Польская литература ХХ века. 1890-1990
Шрифт:
Остался верен своим творческим убеждениям о необходимости утверждения универсальных ценностей человеческого бытия В. Мысливский в обширном лирико-эпическом романе «Горизонт» (1996) об истории жизни обыкновенной провинциальной польской семьи. В судьбах ее членов преломляются эпохальные исторические события XX века.
Адекватным для переживания непостижимого хаоса мира, в том числе информационного, оказавшегося непосильной нагрузкой для психики и чувственного мира человека, многим писателям и критикам стал видеться постмодернизм, который освобождает личность от любого рода детерминизма, а значит, и от любого рода запретов, лежащих в основании культуры как формы жизни.
Постмодернизм появился как необходимое, по-видимому, противоядие против социологического либо психологического перекоса в культуре и в литературе. Но постмодернизм отказался от веры в возможность объективного изображения действительности, от существования объективной истины вообще, от познания литературой (и культурой в целом) человека и ее воздействия на судьбы людей. А претендуя на роль универсального
Показательны для попыток выстроить «постмодернизм с человеческим лицом» иронические, с большой долей гротеска и невероятных предположений, романы представителя среднего поколения Э. Редлиньского «Крысополяки» (1994), «Кровоистечение» (1999), «Трансформейшен или Как рулька танцевала с гамбургером» (2002), «Телефрения» (2006) – о жизни современных поляков в стране и за рубежом.
В еще большей степени черты постмодернизма проявились в прозе нового поколения писателей («поколение 1960»). В литературу входят Анджей Стасюк (р. 1960), Ольга Токарчук (р. 1962), Павел Хюлле (р. 1957), Изабелла Филипяк (р. 1961), Мануэла Гретковская (р. 1964), Наташа Гёрке (р. 1960), Збигнев Крушиньский (р. 1957), Анна Болецкая (р. 1951), Александр Юревич (р. 1952) и др.; с поздними дебютами выступают писатели Томек Трызна (р. 1948), Стефан Хвин (р. 1949), Ежи Пильх (р. 1952),), Магдалена Тулли (р. 1955), Януш Рудницкий (р. 1956), Марек Беньчик (р. 1956) и др. Характеризуя их прозу 90-х гг. в целом, вслед за ее вдумчивым исследователем И. Е. Адельгейм {206} , можно сказать, что эта проза – бунт поколения против традиции документировать в литературе свое время. Она избегает, как правило, злободневных польских реалий и проблем, она отражает не столько изменяющийся внешний мир, сколько записывает индивидуальные способы переживания, выживания, столкновения с миром и вырабатывает новый психологический язык, передающий эти состояния.
206
См.: Адельгейм И. Е. Поэтика «промежутка»: молодая польская проза после 1989 года. М.: «Индрик». 2005.
Читательское признание завоевали произведения П. Хюлле «Вайзер Давидек» (1987), А. Стасюка «Белый ворон» (1995), «Девять» (1999), О. Токарчук «Путь Людей Книги» (1993), «Э. Э.» (1995), «Правек и другие времена» (1996), «Дом дневной, дом ночной» (1998), М. Тулли «Сны и камни» (1995). В них немало черт, связанных с поэтикой постмодернизма, но в их основе – подлинная жизнь с ее предметами, красками, фактами, живыми людьми, глубокими, не выдуманными личными трагедиями и переживаниями.
Одна из главных тем новой прозы – вхождение нового поколения в жизнь и в литературу. Раскрывая эту тему писатели обращаются к своему главному жизненному опыту – детству и отрочеству с ощущением утраты в зрелом возрасте свежего и цельного юношеского мировосприятия. Такого рода произведения получили определение «роман инициации» (многие романы П. Хюлле, О. Токарчук, Т. Трызны, М. Гретковской, И. Филипяк и др.).
Другой способ обретения собственного «я» – обращение к «малой родине». Внимание писателей привлекает жизнь окраин, пограничья – «кресов», где происходит стык разнообразных этнических культур, взаимодействие разных языков и разных моделей мира. На этом пространстве судьбы поляков пересекались с судьбами украинцев, белорусов, литовцев, русских, евреев, татар, немцев и других этносов. Пограничье – это и синтез, и конфликт разных культур, оно может и объединять, и разделять людей. Вот почему в литературе развиваются две противоположные тенденции: с одной стороны, мифологизация «кресов», как некоего утраченного рая, в котором сохранялись завещанные предками высокие этические нормы отношений между людьми и народами, с другой – изображение многоэтничных кресов как арены противостояния этносов, непримиримой борьбы между ними. Эта проблематика нашла свое отражение в повестях и романах А. Юревича «Лида» (1990) – о белорусском детстве писателя, О. Токарчук «Дом дневной, дом ночной» (1998) – о Нижней Силезии, А. Стасюка «Галицийские повести» (1995) и «Дукля» (1997), посвященных Бескидам, и т. д. «Кресы, – писал А. Юревич, – во многих сердцах пробуждают сантименты, нежность. Это мир первый, первоначальный. Там впервые забилось наше сердце, там открылись наши глаза. Там мы делали первые шаги, там остались следы всего того неповторимого, что случилось в нашей жизни – слова, грех, любовь, слезы, молодость родителей… Так рождаются наши внутренние индивидуальные, субъективные мифы, наша личная мифология, основанная на памяти» {207} . Раньше проза о кресах опиралась на собственный опыт, на живую память авторов; молодые писатели знают прежние кресы лишь по литературе и семейным преданиям, что не останавливает их перед ностальгическим их изображением, как правило, не от собственного имени, а от лица
207
Цит. по: Czapli'nski P. Wzniosle tesknoty. Nostalgie w prozie lat dziewie'cdziesiatych. Krak'ow, 2001. S. 108.
