточничества. Записку эту Муравьев представил при следующем всеподданнейшем письме: «Был вынужден, лет семь тому назад, вследствие своей раны, оставить военное поприще и поселиться в отдаленной от столицы провинции, я старался употребить с пользою свободное время, подготовляя себя к ознакомлению с гражданскою службою, — единственной, в которой я мог бы еще надеяться служить моему Государю. Уединение доставило мне необходимый досуг для изучения существующего у нас устройства внутреннего административного управления, печальных злоупотреблений, всюду совершаемых, уничтожения или искажения самых полезных установлений и, наконец, гибельного влияния такого порядка вещей на общественную нравственность. При виде этого печального зрелища, у меня всегда надрывалось сердце от невозможности быть полезным своим существованием на гражданском поприще, почему и должен был ограничиться наблюдением и записыванием своих замечаний об этом источнике зла, подтачивающего наши нравы и породившего почти всеобщую страсть к лихоимству и продажности. Может быть, Государь, я и ошибаюсь в замечаниях своих о предмете столь великой важности, но осмеливаюсь представить Вашему Величеству свои размышления, будучи убежден в великодушии и снисходительности, с которыми Вы примете всякое чувство честное и искреннее, внушенное верноподданному естественною привязанностью к своему Государю и желанием споспешествовать своими слабыми силами всеобщему благу».
Кроме верного изображения недостатков нашей гражданственности, записка Муравьева представляет еще любопытные черты для характеристики ее составителя. «В авторе ее видна» (с. 12) говорит биограф Муравьева, «спокойная наблюдательность, практический ум и замечательная зрелость взглядов на самые важные вопросы внутренней политики и управления»{45}.
12 июня того же 1827 года было знаменательным днем в жизни М. Н. Муравьева. В этот день он назначен был вице-губернатором в Витебск. Целых восемь лет он провел с этого момента в Северо-Западном крае России, стоя во главе гражданскаго управления сначала в качестве витебскаго вице-губернатора, а потом могилевскаго и гродненскаго губернатора.