Юмористические и гротескные интонации, восходящие к произведениям чешских писателей Я. Гашека и Б. Грабала, присущи прозе Е. Пильха (р. 1952) «Заговор прелюбодеек» (1993), «Песни пьющих» (2002) и П. Хюлле «Мерседес-бенц. Из писем к Грабалу» (2001), выпустившего также роман «Касторп» (2004) – вариацию на тему романа Т. Манна «Волшебная гора».
Привлекают внимание писателей, родившихся много лет спустя после войны, и военные годы, обнажившие важнейшие проблемы человеческого существования. Из ряда произведений 90-х гг., связанных с военной темой, заслуженную известность получил роман С. Хвина «Ханеман» (1995) – о жизни Гданьска до и после войны. Герой романа, гданьский немец Ханеман, чужд своим сородичам с их нацистскими иллюзиями, он привязан к любимому Гданьску и не бежит из него от наступающей русской армии. Но он чужд и полякам, установившим власть в городе. Военная и послевоенная жизнь героя воплощает трагизм и одиночество человека, бессильного перед молохом истории.
В документальной прозе бестселлерами стали книги Рышарда Капущиньского (1932–2007). Его художественные репортажи из «горячих точек» «третьего мира» – Эфиопии («Император»), Ирана («Шахиншах» – о крушении режима Реза Пехлеви) и др. – стали классикой жанра, изданы на многих языках. «Империя» (1993) Капущиньского, вышедшая в 2007 г. уже пятнадцатым изданием, посвящена краху Советского Союза – «последней империи на земле». При всем остроумии автора и стилистических достоинствах книги в ней содержится немало банальных стереотипов восприятия жизни России. Весьма критично отнесся к ним, в частности, автор глубоких наблюдений над жизнью русского Севера и раздумий о судьбах России Мариуш Вильк (р. 1955). Вильк живет в России уже более семнадцати лет (вначале на Соловках, затем в Карелии и на Кольском полуострове). В 1998 г. он выпустил сложную по жанру книгу «Волчий блокнот» (1998), в которой заметки о жизни современных Соловков переплетаются с историческими и культурологическими отступлениями и комментариями. Русскому Северу посвящены и следующие книги писателя – «Волок» (2005), «Дом на берегу Онежского озера» (2006) и «Тропами северного оленя» (2007).
Состояние поэзии характеризует своего рода инфляция. Например, только в 2000 г. было издано свыше 800 сборников стихов. Несмотря на огромный приток в поэзию молодых (как правило, мало читаемых) поэтов, ведущая роль в поэзии принадлежит известным мастерам. С новыми сборниками стихов выступают Я. Твардовский («Небо в хорошем настроении», 1998), Я. М. Рымкевич («Закат солнца в Миланувеке», 2002), Ю. Хартвиг, А. Мендзыжецкий и др.
Со времени дебюта Т. Ружевича прошло более шестидесяти лет, но по-прежнему каждая новая книга Ружевича становится событием в литературной жизни Польши. За прошедшие годы вышли в свет десятки сборников его стихов, рассказов, драм, очерков, статей, киносценариев. Имя Ружевича получило мировую известность, польская критика справедливо причисляет его к «классикам мировой литературы» {208} .
208
Kisiel M. Dekada R'ozewicza // Postscriptum, 2002, Nr 1. S. 62.
Поэтические книги Т. Ружевича 1990-2000-х гг. относятся к вершинным достижениям его поэзии: «Барельеф» (1991), «всегда фрагмент» (1996), «всегда фрагмент, recycling» (1998), «ножик профессора» (2001), «серая полоса» (2002), «выход» (2004). Новые стихотворения Ружевича развивают прежние мотивы его творчества, но и дополняют, и обогащают их новым опытом умудренного жизнью поэта. Свою задачу поэт видит в объяснении людям своего катастрофического видения современной культуры, ее состояния упадка и хаоса. Только с помощью созерцательно-скептической поэзии можно понять кое-что в этом мире, находясь «внутри» него. Поэт осознает свою принадлежность к великой традиции европейской культуры. Ее представителям, конфликтовавшим со своим окружением и не понятым им, он посвятил свои рефлективные зарисовки. Героями многих его стихотворений стали Кафка, Рильке, Тетмайер, Л. Толстой, Э. Паунд, Пикассо, Беккет, Мицкевич, Словацкий, Красиньский и др.
Выводя на поэтическую сцену как бы своего двойника – будь то Л. Толстой или кто-либо другой из великих предшественников, случайный прохожий, некто совсем неопределенный и т. п., – поэт все реже говорит от своего имени. Но все эти персонажи выступают в одной и той же роли, в их монологах о своей жизни (или в описаниях их жизни) звучит сходная скорбная нота о прошедшей либо утраченной жизни, о неизбежном приближении смерти:
малютка смертьначинает ходитьсозреваетбыстро растетночью спитна моем сердцена губахна морена черном камне